Второе сентября для Феди Филина, ученика 7 класса, началось так же, как и для миллионов его собратьев по несчастью. Он пошел в школу. Первый урок в этот день должен был вести директор школы, и Федя немного нервничал, потому что вчера, после первого звонка, между ними уже состоялся небольшой разговор. За три месяца летних каникул обслушавшийся «Зе Дорз» и «Пинк Флойд» Федя осуществил свою давнюю мечту – отрастил хаер до середины лопаток, но представления директора школы о том, как должны выглядеть ученики, с фединой мечтой не совпадали. Поэтому он сказал Феде, чтоб тот сейчас же отправился в парикмахерскую. Федя совету директора не внял и теперь ожидал бури.

Директор вел историю – пересказывал чужое вранье из школьных учебников, да и то каким-то образом умудрялся искажать. Федю он заметил не сразу, но, когда заметил, лицо его озарила ослепительная людоедская улыбка.
– Скажи мне, Филин, - сказал он, поглаживая пальцами подбородок, - наверное, парикмахерская вчера была закрыта? Наверное, парикмахер умер, зарезавшись ножницами, а нового прислать не успели?
– Я не в курсе, Николай Федорович, - небрежно сказал Федя. – Не ходил я в парикмахерскую.
– А почему? – добродушно удивился Николай Федорович.
– А зачем? – в тон ему поинтересовался Федя.

От удара директорского кулака по столу в окнах содрогнулись стекла.
– Так ты шутки шутить со мной решил! – взревел директор, и ученики на первых рядах вжали головы в плечи и украдкой стали вытирать лица от разбрызгавшейся во все стороны слюны. – Сейчас же – встал и пошел в парикмахерскую! Чтоб к концу урока пришел подстриженным!
– Никуда я не пойду, - тихо сказал Федя.
– Я непонятно выразился?! Вон из класса! И не появляйся здесь без лысины и родителей!
– Чего разорался, дурак? – Федя стал складывать книжки в портфель. – Ну, приведу я тебе родителей. Только проку от этого тебе не будет. Они о тебе и до этого были не высокого мнения, а после сегодняшнего и вовсе презирать станут. В любом случае, они всегда на моей стороне.

– Я сказал… - директор начал задыхаться и схватился за сердце. – Я сказал… Я… Соп… с-соп… ляк…
Скорая помощь приехала не сразу.
Все учителя были заняты, и замены директору, конечно, не нашлось, поэтому ребят отпустили погулять до второго урока на улице – благо, осень только начиналась, дни стояли теплые и солнечные.
Федя решил сходить в магазин.

На повороте к магазину тусовалась небольшая компания. Это были низкорослые второгодники из неблагополучных семей. Преодолев секундное замешательство, Федя решительно взял курс на ублюдков.
– Сова, иди сюда! – не требующим возражений тоном приказал Феде один из имбицилов, известный в школьной среде под партийной кличкой Матюк.
– Моя фамилия Филин, - ответил Федя и невозмутимо оглядел всю честную компанию с ног до головы. Пять человек, пять шакалов Табаки в услужении у Матюка.
– Филин-Хуилин, - усмехнулся Матюк, - деньги есть?
– Есть, - честно ответил Федя.
– Сколько?
– Какая разница?
– Ты что, Сова, совсем страх потерял за время каникул? – прищурился Матюк. – Сейчас ты у меня узнаешь, что такое важно и что такое не важно.

Засунув Матюку в ноздри средний и указательный пальцы, Федя задрал ему голову вверх и повел через дорогу к бетонному школьному забору.
– Я целое лето читал брошюрки из серии «Боевые искусства Шао-Линя», - рассказывал он обалдевшему Матюку по дороге. – Читал и мечтал об этой встрече. И мне хотелось бы тебе напомнить многое – и как мы с тобой первый раз познакомились, и тот случай в туалете, и на практике, и когда ты мне прямым ударом в нос сделал фингалы под обоими глазами. Но я знаю, что слова мне в этом не помогут.

Подведя Матюка вплотную к забору, Федя отпустил его нос, но тут же положил ладонь ему на затылок и с силой припечатал его гнусную физиономию к бетону.
– И я уже не держу на тебя зла, - рассуждал Федя, держа Матюка за волосы и заглядывая в его обезумевшие от ужаса глаза. – Человек ты мелкий и, возможно, этот кровавый отпечаток на заборе – единственный след, который ты оставишь в истории, потому что они, - Федя ткнул пальцем свободной руки в парализованных шестерок Матюка, - будут некоторое время вспоминать этот эпизод и другим рассказывать. Ты понимаешь, о чем я говорю?..
Дальше была физкультура.

Физрук уныло полистал тетрадку с нормативами и наобум выбрал подтягивание на турнике.
Когда Федя подтянулся в двадцать пятый раз, физрук не выдержал:
– Хватит, Филин! Ты меня сейчас, как Николая Федоровича, до инфаркта доведешь… Тебя что, Электроником заменили? Ты ж раньше больше трех раз не мог отжаться!
Федя молча продолжал подтягиваться.
– Тридцать пять… тридцать шесть… - хором считали обалдевшие пацаны. К турнику стали подходить заинтересованные девочки.
Но апофеозом всего стал, конечно, урок биологии.
Потому что учитель биологии заболел, и заменяла его почему-то учительница русского языка и литературы Зинуся. Она только год назад окончила университет и биологию там точно не преподавали. Феде было очень любопытно узнать, насколько она компетентна в этом вопросе.

– Может, язык русского языка проведем, Зинаида Семеновна? – спросил кто-то из класса.
– По расписанию урок биологии, - сухо ответила Зинуся. – Дайте мне кто-нибудь учебник.
Полистав сомнительную книжку, Зинуся наморщила лобик.
– Дурацкая какая-то книжка, - сказала она наконец. – Лучше я буду рассказывать вам, что знаю. Итак, откройте тетрадки, запишите сегодняшнее число и тему: «Анатомия женского тела».
Когда Зинуся стала расстегивать пуговицы на блузке, класс погрузился в гробовую тишину.
Сорок пять минут пролетели как во сне.

Наконец, прозвенел звонок и Зинуся с чувством выполненного долга положила шариковую ручку, которая служила ей указкой, на стол.
– Все свободны, - сказала она, одевая трусики. – А тебя, Филин, я попрошу остаться.
– Что, Зинаида Семеновна? – спросил Федя, когда они остались в классе одни.
– Я заметила, Федя, что ты невнимательно слушал меня на уроке, - заглянула ему в глаза Зинуся. – Есть дети, у которых трудности с восприятием теории. Похоже, ты один из них. Не переживай, это нормально. Ты все сможешь понять, если теорию заменить на практику. Этим мы сейчас и займемся.
Последнее, что вспыхнуло золотым туманом в фединой голове и медленно растаяло, была мысль, что день определенно удался.