Начало здесь: http://www.gonduras.org/index.php?a=3258  

                             http://www.gonduras.org/index.php?a=3271

                             http://www.gonduras.org/index.php?a=3278

                             http://www.gonduras.org/index.php?a=3289

                             http://www.gonduras.org/index.php?a=3298 

                             http://www.gonduras.org/index.php?a=3306

5. Я


Учитель резко дергает меня за рукав и кричит на ухо:
- Махмуд! Ты чего же это меня не слушаешь?!
- Прости, Учитель, задумался, - отвечаю я.
Он внимательно смотрит мне в глаза и вдруг неожиданно называет меня по имени:
- Андрей, я ж вижу, о ком ты задумался. О Маше, - Учитель опускается на мокрую скамейку, теребит пакет и зеленоглазый олень на нем теряет очертания.
- Ты с ней виделся, говорил? - осторожно спрашиваю я.
- Да.
- И что?
- Все.
- Все?
- Нет ее больше, она умерла. Я не говорил, мы с нгей иногда перзванивались, она долго болела и вчера умерла. Мне сегодня утром сообщили. Вот так вот...
Я опускаюсь рядом с Учителем, и вдруг меня прорывает:
- Что же ты молчал!? Ты не понимаешь, черт подери, Учитель, бля! Почему ты мне сразу не сказал!? Ведь, ее же похоронят в чужом городе, какой-то чужой мужик похоронит!
Учитель поднимает на меня удивленный взгляд.
- Ты, блин, просто ни хрена не знаешь! - я перехожу на крик, вскакиваю со скамейки и машу руками. - Однажды, она мне говорила, что хочет, чтоб ее похоронили на нашем кладбище! Понимаешь? Ей там нравилось, мы там, в шахматы играли. Вот на нем, на нашем кладбище!.. Она так и говорила: "Здесь хорошо, если я умру, то хочу что бы здесь меня похоронили!"
Учитель грустно усмехается и переспрашивает:
- В шахматы? Ты, Махмуд, в шахматы, что ли умеешь играть? Я думал ты только плясать можешь, когда пьяный.
- Достал ты уже, своими тупыми шуточками! Понял, Учитель, бля!
Учитель резко поднимается:
- Ладно, Махмуд! Не маши ластами. Раз она хотела, говорила, то поехали, - заберем ее.
Я теряюсь:
- Заберем? А как, куда, где?
- Все ж, ты Махмуд, такой же тупой, как Валюшка-зайчик. Я ж тебе сказал - вчера умерла, сегодня утром сообщили. Значит что? Значит - едем, конечно же, в морг.
- Дак, это.... Это же в другом городе...
- Ну, правильно! Не в нашем, а километров шестьсот отсюда, а может и все шестьсот шестьдесят шесть.
- Далеко...
Учитель коротко хохочет, треплет меня по плечу, а потом выскакивает на дорогу, - ловит машину.
Никто из водителей долго не соглашается на такую поездку, но ему все же удается уговорить одного, на "Газели". Пыхтя, Учитель забегает на остановку, хватает свой пакет, и мы устраиваемся в неудобной кабине, едем, в незнакомый мне город - за шестьсот, а может быть за все шестьсот шестьдесят километров отсюда...
За окном темнота, дождь, бесконечные поля, и почему-то никаких встречных огней, встречных машин. В свете фар я вижу только тени птиц. Учитель ставит случайно оказавшуюся у него кассету King Crimson, рассказывает анекдоты, напевает, периодически залезает в пакет и поедает его содержимое. Водителя это раздражает, он морщится, но терпит. Я прислоняюсь к стеклу, смотрю на тени и дремлю. Так продолжается часов десять-двенадцать...
Неожиданно меня будит резкий толчок в плечо. Передо мной сердитое лицо Учителя:
- Давай, Махмуд, вылазь, приехали. Хрена ты спать!
Мы выходим из "Газели". Уже светло, часов, наверное, девять утра. Я кручу головой:
- А что это за город?
- Какая, тебе разница, Махмуд! Город тот, что нам нужен, - сердится Учитель и указывает на низкое здание красного кирпича. - Главное чтоб морг оказался тот самый. Если нет, то придется в другой ехать. Их тут у них штук сорок, наверное.
В третьем по счету морге нам говорят, что тело Маши - здесь, и Учитель требует его выдачи.
Сухой лысый мужик в сером халате пускает поверх наших голов дым "Примы":
- На каком основании я должен выдать вам покойную?
- Основание тебе надо!? - возмущается Учитель. - Неужели не видно, что я - бывший муж, а со мной - ее бывший любовник, которого я называю Махмудом. При чем сначала он был любовником, а потом я мужем. То есть - неодновремннно.
Мужик прокашливается, сует пятерню под медицинский мятый колпак и чешется, после чего берет у Учителя его паспорт, жмуря глаза, медленно изучает.
- Послушайте, но вы же разведены с покойной. Что же вы мне голову морочите?
Учитель приближается к мужику, заглядывает ему в глаза и громким шепотом говорит:
- Ты не понял, дальше листай, санитар.
- Я не санитар, - говорит мужик, листает паспорт, обнаруживает несколько купюр, понятливо кивает и скрывается в коридоре, из которого льется синий свет, вызывая во мне гнетущее ощущение.
- Приятное местечко! - сложив руки на животе, ухмыляется Учитель, и наблюдает за тем, как двое молодых работников, громко ругаясь, транспортируют покойника внушительных размеров в глубину коридора. - Вот со мной тоже потом хлопот не оберешься.
- Неужели, Учитель, ты смертен? - шучу я.
- Ну, мало ли! Всякие неприятности бывают.
Привозят Машу. Ее тело покрыто черным целлофаном. Я вижу ее сомкнутые ресницы, вижу ее лицо, отмечаю, что оно ничуть не изменилась. Учитель, пыхтя, расписывается в бумагах, подходит к Маше, сбрасывает целлофан и в нерешительности замирает, - она совершенно голая.
- Эй, послушайте! - кричу я. - Принесите одежду!
Нам приносят, мы молча одеваем Машу. Я беру ее на руки и несу к Газели. Водитель открывает дверь фургона, и снова наступает пауза: по бокам - скамейки, посредине - деревянный пол.
- Слушай, водило, и чего делать? - спрашивает Учитель.
- Пусть она едет в кабине, а мы - здесь, - предлагаю я.
- Сдурел что ли?! Со мной что ли? - возмущается водитель. - Гроб какой-нибудь купите. Покойников в гробах перевозят.
Учитель внезапно багровеет, потрясая щеками, кричит на него:
- Ты, люмпен, бля! Ты сам у меня сейчас покойником станешь! - потом немного успокаивается, бросает мне: - Махмудище! стой здесь, а мы - в мебельный, - и решительно направляется к кабине.
Водитель спешит за ним - Газель срывается с места. Я ищу глазами скамейку, чтобы присесть и натыкаюсь взглядом на приближающуюся ко мне старушку в белом халате. В руках она держит Машину кожаную куртку бордового цвета.
- Забыли, вот. Это - ее. Холодно на улице, осень, - говорит старушка и помогает одеть куртку на Машу.
Я хочу отблагодарить добрую женщину - пытаясь удержать Машу одной рукой, тянусь другой к карману с мелкими купюрами, - но старушка хмурится, восклицает:
- Бог с тобой! - семенит к дверям морга и исчезает за ними.
Моя рука машинально оказывается в кармане Машиной куртки. Я нащупываю нэцкэ лысого мальчика, серебряный кулон в виде бритвенного лезвия и, наконец, - миниатюрную книжку, величиной с ноготь. Ее я сжимаю в кулаке, и когда приезжает Учитель, - передаю ему Машу, а книжку переправляю в свой карман.
В фургоне "Газели" - купленная Учителем большая кровать. Мы кладем на нее Машу, закрываем ее белоснежным одеялом, и отправляемся в обратный путь.
- Аккуратнее едь! - предупреждает Учитель водителя, заводит King Crimson и начинает чавкать, - поедать содержимое огромного целлофанового пакет. Пакет у него уже новый, с изображением мультипликационной, улыбающейся собаки. Видимо, Учитель приобрел его и набил продуктами, когда ездил в мебельный...
За окном теперь: тусклое осеннее солнце, серо-желтые поля, а над ними темно-синие точки птиц. Этот вид мне нравится. У многих депрессия осенью, а у меня ее нет. Я открываю окно, и, не обращая внимания на окрики водителя, высовываю голову наружу. Влажный ветер треплет волосы. Рядом с Газелью скачет заяц - пытается ее обогнать. Учитель перестает напевать и засыпает. Сердцем я вдруг чувствую прилив необыкновенного, чудесного тепла, у которого, наверное, есть какое-нибудь название, но оно мне неизвестно.

6.Вместо заключения

В книжке, из Машиной куртки, - пустые страницы. Я перелистываю их и все понимаю...
Мне становится все ясно, как божий день.
Пройдет некоторое время и там, где сейчас стоит перекошенная хижина Вадика, раскинется внушительный по размерам сад, а в нем будет много разной живности - птиц, зверей, насекомых. Неподалеку в незамутненном водоеме (его выроет Кеша бульдозером, купленным на вырученные от продажи стирального порошка и мыла деньги) будут плавать рыбы и ползать раки. А на берегу водоема построят большой трехэтажный дом, с прозрачными стенами и окнами, обращенными к Востоку. У некоторых эти окна вызовут удивление - зачем они вообще нужны в прозрачном доме? И, чтобы не возникало таких вопросов, придется к подоконникам приколотить таблички с лапидарными надписями, сочиненными Петей по прозвищу Вадик: "Дебилам: это - дизайн".
Я займу третий этаж, а Вадик - цокольный, проще говоря - подвал. Вадик и в будущем не расстанется с мыслью, что он является поэтом падения и выше подвала перебираться не захочет. Посредине, в больших и светлых комнатах будут жить остальные ученики и ученицы. Сам же Учитель обретет свое пристанище во дворе, в оранжерее - поставит там себе кушетку, среди орхидей и роз; будет их нюхать и наслаждаться; а еще будет слушать виниловые пластинки, поставляемые Гошей.
Сидя на третьем этаже, я буду пытаться написать мемуары про Учителя; но, по причине прозрачности бумаги, они окажутся недоступными для прочтения - и мне придется бросить это занятие.
Периодически, по старой привычке, Учитель станет покидать свое пристанище, чтобы нас чему-нибудь поучить, и все мы, из вежливости, будем следовать за ним и благосклонно ему внимать... Разве что Маша пару раз поморщится - ведь, ей за три месяца совместной жизни с Учителем больше всех пришлось выслушать его монологов, речей и наставлений, а это воистину нелегкое занятие.


2003-2007,февраль