За окном было сыро, на зеленой и мокрой траве синели бусинки фиалок,а голуби бродили по цементной дорожке под окнами, и ворковали. Один, два, три... после малыш сбивался со счета, потому что еще не научился толком считать. Достаточно было, что не два, а больше. После голубей вставал малыш - спускался с кровати, и шел к окну, там взбирался на стул, опирался на подоконник локтями и высовывал голову в окно. Этаж был первый, так что никто не беспокоился. Внизу сновали голуби, перед домом зеленела лужайка. В городке вообще все было очень зелено, это из-за климата, объяснил отцу гость - большой мужчина в белом халате. Опрыскивая малышу лицо, обоженное вспышкой артиллерийского пороха, врач сказал, что эта долина в Венгрии - из-за влажного климата и песчаной почвы, - издавна использовалась под плантации черники.
- Из которой делают ликер “Веллингтон”, - сказал врач, прижимая к лицу малыша куски бинта.
- Который мы попробуем на свадьбе героя, - сказал он.
Малыш никого не видел: ему обожгло и глаза, и в них все плыло, но врач сказал, что это ненадолго, и через несколько недель зрение восстановится. И оказался прав, хотя легкая смазанность осталась. Может быть, именно она и сделала меня писателем, - позже размышлял он - что есть литература, как не легкое искажение действительности. Недостаточно сильное для того, чтобы заказывать очки, но ощутимое настолько, чтобы не считать зрение стопроцентным.
… доктор говорил еще что-то, побрызгивая на лицо малыша из флакона, очень похожего на дихлофос. Малыш было запаниковал, но врач успокоил - объяснил, что это лекарство такое. Так что малыш снова замер, статуей маленького египтятина: руки на коленях, спина прямая, подбородок вверх. В глазах все плыло и было белым из-за халата и бинтов, откуда-то доносились всхлипывания матери и голос отца, не слышно было брата. Наверное, пошел гулять, подумал с завистью малыш. Надо было идти с ним, но малыш засиделся дома со старым набором индейцев, а потом решил посмотреть, как вспыхнет в печке артиллерийский порох, который бросали туда, чтобы прочистить дымоход. Дома, в которых они жили, были старые. В них когда-то жило Гестапо, а до того, как наши победили Гестапо, выгнали его из домов и стали жить здесь сами, в домах держали Гусарских Коней. Иногда малыш выходил из дома вечером и, держа в руках меч, осторожно выглядывал из-за угла дома - все ждал, что встретит Гестапо. Не могло же оно уйти далеко. Брат этой идеи не разделял, и предпочитал водить ватаги мальчишек на край городка, где рос абрикос - прямо на территории склада, - чтобы воровать зеленые еще плоды за спиной часовых. Для этого требовалась ловкость - чтобы часовой не заметил, приходилось ползти по-пластунски. Малыш предпочитал передвигаться короткими перебежками от камня к камню, ему не нравилось, когда его ругали за грязь на рубашке. Внезапно абрикос возник перед ним, как настоящий. Он весь был в зеленых плодах.
- Перед тем, как стало темно, все стало зеленым, - вспомнил малыш.
- Это нормально, - сказал доктор.
- Кстати, ликер “Веллингтон” зеленый, - сказал доктор.
- Ну, бутылка, - сказал он.
- Хороший? - сказал отец.
- Вам бы все про водку, - сказала мать.
Врач и отец рассмеялись.
- Месяц-два и все пройдет, - сказал врач.
- Поедете потом, покажетесь в госпитале, - сказал он.
Малыш обрадовался. Госпиталь был в Эстергоме, там продавали печенье с фигуркой жирафа, ее можно было вырезать, и раскрасить жирафа, отчего он был совсем как настоящий. Услышал за спиной тихую возню. Брат вернулся, понял малыш.
- Гусары не появились? - сказал он.
- Нет, - сказал брат откуда-то из угла.
- Проверяй, - сказал малыш.
- Я пока не могу, ранен, - сказал он.
Мать снова заплакала.
… снаряд для пушки они нашли на стрельбище за полем, которое было за лесом, который был за дорогой, а уж та была рядом с городком. В поле стояли стога соломы, и часто летала над ними какая-то птица - сокол, объяснил отец. И все спрашивал малыша, видит ли тот птицу наверху. Конечно, отвечал тот и даже показывал - во-о-он там. Отец мрачнел.
Сокол кружился не просто так, он высматривал зайцев. Одного из них поймал солдат отца, случайно - чинил колесо, а тут из-под куста возьми да выпрыгни заяц. И так и застыл. Значит, поэтому их зовут трусишками, зайками, и серенькими, поняли малыш с братом. Солдат подобрал заяца и отдал товарищу капитану, у которого двое мальчишек. Так что заяц несколько дней пожил у них на кухне: забирался по ночам за шкафы и барабанил лапами. Очень больно лягался, когда они пытались взять серенького на руки. Отказывался пить молоко из блюдца, хотя еж, которого приносил отец в прошлом году, молоко любил.
- Ты не думаешь, что папа его пристрелит, - сказал брат.
- Зачем, - сказал малыш.
- Ну, он же совсем бесполезный, - сказал брат.
Малыш с братом спрятали патроны от отцовского ружья, чтобы отец не пристрелил бесполезного зайца. Перед следующей охотой отец ходил по дому и ругался, но сделал вид, что это сам забыл, куда сунул патроны. Получилось, вспомнил со стыдом малыш, как с коробкой шоколадных конфет - малыш не удержался и съел половину, а отец, когда мать его ругала за это, так и не сказал ничего матери. Оба они очень любили сладкое. А вот брат предпочитал пельмени. Жаль, что нельзя их готовить каждый день, говорил он как раз, когда увидел патрон.
Не только не использованный, но и без ржавчины и наростов.
Это была шикарная находка. Стрельбище только на первый взгляд казалось изобильным. На самом деле, все здесь было мальчишками военного городка давно изучено, и расчерчено и поделено, как река - золотоискателями. На стрельбище было полно гильз - блестящих, латунных. Много целых еще патронов, но которые пролежали здесь лет двадцать, не меньше, и поэтому обрастали землей и ржавчиной, как затонувшие корабли на морском дне - ракушками. А вот старый и неиспользованный патрон, который бы влезал в обойму и ствол пистолета, - такие из найденных немецких “вальтеров” собирали старшеклассники, - встречался редко.
- Смотри! - крикнул брат, подняв патрон.
Малыш присел на корточки и, поморгав, посмотрел. Патрон был отличный. Это следовало обдумать. Они с братом уселись на накат заброшенного блиндажа.
- Отдадим старшим? - сказал малыш.
- Они нам ничего взамен не дадут, - сказал брат.
- А вдруг, - сказал малыш.
- Просто отберут, - сказал брат.
- Тогда зароем, как клад, - сказал малыш.
- Зачем, у нас же есть пушка, - сказал брат.
Пушка была железная, синяя, и стреляла карандашами, если сунуть их в ствол. Кажется, это была модель Первой Мировой Войны, вспомнил малыш слова отца. Но не был уверен, что Перваямироваявойна имеет что-то общее с войной. Он вообще уже много слов знал, и не всегда они оказывались тем, чем он думал. Так, слово “падла” оказалось вовсе не мятной жевательной резинкой в форме прямоугольника, как малыш думал. Так объяснил хулиган Арбузов из второго класса. За десять гильз. Интересно у них там в школе, подумал малыш.
- Ты скоро пойдешь в школу, - сказал он брату.
- Да, в сентябре, - скзазал брат.
- Это еще долго? - сказал малыш.
- Половина весны и лето, - сказал брат.
- Можно мне с тобой, - сказал малыш.
- Тебя не примут, - сказал брат.
- Я умею читать, - сказал малыш.
… - кивнул брат.
- И считать, - сказал малыш.
- До трех, - сказал брат.
- Я научусь, - сказал малыш.
Брат посмотрел на него внимательно:
- Ладно, если научишься, пойдешь, - сказал он.
- Только не лезть ко мне там, - сказал он.
- Сделаем вид, что мы незнакомы, - сказал он.
- И ты дашь мне поиграть со своими гусарами, - сказал он.
- Ну, когда они будут, - сказал он.
- Их так долго нет, - сказал малыш.
- Так что, согласен? - сказал брат.
- Конечно, честное слово, - пообещал малыш.
Со стороны леса подул ветер. Брат накинул малышу капюшон на голову. Поднялся сам и помог подняться - земля была влажной и вязкой. Сказал:
- Берем домой и выстрелим, - сказал брат.
- Может, зайца пристрелим? - сказал брат.
- Он же … никчемный, - сказал он.
- Точно! - сказал малыш.
Оба задумались. Зайца было жалко.
- Мы же специально украли папины патроны, чтобы он не убил зайца, - сказал малыш.
- Но мы же пристрелим его понарошку, - сказал брат.
- Не будем убивать, просто выстрелим в него, - сказал брат.
- Если так, давай, - сказал малыш.
Патрон они спрятали у елки возле дома - сунули в пакет из-под молока, и закопали, - после чего вернулись домой. На ужин были пельмени. За шкафом было тихо. Брат сначала терпел, а потом не выдержал:
- А где заяц? - сказал брат.
- Папа его в лес вернул, - сказала мать.
- Надо было денек подождать, - сказал брат.
- Вот-вот - сказал малыш.
Хотя обрадовался. Ему не хотелось стрелять в зайца даже понарошку. Тот ведь был живой, а патрон - настоящий.
- Как твои глаза? - сказала мать.
- Уже не плывет ничего, - сказала мать.
- Конечно уже нет, - сказал малыш, и сказал уверенно, потому что не видел ничего, что бы плыло: ни корабля, ни лебедя.
- А ну-ка, посмотри в дверь... что там в в комнате в углу? - сказала мать.
- Гусары?! - сказал малыш.
Вскочил со стула, побежал в угол. Но там ничего не было. Вернулся, грустный, к столу. Брат с матерью переглянулись.
- Не волнуйся ты так, - сказала мать.
- Папа обещал, значит будут, - сказал он.
Малыш не удержался и заплакал, но тихонечко. Молча встал и ушел в свою комнату.
- Гусары это же подкрепление, они всегда в последний момент, - сказал брат.
- Нюня, - сказал он.
- Ему и пяти еще нет, - сказала мать.
- Впрочем, что я говорю, - сказала она.
- Тебе еще даже не семь, - сказала она.
Забрала тарелки и посмотрела как рассудительный мальчик пошел в комнату, обнял брата.
Малыш еще немного поплакал, потом они стали играть: провели колонну ковбоев по ущелью между столом и диваном, и в самом опасном месте напали на караван засадой индейцев. Битва была жестокой. Не всем переселенцам удалось добраться до бревенчатого форта, который собирался так тяжело, что братья даже не разбирали его. Арьергардному отряду пришлось пожертвовать собой, но никто не сдавался: пленных индейцы скальпировали.
Если бы отступление прикрывали гусары, подумал малыш, разгрома удалось бы избежать.
… несколько дней они провели с матерью в Эстергоме. Гуляли по темно-зеленым и мокрым по утрам лужайкам, и находили в траве фиалки. Много фиалок. Они были как-будто собраны из синих бусинок, малышу с братом нравилось смотреть, как блестят на этих бусинках другие - прозрачные - росы. По пути в Эстергом они увидели бескрайние поля черники, из которой - помнил малыш - делают ликер “Веллингтон”. Потом приехал отец и забрал их, и привез домой, а мать оставили в Госпитале. Мальчики ей завидовали. Наверное, ест печенье с жирафами с утра до вечера, думал малыш.
Отец уходил на службу по утрам, а брат никому не открывал дверь, отвечал на телефонные звонки и разогревал обед для себя и малыша. Вечером отец жарил картошку, и это было здорово, потому что суп - нeвкусно. На ночь отец разрешал им с братом поговорить, и они разговаривали, лежа каждый на своем раскладном кресле-диване. Утром их будили воркованием голуби за окном. Гл-гл-гул, - вспоминал звуки малыш.
Однажды отец ушел на ночь, потому что принес домой пистолет “Макарова” с патронами, это значило, что он будет дежурить. И вернулся утром. Малыш, когда проснулся от воркования голубей, увидел только брата в углу комнаты. Тот молча смотрел на что-то разноцветное, яркое. Малыш поморгал, встал с кровати, подошел к углу. Услышал, как отец вошел в комнату.
- С днем рождения, - сказал он.
Малыш не очень понимал, что такое деньрождения. Но, судя по всему, деньрождения приятная штука, подумал он, глядя на 36 маленьких гусар. Точные копии, ручная работа, и у каждого на кителе тщательно были прорисованы пуговицы со львом. Брат сказал:
- Помнишь, что обещал? - сказал он.
- Конечно, - сказал малыш.
- Можешь поделить пополам, если хочешь - сказал он.
- Отсчитай половину, я еще не умею, - сказал он.
- Лучше оставьте как есть и играйте оба, - сказал отец.
Они взглянули на него оба сразу - как будто только вспомнили, что он есть. Отец пошел на кухню. Дежурство было тяжелым: ночью в гарнизон приезжала машина с подвыпившими летчиками и один из них, купаясь в бассейне, утонул. Приятели, струсив, хотели смыться. Пришлось бежать машине наперерез и вскакивать на подножку, и размахивать пистолетом. А завтра надо было ехать в Эстергом и забирать жену из госпиталя.
Отец поел и помыл посуду, вернулся в комнату, спросил:
- Можно я тут полежу? - сказал он.
- Конечно, - сказали мальчишки из вежливости.
Он лег на кровать, и они устроили у него на колене базу разведки. Отец уснул и захрапел. Старший брат нахмурился, потом придумал.
