Начало здесь: http://www.gonduras.org/index.php?a=4341
http://www.gonduras.net/index.php?a=4345
http://www.gonduras.net/index.php?a=4354
http://www.gonduras.net/index.php?a=4360
http://www.gonduras.net/index.php?a=4373
http://www.gonduras.net/index.php?a=4382
http://www.gonduras.net/index.php?a=4401
http://www.gonduras.net/index.php?a=4442
http://www.gonduras.net/index.php?a=4453
Глава тринадцатая
Со вчерашнего вечера идет дождь, и, похоже, не прекратится. В связи с этим массовые гуляния, намеченные на день выборов, отменяются. Гражданам республики Молдавии придется отдать свой голос, б юллютень, а еще “будущее”. Даже “судьбу детей”, если верить агитационной листовке движения “Плай Натал”. Кучка сладеньких бизнесменов, погрязших в своем провинциальном неведении и пиаровской безграмотности даже и не подозревает, насколько хороша их “судьба ваших детей в ваших руках”. Надо же – в руках. Сброс бюллетеней в урны для голосования, как массовая сдача спермы - очередного поколения Родины. Спусти в урну. Но “Наталу” это не поможет, если только я не даром ел хлеб последние четыре года. И никому не поможет, кроме коммунистов. Я бы проголосовал за них, - о, да, я спустил бы в урну во имя коммунистического реванша, - да то лько не хочется ставить крестик напротив графы “бизнес сына главного коммуниста Молдавии Воронина”.
Я захожу в среднюю школу номер шесть, при который открыт участок для голосования.
Рядом с наблюдателями, - большинство, как обычно, от коммунистов, - буфет. Пирожки старые, спиртного не продают. Не то, что на прошлых выборах.
В парке Национального Собрания я сажусь на скамью и с облегчением вытягиваю ноги. Проходящий мимо патруль, - пара полицейских с т ремя карабинерами в смешных красных беретиках, что делает их похожими на экзальтированных посетительниц художественных выставок, - косятся на бутылку минеральной воды в моей руке.
На паркете серого неба вальсируют облака. По стволу старого дуба, что у фонтана, осторожно спускается белка. Она уже почти на зем ле. Маленький анархист – белка. Стоит на четырех лапах перпендикулярно поверхности земли. Вы где-нибудь видели такого нахала, презирающего законы физики? Я их видел полным-полно, в школе. Из восемнадцати учеников моего шестого класса только у меня была восьмерка, остальные получали пять баллов, изредка шесть. Впрочем, физику я знал не лучше их, просто учительница хорошо ко мне относилась. О, великолепная учительница, как мне не хватает ее п ришепетывания и божественного тела, которым я владел с шестого по седьмой класс включительно, в мечтах, разумеется. Да и божественного ли?
В Центральную Избирательную Комиссию, где в ночь подсчета голосов собираются журналисты почти ото всех изданий, я попадаю только к одиннадцати часам вечера. Перед этим знакомый затаскивает мен я в избирательный штаб движения “Ласточка”. Они еще не поссорились в Лучинским. Столы на втором этаже ресторана “Националь” расставлены, как шко льные парты.
И я сразу чувствую, что где-то здесь витает тонкий, как волосы, запах тела моей божественной физички. Но вряд ли учительская зарплата позволила бы ей посетить место столь для нее неподходящее. За столами расселись местные политические проститутки, редакторы изданий, вот вошел редактор “Молодежки”, смешной, толстый, и нелепый своем ярко синем пальто, черной шляпе и белом шарфе. Он садится в уголке, и, как обычно, кривит губы. Интересно, поднес ут ли ему самовар?
О самоваре я вспомнил, глядя, как толстый редактор пьет минеральную воду из фарфоровой чашки, отставив мизинец. Когда ему исполнилось пятьдесят лет, он устроил массовое гуляние в столовой. Изы сканное торжество в общепите. Как пошло! Но он во всем был пошлым, этот Рошка – в ванной комнате его квартире стены выложены дорогим кафелем, а потолок оклеен дешевыми обоями гомельской фабр ики. Так вот, о торжестве. Главным гостем программы был президент. Лучинский со свитой подоспел в разгару пьянки. Стоя в конце стола (фуршет-с), он пропел редактору “Мулць ань траяска”. В смы сле, “Многая лета” в переводе с древнемолдавского рунного на русский. Редактор стоял, приложив к груди иконку, подаренную настоятелем какой-то церкви. Собравшиеся подпевали президенту. У него неплохо получалось.
Потом наступила пора дарения. Редактор ожидал, как сам говорил, ордена. Он до чертиков завидовал другим журналистам, успешно перебравшимся из затонувшего парома советской прессы в судно незави симой, и получавшим за это медальки “За труд”, ордена “За многолетнее служение отечеству”. Хотя какое на фиг многолетнее, если на момент юбилея редактора независимость республики насчитывала пять лет?
Лучинский, помимо голоса, обладает еще и чуством юмора. По крайней мере, так я подумал, когда он развернул сверток, протянутый охраной, и вручил оторопевшему Рошке… большущий самовар. Не удивл юсь, если самовар был не новым.
После редактор был в ярости, и кричал, чтобы президент забрал “свой самовар”, причем предлагал высшему лицу государства засунуть в трубу этого предмета интимную часть тела. А потом пойти на э ту часть тела вместе с самоваром. Только представьте себе Лучинского, бредущего по огромному фаллосу с самоваром под ручку. Причем фаллос Лучинского засунут в самовар. И на всем этом лежит фаллос редактора “Молодежки”. Это он так говорил: что положил и н а самовар и на Лучинского.
Что ж, самовлюбленный олух сам виноват. Попросить, что ли, официанта, принести ему чаю?
На маленьких поджаренных кусочках белого хлеба – немного красной икры и розового сладкого крема. Этим заедается водка. Входит лидер “Ласточки”, Дьяков. У него седые виски, он импозантен. У него солидный и бессмысленный взгляд. Проходит по рядам, как школьный учитель, и здоровается с присутствующими. Изредка смотрит на большой экран – по национальному телевидению ведется прямая тра нсляция из Цетризбиркома.
Покинув штаб “Ласточки, я попадаю в ЦИК. В буфете продается плохой растворимый кофе, но часам к двенадцати и он заканчивается. Журналист движения “Фурника” курит трубку. Он похож на доброго п ирата (?), мне немного жаль его. Я выхожу в туалет, и долго умываюсь, не глядя на свое отражение в зеркале. Жарко. На моих ушах можно сушить влажные полотенца. Из коридора доносится звон мобильных телефонов. О, мой Господь, неужели все-таки рак мозга… И почему ты не покарал создателей этих смертоносных машин?
Внезапно свет гаснет, и, подняв голову, я вижу светящиеся буквы на зеркале. Я читаю их: “Всякого пришедшего в ночь на выборы в ЦИК ждет зудение крови, всплеск ледяной воды в раковине, и томлен ие глаз. Да будет так – Вавилон падет, Молдавия покроется рунами и мастер Один…”
Вспыхнул свет, и светящаяся надпись на стекле пропала. Вот так. Вовремя исправленная неполадка в электросетях обрывает богов на полуслове. Звонки мобильников в коридорах не умолкают. Слышно, к ак бубнит один из корреспондентов, передающий “последние новости из ЦИКа”. Уже десятый раз за несколько часов. Можно подумать, мы избираем бессмертных. А может, я просто завидую им – будущим депутатам. Гракхам. Защитникам народным. Ликургам. Определенно, завидую. Перед тем, как выйти, я замечаю оставленную кем-то брошюру. Я беру ее с собой.
В помещении для прессы столы расставлены зигзагообразно. Двое кандидатов с нарочитым спокойствием играют в шахматы. Их фотографируют. Один стол отставлен поодаль. На него наведена камера и ярк ий свет. Прямая трансляция. За столом сидит ведущий. Он устал и даже не нервничает. Я замечаю, что концентрация пьяных в помещении возрастает. Время от времени новые группки отправляются в буфет, и возвращаются через пятнадцать – двадцать минут изрядно навеселе. Они все так нервничают, как будто с ними собираются расплатиться по итогам выборов. А ведь согласно теории о “пиаркомпаниях” вся сумма за предоставленные кандидату услуги перечисляет ся на счет фирмы за три дня до выборов. Они слабо учили теорию.
Я сажусь в уголке, спрятавшись за спинами шахматистов. У одного из них, - депутата Злачевского, - нервно подрагивает лицо. Как будто желе кто-то трогает. Неприятное красноватое желе из консерв ное банки, с крошками говяжьего мяса и кусочками белого жира, парафинового на вкус.
Я открываю брошюрку. На титульном листе написано:
“ Книга судеб”
В предисловии – отрывок из критической рецензии “Нью-Йорк Таймз”.
“Книга судеб” – произведение, ставшее бестселлером за четыре недели. Что же такого особенного дала читателю Америки эта книга, на писанная тремя сестрами Паркс, которые, по их признанию, никогда не занимались литературой, и всю жизнь проработали на ткацкой фабрике? Чем привлек этот текст внимание сотен тысяч молодых аме риканок? Не стану раскрывать вам фабулу и сюжет книги, скажу лишь одно, “Книга Судеб” трех сестер Паркс – событие, подлинное, - не всплеск в стакане дистиллированной воды, - а Событие с большой буквы в американской литературе…”
Я наугад открываю семьдесят восьмую страницу брошюры.
“В преддверии светлого праздника Пасхи в местечке Цинцерены Сорокского уезда страны Молдавии родится, в 2007 году, в семье крестьянина по фамилии Чеботарь, зеленоглазый мальчик. Роды будут тя желыми, мать его умрет через четыре дня после них. Мальчик этого окрестят в семилетнем возрасте в церкви святого Михаила, и священник уронит свечу в купель. Крестным Георгия – так назовут единственного сына крестьянина по фамилии Чеботарь – будет председ атель фермерского хозяйства “Градиница”.
Повзрослев, Георгий будет учиться в университете на историка. Его преподаватель римского права будет осужден на восемь лет тюрьмы за то, что ударит ректора молотком по голове восемь раз. Девят ый удар остановит Георгий, оттолкнув руку преподавателя римского права.
В 2035 году Георгий, во главе археологической экспедиции, откроет на территории Молдавии остатки древней цивилизации высоких голубоглазых людей, с развитой письменностью. Он назовет эту культу ру “Письмопольем”, потому, что никаких других останков этой цивилизации обнаружено не будет. За это он получит медаль “Глория Мунка”.
Когда от Георгия уйдет жена Гея - а это будет женщина необычайной красоты, - он почувствует облегчение от того, что никто больше не оторвет его от изучения “Письмополья”. Он станет завтракать четырьмя жаренными луковицами, запивая их сладким чаем. На фотографии жены Григорий нарисует план древней крепости людей “Письмополья”, которую ему так и не удастся найти.
В глазах этой необычайно красивой женщины, - ангелы плакали на небесах, завидуя ей, - обитатели крепости “Письмополья” добывали чистую воду, пригодную для питья. Источники еще говорят, что вод а та была целебной и излечивала ревматиков. Люди “Письмополья” поливали ею цветы, чтобы те цвели семь раз в году.
Охранными валами крепости служили брови прекрасной женщины, жены Георгия, Геи, которая уйдет от него. Чтобы брови – валы устрашающе блестели на солнце, отпугивая орды кочевников, идущих из-за Днестра, и привлекая к городу купцов, плывущих по Днестру, люди “Письмополья” обмазывали их каждое утро подсолнечным маслом.
Посреди крепости людей “Письмополья” возвышалась башня из чистой слоновой кости – нос прелестной женщины, самой красивой на земле. Входом в нее служили два отверстия, по форме напоминавшие ноз дри. Письменные источники “Письмополья” утверждали, что во время землетрясений из этих тоннелей вырывалось дыхание земли.
На двух холмах, - щеках Геи, - люди “Писмополья” разбили персиковые сады, и за плодами из этих садов приезжали посланники китайского императора. Григорий так много читал о персиках “Письмополь я”, что мог представить себе их вкус. Плоды эти отдавали смесью молодости с известняковыми холмами Днестра, когда тех раскалит солнце.
Григорий будет последним представителем культуры “Письмополья”. После его смерти бывшая жена ученого, Гея, продаст дом, выбросит все его бумаги, и изорвет свою, разрисованную Георгием, фотографию…”.
Я ухожу из ЦИКа под утро. Мне не удалось узнать ничего о будущем страны, потому что страница со словами на букву “М” из “Книги с удеб” вырвана. Наверняка дело рук шаловливого Одина. На улице неожиданно тепло, и я расстегиваю пуговицы пальто. Где же спрятана эта страница?
Продолжение следует. |
