Савелий проснулся на полу. Расстояние, отделявшее его от кровати, не превышало метра. Из чего он сделал вывод, что вчера капитально перебрал. С трудом поднявшись, Сава потерял равновесие. Траектория, по которой отправилось в полет грузное тело , была замысловатой. Сначала Сава ударился об стену, и оторвал картину с изображением пляшущего морячка, затем , с мычанием, продолжил свое движение в сторону тумбочки. Там, завалив банку с засохшим букетом, он всей массой устремился на шкаф. Шкаф радушно поприветствовал Савелия открытыми дверями.
На грохот к комнате Савы приближалось другое тело. Родитель, а по совместительству и собутыльник, Прохор Геннадьевич Бородавкин, неуверенно преодолевая сопротивление воздуха, шел на помощь. Он медленно прошёл через зал,обернулся и посмотрел на свою жену. Боевая подруга лежала на диване со скрещенными на груди руками. Взгляд ее был устремлен в потолок. Складывалось впечатление, что она видит там какое-то изображение, вроде картины «Тайная Вечеря» и заворожено ей восхищается.
Прохор Геннадьевич томно посмотрел на потолок, ничего там не увидел, пренебрежительно плюнул и продолжил свой путь.
— Сава, сынок, ты что? — субтильный папаша, качаясь в дверном проеме, смотрел на отпрыска косыми глазами.
— Папа, извините… Спилотировал неудачно, — из-под кучи тряпок вещал Сава.— Полноте вам пялится! Подайте, что ли, руку.
Перед тем, как подать сыну руку, Прохор Геннадьевич с грустью посмотрел на валявшуюся картину.
— Коля Глушенков написал... Кореш забубенный. Покойничек уже.. А морячок , если хочешь знать - это я. Эх, бля…Плясал я в молодости.. Завал. — отец нагнулся, чтобы помочь встать Савелию и сам упал, как подкошенный.
— Ебаныйсукаблятьврот!!!
Отдохнув пару минут на полу , Прохор Генадьевич повернулся лицом к уже засыпающему сыночку:
— Сава, а что с Юрием Сергеевичем делать будем?
— А кто это? — Савелий лениво открыл правый глаз.
— Как кто? Участковый наш! — ответил отец. — Бывший.
— Бывший? И что с ним делать-то надо, папа? Что-то я не пойму вашего каверзного вопроса. — Савелий приподнялся, оперся на локоть и сверху смотрел на отца.
— Не поймет он… — Прохор Геннадьевич медленно встал , поднял картину и повесил ее на место. — Что тут непонятного? Избавляться нам от него надо. Я вот что думаю: надо его с крыши сбросить. Дескать, шел человек, проверял все ли на крыше в порядке, споткнулся и ебнулся с высоты пятого этажа. Бывает.
Глаза Савелия округлились до неприличных размеров. Он встал. Уверенно.
— Папа ты в своем уме? Какая крыша, какой участковый?!
— Иди, полюбуйся, какой. На кухне лежит. Тобой, кстати, усыпленный. Что вылупился, дятел? Вчера уебал этому жлобу молотком по еблищу, а сейчас мне тут цирк устраиваешь.
— Кто уебал? Я?!
— Нет. Мамка твоя полоумная. Ты и уебал. Сука, кровищу ели смыл… С утра попробовал его топориком разрубить, ну, чтобы покомпактнее сделать и в спортивную сумку упаковать . Хуй там. Топор тупой, пиздец. Ток кости ему поломал. Вот я и говорю, давай его на крышу затащим и скинем . Ну, чтобы все правдоподобно выглядело…
Савелий сел на кровать. Бледный вид и трясущиеся руки говорили о надвигающейся истерике.
— А эта дура ночью ему пыталась отсосать. Я ей говорю: Зой, он же мертвый. А она мне, мол, он мертвый круче, чем ты живой. Ну не сука, а?Вот я ей и сковородой по чану и съездил — сейчас лежит и кино смотрит. На потолке.
— Да что ты говоришь такое? Ну, пили вчера. Да. Футбол смотрели… Дальше не помню. — Сава нервно кусал пальцы. — Да не мог я такого сделать, не мог!!! С хуя ли его молотком то?
— А с такого хуя, что он вчера тебе заявил, что Лидку твою в жопу ебал намедни, и пришел к нам, чтобы сказать тебе, что у них любовь. Ну, и сам понимаешь… Третий лишний.
— Да что ты городишь такое, ебанный в рот?!!
Савелий вскочил, оттолкнул отца, и, слегка шатаясь, выбежал из комнаты. Вернулся он быстро.
— А где мент то?— испуганно спросил он.
— Что обосрался? — отец лукаво усмехнулся. — Да пошутил, я ёбти!
Сделав большой выдох, Савелий неодобрительно покачал головой.
— Ну, ты вообще, папа… Шуточки у тебя.
— А как тебя поднять-то было? Вон у матери заёб очередной, допилась. Надо опять в дурку везти. А я пьяный еще. И ты, сука, спишь как мамонт.
— Ну, спасибо тебе, папа! Взбодрил.
* * *
Час спустя мотоцикл «Урал» с тремя фигурантами в арбузных корочках выехал из города и направился в сторону поселка Матросы, где находилась больница для душевнобольных.
Единственную даму в этой веселой компании, Зою Леонидовну Бородавкину, заботливые муж и сын отвозили туда в четвертый раз…
|