Глава третья, в которой я становлюсь Антоном Залипаевым и начинаю сомневаться решительно во всём, что со мной происходит.
И вот понять, что я нахожусь в Москве, в своей комнате на Тушинской, это для Косого было уже слишком. Не сумев вынести бремени такого знания, он как бы умер, уступив место личности Антона Залипаева, то есть снова меня. Антон неуклюже хватался за тающие на глазах воспоминания о том мире, откуда он только что пришел, и где, скорее всего, его никогда не было, потому что проглючило. От сальвии и не такие глюки бывают. Я запомнил несколько лиц и шутовской колпак с бубенцами, все прочее заслонила собой вспышка шока от понимания, что я не я и хата не моя.
Дрожащей рукой я полил водой из бонга шалфей, растущий на подоконнике.
А за окном была весна. Ходили девушки в коротких юбках, с голыми ногами. Пора спариваться.
Обкончав подоконник, Антон ищет зарядку от телефона, потом забивает на это дело и едет в центр Москвы на выставку картин одной художницы. Та курить не любила, но в тайне от мужа медитировала 24 часа в сутки. Сальвия почему-то не отпускает Антона, и я захожу в одну картину, на которой нарисован лес, а возвращаюсь из картины, на которой нарисован выход из леса.
Ко мне подходит молодой человек, в его руке бокал с пивом.
- Вот мы и встретились, Косой, - говорит он мне.
- Ептвоюмать, Опохмеляющийся!
- Выйдем поговорим?
- Да не, мне и тут хорошо, - че-то я засцал, представив, как Опохмеляющийся вспарывает мне брюхо за углом.
- Убивать тебя прямо тут я не собираюсь, - говорит Опохмеляющийся.
- Прикинь, а я все время думал, что я Антон Залипаев...
- Ну, мы же в трипе, вот тебя и глючит. Я тогда сразу вслед за тобой покурил. Ты из камеры как пропал, мы допросили стариков, они нам все рассказали, шаман последнюю заначку шалфея отдал. Вот же ж детская непосредственность!
- Слушай, ну как же так? У меня же тут родители живут, работа малооплачиваемая, друзья вот, - Антон кивнул на холсты.
- Все это глюк. Я тоже первые две недели считал себя хер знает кем, менеджером одним.
- Топ-менеджером?
- Все менеджеры это шестерня, и те, кто топает, и те, по ком топают, потому что у каждого есть и начальники, и подчиненные. Между начальниками и подчиненными эта шестерня и вращается, создавая иллюзию существования себя как явления.
- Нервная работа, понятно. Но ты не думал вот над чем - если я с одинаковой силой могу поверить, что я Косой и что я Антон Залипаев...
- То, возможно, ты ни то, ни другое? Конечно, думал.
- И как же ты решил проблему?
- Я выбрал путь с сердем! Передо мной встал выбор: решить, кто я - шестерка в офисе или грозный засланец из параллельного мира? Второй вариант мне понравился больше.
- Да? А мне, пожалуй, между шутом в растаманско-полицейском государстве там и шутом в этой большой полицейско-растаманской деревне тут - найти разницу трудновато.
- Но тут, по-моему, забавнее. Техногенная среда, свои приколы.
И на этой жизнерадостной ноте они расстаются друг с другом. Дальнейшее разворачивается непредсказуемо.
Антон бросает работу, едет в Крым, полгода тусит там с местными растаманами, курит бахчисарайскую траву, иногда вспоминает какие-то эпизоды из жизни Косого, девушку по имени Кайя, а в особенности своё родное болото во мхах. Эти навязчивые, но, возможно, ложные воспоминания обламывают мне весь кайф от жизни. Бывает, я ем грибы и вижу Кайю, она говорит, чтобы я не оставлял надежды - она уже совсем рядом. Тогда Косой говорит себе - важно помнить, что я Косой, а никакой не Антон, это очень важно помнить.
Но он каждый раз снова все забывает, потому что Антона Залипаева не устраивают расклады, согласно которым Косой настоящий, а Залипаев нет.
У Залипаева, между прочим, тоже была несчастная любовь, ребенок от развалившегося брака и мечта уехать в Камбоджу. Короче, психологический груз прошлого даже потяжелее, чем у Косого, который всю жизнь прокурил на своем болоте, наслаждаясь пеньем комаров.
Иногда я психовал и велся на сиюминутное решение самоидентифицироваться по жребию. Просто кинуть монету. Выпадет орел - я Антон Залипаев, решка - Косой. Но я не мог полностью доверять монете, которая, возможно, была просто плод моего больного воображения.
Я вырезаю себе новую трубку из бамбука, купленного в Икее. Хорошая трава помогает мне понять, что верна моя самая первая догадка - я не Косой и не Антон, я - поле для деятельности этих персонажей. Я пространство ума, где, откуда и куда происходит происходящее. Но потом, хотя это и происходит как отражение в зеркале ума, форма овладевает мною так, что я начинаю считать себя ею. Ведь зеркало и отражение нераздельны.
Выходит, я и Антон, и Косой, и Опохмеляющийся, и Кайя, и Шаман...
И тут во мне возникает шаман.
- Наша встреча стала возможной в силу того, что тебе стало ясно, что ты это я, - говорит он мне.
- Совсем я тут запутался, - говорю я ему, - тебе очень надо было давать мне эту траву?
- Это была твоя идея! - говорит он. - А я сразу сазал, что план дурацкий. Тебе теперь или лечиться долго надо, самоиднтификацию восстанавливать, а это дело практически безнадежное, или забить на всё и в смирении наблюдать за собственной деградацией.
- Я не могу действовать, когда у меня отсутствует память о мотивации!
- Перед тобой стоит задача. Возьми и реши её.
- Блять. Ладно-ладно, ты это я, я помню, поэтому ты говоришь то, что я хочу сказать самому себе. Но почему я говорю себе противоположное тому, что сказал бы сам?
- Потому что здесь ты, не будучи скован определенной личностью, заинтересован во всём, включая противоположности.
Внезапно у меня возникла потребность прекратить этот внутренний диалог. Внутри меня зажегся свет, в котором пропали и Косой, и шаман, и вся их трехмерная реальность.
Возвратился я из-за того, что чей-то голос произнес в самом центре моего существа:
- А я водку люблю!
