Начало здесь: http://www.gonduras.org/index.php?a=4023
Теперь все было по-настоящему - одна команда была с синими повязками, другая - с красными. Правда, всем хотелось иметь красные, но делились они строго по справедливости - по жребию...
Игра получилась жаркой. Наш смешанный белорусско-еврейский барак заколотил немцам три гола, а я бегал в своих воротах сухонький и в прямом, и переносном смысле. Но немцы были не те ребята, чтобы так легко сдаваться. Мои ворота стояли почти у кромки лужи, и первый мяч мне пришлось выуживать из грязной воды, едва начался второй тайм. А потом еще один. Наши грозили мне кулаками, обещали утопить, в случае чего, но ничто не помогло - третий раз я полез в лужу после очередного гола. Наши явно приуныли, зато немцы бегали, как заведенные, будто и не жрали, как и мы, картофельные очистки и полупротухшую камбалу.
Они опять начали атаку. Мой друг Макс, маленький, юркий, проскользнул по правому краю и перед ним из наших не осталось никого. Все, конец! Я уже не верил, что смогу отразить удар, и ненавидел своего друга за такую лихость владения мячом. Но удара не последовало.
На поле появились новые игроки. Все знали их в "соцгородке" - Степан Кацара и Вася Рылаткин. Один - здоровенный мужик, так что шинель чуть не лопалась на спине, и маленький смешливый Рылаткин, вечный балагур и матерщинник. Ни одна женщина не проходила мимо него, чтобы не получить вслед какую-нибудь скабрезную шутку. Но он парень был добрый, веселый, да и женщины на него не обижались, шутки были хоть и грубоватые, но не обидные, не оскорбительные. Да и женщины у нас в "соцгородке" за словом в карман не лазили, тоже были не из "барынь", а те, кто и был из настоящих "барынь", давно постарались забыть это страшное слово.
Оба были навеселе - сегодня, все знали, в зоне была получка. Степан размахнулся и изо всех сил треснул по мячу. Бедогага не выдержал удара яловым сапогом здоровенного бугая и, негромко пшикнув, лопнул. Мы замерли. Игра закончилась. Теперь надо будет снова просить Ляо, старого китайца, чтобы зашил дратвой новую дырку, а уж на камеру, наверняка, надо будет скидываться, кто сколько может, и попытаться купить. Она целых восемь рублей стоила. Две с половиной буханки хлеба, по карточкам если...
Вася Рылаткин засмеялся своим звонким голоском.
- Вот это удар! Бобров! Федотов! Один удар, и мяча нет. Учитесь, шкеты!
Васькина грубая лесть подтолкнула здоровяка Степана на новые спортивные подвиги.
- Да я кого хошь на ту сторону лужи по воздуху одним ударом доставлю. Спорим?
Пьяненький Вася плохо соображал, о чем речь, но радостно согласился.
- Заметано, Степа, спорим? А на что?
- А на две бутылки "сучка"!
- Идет!
Степан поманил громадным плоским пальцем к себе меня и Макса.
- Идите сюда. Как вы делитесь на команды?
Мы объяснили.
- Вот и загадывайте, кто попрыгунчик, а кто стрекоза из вас будет.
Долго решать нечего было, какая разница... Пошептались для порядку и подошли.
Вася не выдержал первый.
- Моя стрекоза.
Я посмотрел на Макса, стрекозой был он. На меня же уставился налитой пьяный глаз Степана.
- А ты, значит, будешь у меня попрыгунчиком. Вася, ты начинаешь. Значит так, ставишь свою стрекозу на линию ворот и... зафундыриваешь подальше в лужу. Только пыром не бить, а то прибьешь пацана, мороки потом не оберешься. И каблуком тоже. Всей подошвой, понял. А потом мериться будем, кто дальше.
Василий все еще смеялся и, что-то наговаривая Максу в ухо, повел к воротам. Мой друг стал спиной к Ваське. Степан вмешался.
- Э, нет! Нагнись пацан, а то он тебе спину пополам переломит, стань раком.
Макс покорно согнулся и даже издалека было видно, как он съежился в ожидании удара.
Васька разбежался, как заправский форвард, и с размаху вломил сапожищем в хилую максову задницу. Удар получился сильный, бежать на карачках оказалось трудно, так что Макс пробежал всего шесть-семь шагов, а затем как бы заскользил вперед, падая ничком в грязную лужу, и еще немного проплыл по инерции. Да так и остался лежать на воде. Немногочисленные зрители, в основном ребятишки - большинство взрослых благоразумно поспешили убраться от греха подальше - забеспокоились, не захлебнулся ли, но Макс встал на колени, потом с трудом - на ноги. С него стекала грязная мутная вода нашей лужи.
Васька ржал, по обыкновению, а Степан, подоткнув полы шинели под пояс, деловито мерял шагами "полет" Макса.
- Одиннадцать! Пенальти! Слабовато, Васька! Смотри, как надо!
По дороге из лужи Степан лично установил меня на линии ворот, пригнул голову к земле и успокоил:
- Не боись, со все силы не буду. Мне только того дурачка на две бутылки выставить и все. Стой и не шевелись, а то еще промажу, попаду, куда не надо, век детишек не заимеешь.
Все еще смеясь своей шутке, Степан на стал далеко разбегаться и изображать из себя футболиста. Он сделал три шага и что-то черное, огромное и больное обрушилось на меня, перехватив дыхание. Как я двигался, летел ли, бежал, катился, полз или плыл, не помню. Все заглушила боль и наступившая вдруг тишина...
Степан уж не смотрел на меня, он знал, что победил, и теперь в обнимку с Васькой они шли за выигранными Степаном бутылками.
Меня кто-то тряс, изо рта у меня бежала грязная лужная вода, я кашлял, сморкался и исходил соплями, казалось, из меня выливается сама лужа со всеми ее нечистотами. Что было в штанах? Наверно, то же самое. Я хотел что-то сказать, но не получалось, какая-то дрянь во рту мне мешала. Васька поднимал мне голову, но она у меня никак не хотела подниматься.
- Ребя, он на гвоздь от доски напоролся, насквозь прошел. Ну-ка, держите ему голову, я сейчас выдерну, а то заражение будет.
Васька рванул за доску, гвоздь выскочил из моей щеки. Боль оказалась несильной, наверно, по сравнению с той, что жгла мне задницу. Мне на руках вынесли на берег. Ваьска скомандовал: давай, снимай с него штаны, жопу посмотрим, может он че там сломал... Даже сквозь боль я чувствовал стыд, когда с меня прилюдно снимали штаны.
Но великий доктор Васька, бегло осмотрев мои тощие ягодицы, авторитетно заявил:
- Синюха будет - во! А так, вроде, все цело.
На меня натянули штаны. Макс подошел и дал мне свой белоснежный платок.
- На, приложи к ране. Ее надо обеззаразить, а у кого есть йод? У тебя дома есть?
- Есть, но мамки дома нет.
- Пошли к китайцу, у него все есть.
Мы пошли, вернее шли мои друзья, а я висел у них на плечах - ягодицы будто онемели, так бывает, когда отлежишь руку или ногу. Старый китаец все понял сразу, хотя по-русски почти не умел говорить, зато все понимал. Он быстро свернул свой сундучок с сапожными принадлежностями, перекинул пояс на лоб и посеменил. Жил он в китайском бараке, и все китайчата - взрослые промышляли сапожным делом в городе, торговали пихтовыми жвачками или сахарными петушками - уставились на нас в испуге. Между нашими бараками часто происходили драки, но сейчас все понимали - время перемирия...
Ляо быстро разжег керогаз, вскипятил кружку воды, потом взял палочку, которыми они едят, обкрутил ватой и засунул в кипяток. Я со страхом наблюдал за китайскими манипуляциями, но старик знал свое дело. Откуда-то из-за шкафа появилась громадная бутыль с йодом. А йода я сейчас боялся! Больше, чем Степана Кацару!
Китаец туже обмотал вату вокруг палочки, засунул ее в бутыль и вдруг, неожиданно, воткнул мне ее в щеку! Я пытался заорать, но полноценного крика не получилось, палка во рту мешала развернуться - так, получилось жалкое повизгивание с некоторыми переливами. А китаец начал безжалостно шуровать туда-сюда, туда-сюда... Мне показалось, что я помираю уже второй раз за день, когда китаец вытащил палочку и приложил чистые тряпочки снаружи и изнутри.
- Дерзи язиком!
Когда страшная процедура прочистки раны закончилась, я огляделся. На лицах моих друзей читался такой же страх, как, наверно, и у меня. Они за меня переживали. И боялись, наверно, тоже, немного...
Мы стали благодарить старого китайца, но тот только отмахивался руками. Достал с полки бутылочку и велел каждые полчаса полоскать рот и смачивать ранку снаружи.
Кровь уже почти не сочилась, боль в ягодицах становилась все тупее и терпимее, я уже, хоть и нараскоряку, мог идти сам. Васька в порыве благородства схватил китайский сундук, который оказался не таким легким, но Ляо легко перехватил его, снова закинул широкий ремень на лоб и мы пошло обратной дорогой. К нашей луже.
Вдруг Васька остановился.
- А игра! Мы же на закончили игру?
Макс вопросительно посмотрел на меня. Я протянул другу руку.
- Ничья?
- Ничья!
К старости у меня возникла причуда - стал носить бороду. Наверно, от лени - меньше работы, не так часто можно бриться... Но один кусок своей физиономии я брею с особой осторожностью. Даже самый безопасные бритвы в мире иногда срезают кусочек кожи с плохо сросшегося шрама на правой щеке. И тогда на ослепительный кафель умывальника падает капля крови. Только мне она не кажется красной, а мутной и ржавой, как вода из нашей лужи |
