Глава 8. Лирики и физики

Ну а потом, по законам мироздания, наступило утро, и я пошлёпал по лужам в школу, стараясь не заляпаться грязью до подмышек. Я брёл под дождём и после вчерашнего адреналинового выброса, в голове было гулко и пусто. Ночью я давал себе слово, что начну делать и говорить то, чего хочется именно мне, а не тем, кто меня окружает. Но если бы я сам знал, чего же я хочу! Если мне нужна дружба с Ниной, то почему я не подошёл к ней, ведь судьба дарила мне ещё один шанс! Обложался, боясь, что она скажет: - «Ты что, ку-ку? Я тебя в упор не помню». Не подошёл, значит не слишком хотел? Так чего же я так бешусь, тем более, что вчера, вовсю обжимался с Леночкой и, типа, теперь я её «парень». А ведь она мне даже не нравится, и делать вместе мы можем только одно – то, о чём родителям лучше не знать! Что со мной за фигня происходит и как из неё выпутываться?
И тут, видимо, чтобы подбодрить меня и привести в тонус, судьба подбросила мне две встречи. Вначале, сзади подлетела Наташа Ильина.

- Ой, Слава, будь человеком, пусти под зонтик, а то я крылышки намочу, - защебетала она и, взяв меня под руку, притиснулась всем телом и мы зашагали к школе. Внимание Наташи к моей персоне было приятным, она слыла нашей школьной красавицей и мне самому казалась таковой. Войти с ней в школу, почти что в обнимку, было неплохо и моё настроение резко поползло вверх. Но на ступеньках крыльца мы чуть не столкнулись с ещё одной парочкой под чёрным зонтом: Нинка и Миша. Мой ревнивый взгляд обежал Нинкину фигурку с ног до головы, и я отметил, что они не держались за руки, даже не прикасались друг к другу. Скорее Мишка нёс зонтик над ней, сам рискуя промокнуть. Наташа и Нинка поздоровались, а мы с Мишкой начали синхронно складывать зонтики. Нинка вдруг потянулась к Мишкиной щеке, сняла пальчиком дождевую каплю, скользящую по его виску и слизнула её.

- Вкусно, - сказала она, глядя в его обескураженное лицо, и пожала плечами.
Вышло всё это как-то так, что и мы с Наташей и ещё две какие- то девчонки, что пялились на Мишку, замерли на секунду, а потом резко потупились, будто пойманные на подглядывании. Продолжения у этой сцены не случилось – все вдруг заторопились в школу, и даже создали в дверях некоторую сутолоку.

До звонка, пока не пришла Нинка, девчонки не могли ни о чём говорить, кроме как о Мише: его внешности, уме, одежде, талантах, характере, и, естественно, о «братских» отношениях с Нинкой. Я бы мог внести ясность в этот вопрос, но молчал, тупо таращился в учебник литературы и, как обычно, злился. Состояние тихого бешенства стало для меня привычным в последнее время, я сроднился с ним, сдался и просто жил дальше, как получалось.
За пару минут до звонка в класс вошла Нинка. Волосы от уличной влаги у неё распушились и вились мягкими колечками, так было всегда, сколько себя помню.

Девчонки остановили её, решившись, наконец, задать прямые вопросы. Я слышал каждое слово.
- Нин, а Миша твой брат?- задаёт вопрос в лоб Наташа и краснеет, как первоклашка.
- И как ты догадалась? - Нинкин голос насмешлив.
- Да все знают, - мнётся Наташа.
- Ну, и чего тогда спрашивать? – ядом, в Нинкином голосе, можно отравить кобру.
- Не вредничай, мы умираем от любопытства, - это Маша Беляева, она тоже говорит, то, что думает, недаром они с Нинкой сдружились. – Если Миша – твой брат, это открывает дорогу всем заинтересованным к здоровой конкурентной борьбе.
- Здоровой, в смысле, устроите огромную свалку за тело и сердце моего братишки? – веселится Нинка.
- Ага, так всё-таки братишка! – это Маша.
- Ну, типа того, - пожимает плечами Нинка, - По данным антропологов, все жители Европы - дальние родственники.

От дальнейших вопросов её спасает литераторша. Ещё молодая и симпатичная, она не слишком давит на нас и мы, глупые дети, покорно следуем за нею извилистыми путями русской и зарубежной литературы. Елена Юрьевна слегка кокетничает с мальчиками, подхваливает девочек и ухитряется получать от нас гораздо больше, чем жёсткие и крикливые учителя.

Темой сегодняшнего урока был «наше всё» - А. С. Пушкин. Проза Пушкина сплошь о любви. Что может быть актуальнее для тинейджеров? Пока Елена Юрьевна погружала нас в мир отношений XVIII века, я всё не мог оторвать взгляд от Нинкиного затылка и нежного профиля. Небрежно стянутые в хвостик волосы сильно вились у шеи и эти две пряди, у ямки на затылке, мучили меня и притягивали, против воли, мой взгляд. Иногда Нинка переводила глаза к окну, залитому дождём, и тогда я видел её маленький нос и ушко, с огромной, до плеча, круглой серьгой с висюльками. Она могла повернуть голову ещё чуть-чуть, и посмотреть на меня. Я боялся и желал встретиться с ней глазами хотя бы раз. Мне казалось, что тогда - то всё и должно разрешиться. Что должно разрешиться и как именно, этого я не знал и даже не пытался размышлять об этом.

Именно этот момент и выбрала Елена Юрьевна, чтобы получить от меня ответ.
- Лыков, а как бы ты поступил на месте Гринёва?
Я покраснел. Елена Юрьевна была моей любимицей, я ревностно учил её предмет, а тут…
- Ты не слушал, - показала голосом своё безмерное огорчение Елена Юрьевна, - Ну что ж, я повторю. Если бы ты, Лыков, узнал, что девушку, которую ты любишь насильно выдают замуж за другого, но спасти её нереально – слишком большой риск погибнуть. А ты единственный сын своих родителей, они умрут, потеряв тебя. Что бы ты стал делать? Чью любовь поставил бы выше?
Собравшись с духом, я выдаю самый очевидный ответ: - Я, конечно, поехал бы спасать Машу, как и Пётр Гринёв.

Со второй парты доносится смешок
- Нина, ты не согласна? Выскажись, - предлагает Елена Юрьевна.
- Всегда легче сделать выбор за другого, особенно, если знаешь чем всё закончилось, - это Нинка-вредина.
- Ну, хорошо. Положим, этот выбор встал перед тобой.
- Во - первых, я не парень, мне в то время одна дорога была – у окна вышивать и жениха поджидать. Но если бы я была Петром Гринёвым, то не бросила бы родителей. Кто её знает, эту Машу, может она вовсе не против замужества.
- Н-да,- удивлённо тянет Елена Юрьевна, - Неожиданная и совсем не романтичная точка зрения. Не ожидала от тебя.
- У меня практичная точка зрения. Если ты испытываешь к кому-то нежные чувства, совсем не обязательно, что он испытывает то же, что и ты, особенно, если прошло некоторое время. Может за месяцы разлуки Маша пригляделась к Швабрину и решила, что на данном этапе, он её вполне устраивает: деньги, связи с Пугачёвым. А тут Петечка спасать припрётся…
- Ох, как цинично. А что же из повестей Пушкина тебе понравилось? Есть такое произведение?
- Да я просто предположение высказала. Мне «Капитанская дочка» нравится вполне, я люблю истории со счастливым концом. А самый красивый сюжет, по-моему, у повести «Метель».

Елена Юрьевна довольна. В классе завязалась дискуссия, ребята спорят о героях и героинях Пушкина, горячатся. Сразу видно, кто читал, кто не читал, а кто вообще не понимает о чём речь и единственное знакомое слово для них – Пушкин. В конце урока, с удовлетворением наставив оценок, Елена Юрьевна даёт нам задание: уметь пересказать кратко любую повесть, «для тех, кто сам, бедняжка, читать не умеет» - так она подначивает наших лузеров.
Перемена. Я не могу отделаться от мыслей о том, что Нинка, высказывая своё мнение на уроке, хотела меня задеть, выставить неумным и банальным учеником, пооригинальничать за мой счёт. Я злюсь, придумываю в голове отличные, но, увы, запоздалые ответы и бреду, вместе со всеми, к кабинету физики.

Школа наша считается гуманитарной, с языковым уклоном, на точные науки не налегают. Поэтому наш физик, Евгений Феоктистович, даёт нам, по его же словам «дотянуть двойку до тройки, невзирая на законы сопротивления». Практические и лабораторные работы позволяют нам иметь по физике средние оценки, технарей в классе почти нет. Оценка «пять» у трёх человек из двадцати шести, да и то у Беляевой и Шпакова «в состоянии совершения колебательных движений». С физикой у меня также паршиво, как и с химией, но, кое-как, в прошлом году я выполз на «слабенькую хорошо». Не представляю, что было бы с моими родителями, если бы я был троечником. Сами они учились посредственно (я нашёл, как то случайно, их аттестаты), но мне всю жизнь внушали, что троечник – это даже не совсем человек. Двойные стандарты – нам об этом много рассказывали на элективе по психологии. Но я не собирался говорить с родителями об их прошлых тройках, мне и самому нравилось быть «умненьким мальчиком», На физике, несмотря на лояльность

Евгения Феоктистовича, выглядеть «умничкой» мне удавалось нечасто.
Сегодня, после короткого теоретического опроса, физик, со вздохом, предложил всем девочкам пересесть к парням.
- Будете работать в парах. Надеюсь, парням хватит жизненной смекалки, чтобы собрать электроцепь и получить «пять» на двоих. А уж я, с вашего позволения, округлю 2,5 до тройки, по законам уже не физики, а математики, - печально произнёс Евгений Феоктистович.
Не успел физик договорить, как начался активный миграционный процесс. Ко мне шустро плюхнулась Наташа Ильина, не дав мне даже помечтать о другом, желаемом, но недосягаемом, варианте. Тем временем, у парты Нинки столпились сразу четверо парней, и, среди них, мой приятель Костик! Предатель!

- Ну, Нина, выбирай, с кем ты желаешь соединять детали в электрическую цепь? – ехидно поторопил физик.
- Я, Евгений Феоктистович, новенькая. Мне терять потенциальных друзей не хочется. Выберу одного – остальные обидятся и больше не подойдут. Можно я сегодня останусь без пары? И «пятёрку» ни с кем делить не придётся.
- Самоуверенно, но дипломатично. Н-да, неожиданный поворот. Но неужели ты думаешь, что сама работу сделаешь?
- Я девочка, если что, помощи попрошу, и буду выглядеть женственно и беззащитно.
Ребята заржали. Физик хмыкнул, усадил парней за другие столы и работа закипела.

Эти несчастные электрические цепи мы собирали уже не раз. Сигналом выполненной работы был то звонок, то сияние лампочки, то писк зуммера. Сегодня, соединив допотопными болтиками клеммы цепи, мы должны были заставить «говорить» доисторический репродуктор на столе у физика. Звук репродуктора означал, что цепь собрана верно.
«Широка, страна моя родная…», - заорало радио через три минуты. Это Беляева и Шпаков.
«Много в ней лесов, полей и рек…», - почти одновременно с ними Иванов и Дымова.
Я быстро соединял клеммы, скручивая пальцами гаечки, которые Наташа подталкивала мне пальчиком с розовым ноготком.
«…от Москвы до самых до окраин,» - взвыл радиоприёмник так, что все подпрыгнули.
- Омельченко, не верю своим глазам и ушам! Да ты два раза молодец! Неужели физику знаешь? – голос Евгения Феоктистовича полон неподдельного изумления.

- Ну, честно говоря, я физик – практик, - смеётся в ответ Нина. – На соседнем ряду сидят Беляева и Шпаков - я сделала всё по аналогии. Детали у всех одинаковые, а значит и цепи одинаковые.
- Ты гениальна, дитя моё. Эти чудесные детки, - он повёл рукой вдоль наших рядов, - собирают несчастные цепи второй год и всё не могут запомнить, что за чем следует.
«С Южных гор до северных морей…», - вновь ожило радио.
- А это Лыков и Ильина. Ну – ну, – сдержанно похвалил меня и Наташу физик. – Ещё одна пара сможет получить сегодня «пять», поторопитесь. Следующие восемь человек получат «четыре», ну а что будет с последними, не хочу даже говорить…

Радость от того что я был в числе первых, серьёзно подпорчена тем, что опередила меня Нинка, которая в очередной раз продемонстрировала сообразительность. Мне почему-то казалось, что пробираясь вперёд, она отталкивает меня, забирает нечто, принадлежащее именно мне, что- то важное, чем я желаю, но не могу владеть.

Я опять злился. Наташа, маленькая женщина, почувствовала моё недовольство
и, приняв его на свой счёт, насупилась. Моё реноме джентльмена не позволяло огорчать даму и я заговорил с Наташей тихим шёпотом. Ей большего поощрения и не требовалось. Она тут же придвинула стул поближе и стала мешать мне отсоединять проводки, думая, что помогает. Звонок с урока спас меня от рассказа о походе на выставку кошек. Наташа знала, что у меня живёт перс Шуша и решила, что эта тема меня заинтересует. Я же, внутренне закипая, наблюдал как Костик, пересев к Нинке, помогает ей разобрать цепь и навести на столе порядок. Нинка, прихватив два дневника, стояла у стола физика в очереди за оценкой.

- Омельченко «пять», а Казанцев «три», - сурово произнёс приговор Евгений Феоктистович.
- А давайте поровну: мне «четыре» и ему «четыре». Я собрала, он разобрал, - Нинка задорно улыбалась.
- Вот так подружка у тебя, Казанцев! Я восхищён! – шутит физик и ставит Нинке «пять», а Косте «четыре». – Не проморгай, дурень, у тебя много конкурентов.

Костя краснеет, ссутулившись буркает: «Спасибо за совет», но, прихватив Нинкину сумку не торопится отдать её, хотя Нина с улыбкой тянет длинный ремень к себе. Так они и выходят из кабинета – паровозиком.
Наташа уже собралась, но медлит около меня. Я, вконец обозлённый дуростью Костика, обнимаю Наташу за плечи и, изображая «рубаху-парня», тоже веду в коридор. На лестнице в обнимку, слава богу, не пройти, и я могу опустить руку. Но Наташа преданно семенит рядом – видно твёрдо решила не упускать свой шанс. Мне это приятно. Наташа чистенькая и умненькая, но я не уверен, что мне это надо. Я вообще ни в чём сейчас не уверен.
- Пустим всё, как обычно на самотёк и увидим, что будет, - говорю я сам себе.