Лёгкий одномоторный самолёт неспешно накручивал петли над бескрайними просторами русского севера. Пилот, одетая в яркий комбинезон немолодая американка, пристально всматривалась в грязно-серые разводы на мёрзлой земле. В больших серых глазах женщины отражались подёрнутые сизой дымкой небольшие болотца, тоненькие ручьи, редкие чахлые берёзки и брошенные остовы разбитой военной техники. И так повсюду, на многие мили вокруг.

Лётчица устало откинулась в кресле. Ничего. Уже два часа она кружила над Заповедником, тщетно выискивая одну, только ей известную добычу. На красивом, ещё не тронутом временем лице пробежала лёгкая тень разочарования и усталости. «Ты их никогда больше не найдёшь, Амалия, никогда» - тревожно шептали её похолодевшие губы. Вытянув затекшие руки, она бросила взгляд на указатель топлива и нахмурилась. Пора возвращаться на базу. Лёгким, даже небрежным профессиональным движением она наклонила машину на левый борт, одновременно чуть подав штурвал на себя. С высоты трёх тысяч футов опрокинутая чаша земного горизонта начала медленно двигаться, словно вращая необъятный ландшафт на гигантском волчке. Неожиданно боковое зрение выхватило далеко внизу подобие белой россыпи мелких точек. Сначала с недоверчивым удивлением, а после и с возрастающей радостью американка отметила их неестественную искусственность в этом мире однообразного хаоса. Вниз, только вниз! Почти сорвав самолёт в штопор, она с упоением охотницы понеслась к желанной цели. Там, сквозь пелену рассекавшего воздух винта, быстро росли выложенные на грунте толчёным мелом знакомые аршинные буквы: «We are here».

Худенькие ладошки с натугой провернули ржавый рычаг. Скрипнув, бронированная дверь бункера чуть открылась наружу, запустив внутрь заряд снежной крошки и ледяного ветра. Одетая в перепоясанный солдатским ремнём ватник девочка-подросток зябко поёжилась. Идти в осеннюю тундру совсем не хотелось.

- Как ты думаешь, она ещё прилетит? – обратилась она к сестре, девочке чуть постарше.

Та, помедлив и задумчиво лязгнув подкованной кирзой о металлический настил кабельного канала, мрачно ответила:

- Возможно.

- Настя пойми, мы не переживём эту зиму если не получим помощи, а дедушка совсем плох, ты знаешь! – выговорив всё это старшей сестре, Маша вновь потянула за ручку теперь уже стремясь затворить броневую дверь защищавшую их хрупкий мирок от холода.

- Подожди, а ты твёрдо уверена, что пилот - женщина? – взяв сестру под руку, Настя пристальным, совсем взрослым взглядом выпрашивала у той ответ.

- Я не слепая, вчера она пролетела совсем близко от меня, и я умею различить длинные каштановые волосы белой женщины от бритых лысин негритянских мужиков, поверь мне!

- Но согласись, это странно, - Настя задумчиво разглаживала на руке мятую долларовую двадцатку, на которой торопливым размашистым почерком по-русски было

начертано: «завтра». – Право, я ожидала, что о нас просто сообщат в какую-нибудь гуманитарную организацию, через неделю сюда бы добрался передвижной вездеход-автозак и… Она с вызовом посмотрела на сестру, продолжив:

- Разумеется, при таком раскладе нам уже больше никогда не придётся голодать, а дедушка навсегда будет отлучён от мерзкого, заваренного на клюкве ягельного самогона. Возможно, его даже вылечат и предложат место швейцара в каком-нибудь третьесортном, набитом неграми отеле, а нас с тобой, милая, там же пристроят горничными. Кажется, ты всей своей юной душой стремишься к этому, мой милый коллекционер госдеповских денег? И, разумеется, идея рассыпать побелку из американских букв для привлечения противника пришла к тебе исключительно по легкомыслию?

Выслушав обвинение в предательстве, Маша неожиданно покраснела. Правой рукой она нервно затеребила продетый через ремень подсумок. Резко отвернувшись, она обхватила за примкнутый штык один из стоявших подле неё карабинов. Прислонив оружие к бедру, звякнула защёлкой, освободив пружину. В узкую девичью ладонь жёлтым ручейком посыпались патроны. Сотрясаясь от всхлипываний, Маша тщетно пыталась удержать боекомплект в руке, роняя небольшие цилиндрики на пол.

- Она хорошая, и так похожа на маму, - вырвались у неё сдавленные рыдания.

Прости, ну прости меня… - виновато обхватив сестру за плечи, Настя нежно забрала у неё карабин, - Я так боюсь за нас и за дедушку. Хорошо, мы ни в кого не будем стрелять, милая.

Собрав рассыпанные патроны, Настя сноровисто набила ими обойму, положив её Маше в подсумок. Оттянув затвор, проверила, нет ли патрона в стволе. Снова лязг рамы, короткий щелчок спуска с боевого взвода и почти неслышимый звук предохранителя.

Оставив оружие в пирамиде, девочки вышли навстречу сумрачному холодному дню.

Выровняв самолёт почти у самой земли, Амалия быстро завертела головой во все стороны. Вот они! Две несуразно одетые девичьи фигурки махали ей руками словно старой знакомой. Вчера, взяв у мужа прогулочный самолёт, чтобы немного полетать, развеяться и отвлечься после размолвки с Майклом, среди тундровых болот и зарослей дикой клюквы она совершенно случайно наткнулась на руины стратегического комплекса. Среди брошенных танков, ржавых ракет и совершенно непонятных монструозных конструкций вился одинокий дымок. А после она заметила девочек. На небольшом костре они варили похлёбку. Вид их был настолько жалок, что бездетную Амалию всецело поглотило щемящее чувство эмпатии. Но вчера у неё с собой не было даже маленькой баночки йогурта, чтобы бросить еду этим голодным заброшенным котятам. Тогда её возможностей хватило на то, чтобы раскрыв сумочку на первой же купюре черкнуть фломастером приглашение быть здесь завтра и отправить послание вниз.

Через приоткрытую дверь вниз полетела тушёнка, несколько сумок и пакеты. Ещё один разворот, снижение, и к ним присоединился увесистый свёрток. Набрав высоту и оглянувшись, Амалия удовлетворённо заметила, как её подопечные собирают подарки. Сквозь тронутые влагой глаза мягко расплылась стрелки приборов. Уже не сдерживая рыданий от переполнявших её чувств, женщина взяла курс на Мурманск, главную базу американских сил порядка, сдерживания и процветания туземных территорий.

Продолжение следует.