Прошло это лето, за ним ещё одно. На дачу я почти не ездил. Бабушка очень огорчалась и даже сердилась, по-моему, на Нинку, которая не желала со мной дружить и сделала мои приезды на дачу неинтересными и скучными. Я люблю бабушку и иногда, не в силах отказать ей, приезжал на день - другой, чтобы отчаянно скучать в своей комнатушке. Артура уже не было. Его родители продали дачу и там жили другие люди. У них к деду были какие-то претензии. Дед люто матерился, жалуясь на них отцу и соседям. 

На эти выходные, в августе, вместе с родителями прикатили и тётя Оля с Леночкой и папин приятель Вовик. У деда был день рождения, и мы решили поехать к озеру, на пикник. Озеро было всего в километре от садоводства, в лесу. Ещё пару лет назад о нём мало кто знал, там было пусто и тихо. В этот же раз мы едва могли втиснуть машины между соснами, и пошли искать место, на котором поместилась бы вся наша компания. Наконец, обойдя почти всё озеро, мы нашли славную полянку и место для костра, среди камней. Здесь народу было немного, только сбоку, у обрыва, бесилась какая – то молодёжь. Костёр развели, половички расстелили. Дед остался готовить шашлык, а мы спустились вниз и устроились на узкой полосе песка. Мои отец и мама щеголяли шикарным турецким загаром, я тоже чувствовал себя неплохо и, искоса, пялился на Леночку. Золотисто – розовая, рослая, в ярком и очень открытом купальнике, она волновала меня. Мой взгляд поневоле, вновь и вновь, возвращался к её груди и ногам.
 

Мы немного поплавали и разлеглись позагорать и поглазеть на резвящийся рядом молодняк. Кто-то построил самодельный трамплин, приколотив длинную вибрирующую при каждом шаге, доску, к растущей у обрыва, сосне. Парни разбегались по доске, подпрыгивали, и, словно подброшенные катапультой, улетали в воду. Смотреть на это было здорово! Но, когда мы с отцом и Вовиком, подошли к доске, то, ни один из нас не решился даже дойти до края. Доска так тряслась и качалась, что был реальный риск слететь с шестиметровой высоты прямо на валуны. Наши дамы были на высоте – ни одна из них не упрекнула нас в трусости и не подначивала на этот дикий прыжок. Мы только глядели на этих самоубийц, впрочем, их было немного.

Итак, мы поджаривались на августовском солнышке, как вдруг над обрывом раздались резкие мальчишеские голоса, спор, смех и на доску выскочила тоненькая девчонка. Она нарочно раскачивала доску, приплясывая на ней так, что мальчишки не могли подойти, а сама она чудом держалась, рискуя упасть на камни. Затем неожиданный разбег и Нинка слетела вниз «солдатиком», как была, в шортах и майке. Вынырнув метрах в пяти, она крикнула друзьям: «Ну, кому слабо?» и поплыла к берегу. Мишка, естественно, сиганул за ней, подняв тучу брызг, а Ксюха, с визгом, прыгнула третьей. Наверху остался стоять только Борька.
- Совсем рехнулись, идиоты!» - крикнул он им и поволок в сторону велосипеды.
- Ужас! Какой ужас! – возмущалась тётя Оля.
- Родители, небось, и не знают, что они здесь вытворяют. Всё от попустительства и безнадзорности, - поддержала мама.
Храбрая девчонка какая, прямо циркачка, - голос Вовика звучал мечтательно.
- Дура безмозглая! – это Леночка.
- Маша, а это не Нина Омельченко? – спросил у мамы отец.
- Нет, не может быть, - ахнула мама. – Славочка, неужели это Нина была?
- Где? – я прикинулся идиотом и покосился на Леночку.
- Там, на доске, над обрывом? – допытывалась мама.
- Да она, это, она! Эту девочку ни с кем не спутаешь! – отозвался за меня отец.
Я лежал, вжимаясь в песок, мне было… очень, очень погано. А тут ещё отец раз за разом щёлкал фотоаппаратом, снимая летящую в воду, по высокой дуге, Нинку. Отец и Вовик явно восхищались Нинкой и её приятелями, а я чувствовал себя особенно неуклюжим и рохлеватым.

Леночка, поняла, что оказалась на вторых ролях и решила перехватить инициативу.
- Слав, жарко, пойдем в воду, - позвала она, грациозно, с её точки зрения, потягиваясь. Но красно-розовая толстая попка и потный, облепленный песком животик, в этот раз, не произвели на меня обычного впечатления. Тем не менее, повинуясь маминому грозному взгляду, я поплёлся в воду, боясь глянуть вправо – вдруг Нинкина компания тоже захочет поплавать.
Леночка плавала плохо, вернее никак, поэтому она барахталась в воде около меня, прыгала, держась за мою руку и, ненароком, задевала меня, то грудью, то голой ногой. Такое явное внимание льстило мне, я повеселел, но не мог не заметить, что ребята сели на велосипеды, и, в объезд озера, двинулись к садоводству. Ужас возможного столкновения отпустил меня, и я, раззадорившись, уже вовсю тискал под водой Леночку, всё же не забывая изображать благопристойность для наших родителей.

Больше в это лето я не видел Нину. Иногда образ её всплывал в моей голове, но обида, непонятная зависть и гнев не делали мысли о ней приятными. А после того, как папа вздумал сделать фотографию Нинки заставкой на рабочем столе своего компьютера, да еще и рассказывал всем знакомым, что летящая над водой девчонка – моя подружка и соседка по даче!!! Ого! Моя обида на Нинку, превратилась в клокочущую в груди, у горла, ненависть. Вынужденный скрывать свои чувства и пожимать плечами, при вопросах папиных приятелей о «т-а-а-кой подружке», я злился всё сильнее, пытаясь сохранить внешнюю невозмутимость. К счастью, мама велела отцу сменить картинку на рабочем столе на что-то более «благопристойное, чем сумасшедшая полуголая девчонка» и этот источник раздражения был изгнан с моих глаз.