Глава 1. Дела кокандские.
1 августа 1875 года к резиденции туркестанского генерал-губернатора Константина Петровича Кауфмана в Ташкенте подъехала конная группа русских военных. Возглавлял её совсем ещё молодой, на вид не более 30 лет, одетый в белую парадную форму полковник. Конь полковника был такого же белоснежного цвета, что и форма.
Перед самым въездом в резиденцию под белого коня полковника случайно попала зазевавшаяся цыганка-люли. Цыганка упала на землю. Но скорее от страха, чем от лёгкого удара, выронив при этом ковш с дымящейся травой-исрык.
Полковник спешился, бросился к цыганке и спросил её, по-узбекски, не сильно ли она ушиблась при падении. Цыганка была ошарашена тем, что вопрос, во-первых, был задан на местном языке русским человеком, во-вторых, тем, что такое внимание проявил к ней военный и судя по форме военный немалого чина.
Цыганка ответила, что всё в порядке и никакая помощь ей не нужна. После чего полковник сунул руку в карман, вытащил деньги, и, не глядя, отдал их цыганке. Сумма, судя по её изумлённым глазам, была весьма внушительной.
- Добрый ты человек, не видала я таких никогда, - проговорила цыганка. Знай, что отныне не возьмёт тебя ни сабля, ни пуля, берегись только слова людского, берегись! И цыганка зашептала что-то уже на каком-то совершенно непонятном никому кроме неё языке.
- Что она Вам сказала, Михаил Дмитриевич? – с любопытством спросили Скобелева сопровождающие.
- Да, так, господа, сущий вздор. Говорит, что ни пуля, ни сабля меня отныне не возьмёт. Цыганки.… Дай им пригоршню монет, они не то скажут, - вяло ответил Скобелев.
Через пару минут он уже сидел в кабинете генерал-губернатора и угощался зелёным чаем.
- Ну, как добрались Михаил Дмитриевич? Без происшествий? Как себя чувствует Худояр-хан?
- Трясётся от страха, Константин Петрович, как заяц трясётся, но рад, конечно, что выбрался живым. Доставлен в целости и сохранности, ждёт своей дальнейшей участи. Происшествия? Да, вот, разве, что перед самым въездом в Вашу резиденцию, Константин Петрович, цыганка под лошадь мою попала.
- Цыганка под лошадь? – усмехнулся Кауфман. Ну, коли, это единственное происшествие за весь поход, Михаил Дмитриевич, спешу Вас поздравить с успешным его окончанием.
- Благодарствую, Константин Петрович, благодарствую.
***
- Вы ведь знаете, Михаил Дмитриевич, политика государства Российского в сих местах проста и понятна. Земли эти нужны нам как форпост против англичан, а также для целей торговых. Конечно, мы стараемся до определённой степени цивилизовать местные порядки, в подчиненных нам ханствах отменены самые дикие нормы шариата, но в целом, порядок здешний мы оставляем неизменным. В чужой монастырь со своим уставом, как говорится, не лезь. Договорённости с эмиром бухарским и ханом хивинским на сей счёт, соблюдаются беспрекословно, а вот, Худояр, хан кокандский нас подкачал. К слову, сказать, что Вы о нём думайте?
- Правду изволите говорить? Без дипломатий?
- А, Вы Михаил Дмитриевич, разве умеете, по-другому выражаться?
- Никак нет, Константин Петрович, как дипломат выражаться, не обучен.
- Слушаю Вас, давайте, все, как есть начистоту.
- Премерзкий тип, этот Худояр-хан, вот, что я Вам скажу, Константин Петрович. В Сибири ему место, а не на троне. Лишний раз диву даёшься, насколько терпелив здешний народишко. В других краях, такому-то правителю давно бы руки ноги поотрывали. И думается мне, что раз уж такой терпеливый люд на бунт поднялся, то и вправду может быть вполне заслуженно.
- Спасибо за то, что не слукавили, Михаил Дмитриевич. Правы Вы, дорогой мой, ох, как правы, - Кауфман глотнул чая и продолжил. Народец здесь и впрямь терпеливый и правители всегда были с ним чрезмерно суровы, но, этот шельмец, всех перещеголял. Хорош союзничек, ничего не скажешь, казну пустил по ветру, всё на себя, да, на родственничков, налогами народ задушил, хоть вешайся. А слово супротив сказать не моги, повсюду шпики его, полиция тайная, кто, что сказал, раз, был человек, и нет его. И не ведает никто, где он. Но, видите ли, в чём особенность этих мест, дорогой мой, Михаил Дмитриевич, чуть, что бунт какой и сразу, зелёное знамя в руки, бей неверных, газават и прочее и прочее. Народ-то тёмный, много ему не надо, чтоб за собой повести. Ладно бы своих рубали только, ан нет, и на наши владения покусились. Докладывают, отдельные шайки бунтовщиков бродят уже в окрестностях Ташкента.
- Неслыханная дерзость!
- Неслыханная, Ваша правда, вот и приходится терпеть всяких проходимцев, на вроде хана этого, будь он не ладен.
- А что если, Константин Петрович, взять, да и включить всё это в империю нашу и делу конец? Ну, на кой ляд, нам этого прохвоста, на трон возвращать? А то и другого, такого же, разницы-то большой не будет.
- Правильно мыслите Михаил Дмитриевич. И скажу Вам по секрету, Петербургом мне даны весьма широкие полномочия, на сей счёт. И если одной короткой кампанией сломить бунтовщиков не удастся, может быть, задействован и этот план. Ну, да, ладно, Михаил Дмитриевич, берите конницу, расшугайте бунтовщиков и выступайте прямо на Ходжент, там и встретимся.
- Об одном одолжении имею дерзость Вас просить, Константин Петрович, - замялся Скобелев.
- Да, слушаю Вас с превеликим удовольствием.
- Верещагина у Вас позвольте выкрасть на время похода?
- Ну, Михаил Дмитриевич, Вы просите невозможного! Верещагина ему подавай! – рассмеялся Кауфман. Ну, уж нет, просите чего хотите, а Верещагин останется при мне. Ну, так под Ходжентом то всё равно встретимся.
- И то верно, Константин Петрович. Ну, до встречи, с Богом!
- С Богом!
***
Война с кокандскими бунтовщиками закончилась в январе 1876 года. За боевые заслуги, проявленные в сражениях, Скобелев в возрасте 33 лет был произведён в генерал-майоры, награждён орденом святого Владимира 3-степени и орденом святого Георгия 3-степени, а также золотой шпагой с бриллиантами, с надписью «за храбрость».
В феврале того же года, Кокандское ханство было ликвидировано, а его территория вошла в состав Российской империи под названием Ферганская область. Скобелев был назначен первым военным губернатором области. Генерал-губернатор легко и быстро нашёл язык с местным населением. В мирной жизни, как и в бою, он всегда следовал принципу «победить значит удивить». И Скобелев удивлял, где бы он ни появлялся, везде демонстрировал он своё уважение к местным обычаям и нравам, разговаривал с людьми на их родном языке, держался на равных. Такое отношение со стороны властителей ранее было в этих краях просто немыслимо. А потому, уважение к Скобелеву граничило с почитанием. Таких завоевателей здесь никогда не видели. Населявшие Ферганскую долину, сарты, узбеки, киргизы и кипчаки данное однажды Скобелеву слово не бунтовать, не нарушали. А потому Белый генерал мог свободно появляться в любом месте долины, нисколько не опасаясь за свою жизнь.
Менее впечатляющими были успехи генерала на другом поприще. С первого дня пребывания на посту военного губернатора Скобелев повёл бескомпромиссную борьбу с казнокрадством, и тут же в Петербург на него посыпались доносы. Уже в марте следующего 1877 года генерал был отстранён от занимаемой должности. С тяжёлым сердцем покидал он полюбившийся ему край, но впереди его ждала ещё большая слава.
Продолжение следует. |