Книга Корешей. Книга ЖУК. Глава 1 Рассказы всякие::Винсент Килпастор
Идти лучше, чем бежать; стоять лучше, чем идти; сидеть лучше, чем стоять
Дао Дэ Дзин
Наручники защелкнулись знакомой до тоски трещоткой. Когда вас арестовывают впервые, этот звук возбуждает. Когда арестовывают в четвертый — вызывает тошнотворную тоску. Обществу не комфортно от того, что я на свободе. Менты бесцеремонно вытолкнули меня из дома, я автоматически глянул на почтовый ящик и сразу увидел посылку. Словарь современного городского сленга. Я заказал его по-дешевке пару недель тому, и все по детски проверял почтовый ящик каждый день. Словарь, наконец, пришел, но ласково взять его в руки, полистать, с любопытством наткнувшись на пару неожиданных дефиниций мне уже не придётся.
«Гляньте-ка, уважаемые офицеры» - обрадовался я: «Разве может преступник по почте получить словарь городского сленга? Я учёный, можно сказать - у меня академический склад ума»
«В тюрьме» - прошуршал высокий сержант-негр: «В тюрьме теперь станешь изучать городской сленг, академишн»
Через минуту я уже сидел пристёгнутый к жесткому пластиковому сидению крузера. Жена прошла мимо с дочкой на руках. Я молил всех святых чтобы они глянули на меня напоследок, но их внимание было занято чем-то другим. Меня забыли в клетке. В ментовской клетке чувствуешь себя духом недавно умершего — ты их видишь, а тебя для них уже нет.
Ментовская машина тронулась вниз по улице, улице где я прожил последние лет десять. Ментов от меня отделяла стенка из пуленепробиваемого плекса. На стенке было проплавлено «Сделано в США, Портленд, Орегон» и я подумал как роскошно было бы очутиться сейчас в вечнозеленом Орегоне.
Радио ментов сопело белым шумом. Между их затянутыми в черное, мускулистыми от бронежилетов спинами, стоял новенький скорострельный карабин. Говорят ментов часами тренируют на видео играх-стрелялках — чтобы сперва работали на поражение, а потом уже думали чего в протоколе писать. Shoot first, ask questions later.
Машина ускорилась и на глаза навернулись слезы. Я злобно тряхнул их с лица — руки были скованы сзади. Некогда плакать. Сейчас отвезут в чистилище, я рестартнусь, да и выпорхну в новую жизнь с чистой, незапятнанной накипью душой.
***
Надо обязательно жить на полную катушку. А вот вы мне скажите — что это значит «жить на полную катушку?» Живу ли я на полную катушку, если учесть, что я торчу на паршивенькой Валей Роуд в Кливленде, штат Огайо? Кливленд когда-то был столицей американских сталеваров — днепроджержинзк какой-то. Потом Карнеги — хозяин со стальными яйцами перевел бизнес в соседний Питсбург и Кливленд начал умирать. Это самый дешевый в смысле «прожития город США» Возможно ли в таком месте жить на полную катушку? Без пластиковых аусвайсов и удостоверений на управление автотранспортом? Считать ли «автотранспортом» мою пару раз жестоко тюкнутую по нетрезвости машину? А вдруг я не живу на полную катушку? От ты напасть! А что же это выходит — прозябаю? Не вышел из меня космонавт или инженер или президент США?
Новомодный драматургический штамп это «заболеть» главного героя раком, так чтобы ему остались считанные дни,и он вдруг начинал жить каждый день как последний. В полной гармонии реализовывал себя, становился счастливым на радость пресыщенным зрителям, переживающим оргастику катарсисов с пакетиками официальных чипсов нашего канала.
Теперь ответьте мне, люди добрые, неужели чтобы стать счастливыми нам непременно надо раком заболеть? Позвольте с этим решительно не согласиться. Вырваться из среды адаптантов не так уж сложно.
Не смею, однако же, поучать вас, а просто спешу поведать каким образом я однажды в буквальном смысле звезданулся наземь и решил жить на полную катушку.
***
Дело было ранней осенью. Подвернулась халтурка для подпольщиков — то есть людей официально на работу не выдавшихся ни рожей, ни правом рождения.
Поляк Шебаштьян ездил на Инфинити QX80. Я впервые в жизни прокатился на ломовых дрогах, которые язык не поворачивается назвать «легковой машиной». Не знаю сколько надо зарабатывать чтобы ездить на машине за семьдесят тысяч долларов. Наверное и не узнаю уже. И слава богу — потому что этот способ жития на полную катушку — абсолютно тупиковый.
А Шебаштьян точно знал как и сколько зарабатывать, чтобы ездить на автотранспорте стоящем дороже чем моя тридцатилетняя ипотека. По широте доброй польской души Шебаштьян дал мне работу. Он меня не узнал — по этому и дал. Лет двенадцать назад, когда Шебаштьян еще на старенькой хонде ездил, я украл у него пылесос — отработал два дня — понял что он хочет много, а платить ему не чем — и бросил уборку в аккурат посередине, прихватив пылесос в качестве оплаты. Это был дорогущий коммерческий СаниТэйр — до сих пор работает.
В течении трех ночей следовало являться в здание средней школы и штриповать там старый пол покрытый линолеумной плиткой. Масса Шебаштьян посулил десять баксов в час. Я рассчитал — звездану его минимум на 36 часов — кто проверит сколько я там корячил?
Плитку пола многие лета покрывали защитным слоем ваксы. Многослойность ваксы окаменела и по физико-техническими параметрам приближалась к граниту. У меня было три ночи чтобы растворить твердь раствором вонючих химикатов, смыть едкое, вонючее желе с пола и настелить новый сверкающий слой, придав плиткам вид искрометного блеска и новизны.
На хрена в старом здании школы, построенной еще до убийства Кеннеди нужны были новые полы, знали только двое: поляк Шебаштьян и вновь назначенный директор — полутурок с фамилией Шовуш-оглу.
Я сделал неприятное открытие, что вакса настолько старая, что сама возможно, еще помнит зловещие выстрелы в Далласе, потом узнал что чертова машинка не работает и делать все придется вручную. У меня только три ночи, как у Хомы Брута, три ночи, а не месяц упоротого труда, а именно столько и требовалось чтобы привести в порядок древний школьняк. Исходные данные сподвигли меня к постижению Шебаштьяновой тайны: вот как умные люди и зарабатывают на инфинити QX80.
- Пан Шебаштиан, мне ведь за три ночи никак не успеть...Пожаловайще меня, хосподарьц!
Вельможный пан отвечал мне на плохом украинском:
- Ты давай значни, я пришлю сопроцёвника. Пизнийши. Треба умьеращ, курва, алэ щоб к ранку Мандей, к отварции школки в осием поранеку, усе було сухо и ближщцеть як у котка йайа, добра? Ну добра, добра, давай, ахой! До видзения.
«Три ночи как-нибудь отработаю, – подумал философ, – зато пан набьет мне оба кармана чистыми червонцами».
Первая моя ночь прошла спокойно — силы были свежие и я бодро сделал третий этаж. Эдак, по этажу в ночь, двигаясь от крыше к подвалу, и сверну этому горынычу шею — благо этажей всего три.
Проспал весь день потом, проснулся, тело ломит будто питерская шпана отоварила в подворотне. А в ночь опять на подвиг. Инфинити жеж сама за себе не сплатит, панове. Подтянул ремешок, поплевал на ладони и давай второй этаж штриповаты. И хоть греет душу мысль о злотых пана Шебаштьяна, шепчет голос противный типа «вот жеж разве так следует жить на полную катушку? Да разве же язви ее это вообще жизнь?»
Химикаты смердят так, что можно курить прямо в школе, не выходя на улицу. Я и курю прямо в коридоре — даже лаборатория качества воздуха загнется вынюхивать, не то что Шавуш-оглу со своей свитой. Да и некогда на перекуры бегать — блядская штрипа растворяет только верхние слои, застывает мгновенно. Вместо того чтобы превращать старую ваксу в мутную жидкость удобную для подбора, пол покрывается скользким как лёд студнем. Я поминутно падаю, отбивая в строганоф утомленные мягкие ткани. Спина облипает слизью по консистенции похожую на слоновью сперму.
Хожу в учительскую и глотаю приготовленную для учителей выпечку. Сразу видно директор гостеприимный турок. Сдоба вкусная, но мысль о том что я драю полы (от английского «ту драй» — сушить) и ворую булочки как Карлсон, который живет на крыше - подводит к тому что внутренний голос-то прав — похоже не на полную катушку живу, а потому обидно, обидно, други!
Тут и закричал, запричитал первым утренним петухом скайп. Поднимите мне веки, ведь стоя засыпаю, курва. Звонил Бурмистров, мой старый друг и земляк.
«Вот ведь кто живет на полную катушку!» - подумал я и с едкой завистью ткнул в имидж Бурмистрова липким мозолистым пальцем.
После развала нерушимого союза свободных республик, Бурмистров покинул джумахирию, которую тогда уже вовсю обматывали колючей проволокой. Надо признать что даже в те юные времена, приоритеты моего знаменитого друга были выставлены по-ветру: он работал представителем программы «Прожектор перестройки» в Ташкенте. Насаждал пролеткульт.
Когда наш город перестал быть пригодным для особей не размножающихся в неволе, Бурмистров рванул в Москву где поступил в Государственные высшие режиссёрские мастерские (ГВЫРМ), возглавляемые Всеволодом Малохольным, но продолжал работать в Пролеткульте. Стоит с гордостью отметить, что видеоклип на пролет культовую песню отобразившую всю суть России в 90-х — «Вологодская пересылка», снимал именно ташкентец Бурмистров.
Свой путь в кино Бурмистров начал режиссером нашумевшего украинского блокбастера «Холодное лето четырнадцатого года» - того самого фильма где чеченских гвардейцев рвущихся в Донецк изобразили в виде зелёных человечков. Занимателен факт что Бурмистрову удалось тогда убить сразу всех зайцев — преподобный Дурчинов, куратор державных грошевых потоков на постановку поучительной фильмы, остался весьма доволен скромными запросами молодого Бурмистрова, а чеченские оккупанты, не смотря на русофобскую ангажированность сюжетной линии картины, были польщены сравнением их горного народа с «чиста штатовскими» зелеными человечками. Даже вечно брюзжащая либерастия Москвы покритиковала ленту только за то, что роль тогдашнего президента Петро Огорошенко сыграл боксер Вдовиченко, а следовало бы, как во всех нормальных демократических странах с развитым гражданским обществом пригласить Жоржа Клуни.
Американская пресса вяло упомянула что имя «Petro Ogoroshenko» - это скрытая реклама корпорации Доу ПетроКемикалз или Бритиш Петро Леум. Так Бурмистров отхватил поднебесный рейтинг в IMDB. Круче угодить рекламодателям теперь можно только наколов кочегара с бутылкой коки-колы на мумифицированных ягодицах Ульянова (Ленина). Одним словом — селебрити. Пилит полит рекламу для Ляжко, разворовывает гранты Коломийского, а самого Зеленского ваще в хрен не ставит.
Я, краснея, от восторга, отбросил швабру и заблокировав камеру и веско по-державному произнес: «Слухаю вас» в гулкие от сквозняков и спецслужб каналы скайпа.
Бурмистров, о работоспособности которого на съемочной площадке ходят легенды как в свое время ходили об Эйзенштене, бодро произнес:
- Здорова, Винсент! Пишешь?
- Драю пол
- Похвально. В здоровом теле — здоровый дух. Я хотел сказать, чистота залог здоровья
- А ты?
- Постпрадакшн. Спать не дают. Продюсер лютует.
- Везет же тебе.
- Везет НАМ, Винсент! Хорошая новость — нашего землячка-ташкентского назначили шефом продюсерской компании «Киив и ниибэ». Мы им теперь покажем, что не Зеленским единым. ОН, правда, не любит землячества, но шанс что сценарий хотя бы прочитают у нас е!
- Круто! А плохая новость?
- Плохая новость что я иду в Киив и ниибэ в понедельник утром. По Киеву утром, сам понимаешь!
- Дык… этож. Суббота у нас нынче, вельможный княже
- А ты чо, тоже еврей? Не работаешь по субботам? Смари — суб-бо-та, вос-кре-сенье и почти весь день в понедельник — разница ведь во времени ахой-мартановая! Давай Винсентик, давай, ты же можешь как Люк Бессон, ты же наш ташкентский Дэнни Бойл!
Как и все кинематографисты которым к понедельнику до зарезу потребен сценарий, Бурмистров был весь как персик со взбитыми сливками.
- Окай. Про чо писать то хоть чтоб не пальцем в небо?
- Ну ты же у нас писатель. Мне главное по-дешевле. Чтоб не на Крещатике снимать, и не на Баньковой и не в салоне сбитого боинга. В Жидомире где-нить или в Запорижье нехай протагонист отжигает. Чернихов тоже ничо так. Ваще знаешь какая шняга сейчас в тренде? Типа школьному учителю химии рак диагностируют. А он сердешнай и давай — во все тяжкие — всех бандюков, картели, чечэнов, дэнэр с элэнэром — всех к ногтю и сразу прэзидентом Украины становится. Любит такое кино публика. Крепко любит.Успеешь? Надо синопсис минимум на двенадцать серий и набросок пилотной серии — страничек сорок, хоп?
- А ты мне оставляешь выбор?
- Ну вот и умничко. Я на другом конце беспроводных проводов — чуть шо вопросы — так ты не стесняйся. Для меня сейчас любое время суток — доброе.
Скайп вымер и из сверкающей как сон мишуры киевской фабрики грёз, я вновь очутился в стареньком здании школы в самом неблагополучном районе Кливленда, штат Огайо. Какого черта я в Москву или Киев не двинул в свое время? Далась мне это деревня американская? Свободы и демократии захотелось идиоту. А вот ежелиб в самой Москве!
Мне до сих пор неведомо как же это оно — жить на полную катушку, не страхуясь как жил умирающий от рака школьный учитель-протагонист. А коли не знаю, так и в Москве и в Киеве не было бы мне счастья. Счастье то оно где-то внутри —в виде тонкого химического баланса в мозгах и отношение к географии имеет самое относительное.
Если воздух в Кливленде, штат Огайо такой же засратый выхлопами как и в Новочеркасске, то где же его искать, счастья та? В опьянении? Так опять же похмелье или прости господи и того хуже — ломка. Опьянение штука веселая, но недолговечная. А посему нужно искать опьянения перманентного. Опьянения от жизни.
Нафиг эту швабру для начала. Раз уж ночь выпала бессонная и вообще — я ташкентский Люк Бессон — пойду-ка в учительскую. Там плюшки и чистая бумага. Заварю кафейку халявного да и творить, творить!
Надо бы вам сказать в Москве и Киеве сейчас не пишут сценариев разве только убер-извозчики. Даже дворники-таджики и те норовят сценарий накропать — на древнем фарси, само собой. Тут ведь вся штука не написать, а добиться чтоб обязательно прочли и дали денег. Бурмистров прочтение гарантировал, а значит можно и рискнуть. Это мой шанс, наконец, зажить на полную катушку.
Кое-как раскидав швабры по углам, я закатал рукава и провел остаток ночи проклиная сквозь зубы древних греков доказавших нерушимость законов драматургии. Дали бы мне волю написал бы космическую одиссею Кубрика, словами Чарли Кауфмана, а Кииву и Ниибэ нужны было комиксы типа Звездных войн в запорижье или в трускавце-задунайском.
К утру субботы первый черновик звякнул на бэкграунде бурмистрова макбука, а я пошел отсыпаться перед решительной воскресной битвой.
