Начало здесь: http://www.gonduras.net/index.php?a=4809
http://www.gonduras.net/index.php?a=4813
http://www.gonduras.net/index.php?a=4818
http://www.gonduras.net/index.php?a=4824
http://www.gonduras.net/index.php?a=4827
http://www.gonduras.net/index.php?a=4836
http://www.gonduras.net/index.php?a=4843
http://www.gonduras.net/index.php?a=4858
http://www.gonduras.net/index.php?a=4883
http://www.gonduras.net/index.php?a=4888
http://www.gonduras.net/index.php?a=4908
20 Мелания
Готовый в любую минуту прийти на помощь, чтобы подать утешение, он неотступно следовал за ней по заснеженным дорогам, соединяющим города и деревни, повсюду, куда несла свое слово вездесущая черница. Она совсем не замечала его присутствия, равно как и времени, уже давно стремительно ведущего свой отсчет в обратном направлении. Мелания была поглощена идеей. Как и все идеи, захватывающие человека, она непрестанно расширяла область своего захвата, расцвечивая мир в палитру собственных красок. А потому мир, погрязший во зле, приуготовляемый к приходу Антихриста, изо дня в день представал Мелании умножающемся во грехе, порожденным никоновской ересью. Мелания из года в год все теснее срасталась и Идеей, живя одной верой в торжество Божьей справедливости как награды воздаваемой за приверженность истинной вере.
Известие Мелании о готовящейся казни боярыни не подтвердились. Морозовой суждено было еще долго томиться в земляной тюрьме. По возвращении в Москву Меланию сразу же разыскал юродивый Федорка, духовный сын самого Аввакума, коему в свое время особенно покровительствовала Морозова. Ему первому и показала она локон боярыни.
Схватив пучок волос, Федорка неожиданно резко вскочил и, размахивая руками, принялся скакать вокруг старицы. Она, привыкшая к такого рода выходкам, смиренно ждала, пока юродивый успокоится.
- Федосьюшка-то в Мелашкиной голове спряталась! Эко дело! Федосья Мелашку заморозила! Эх-ма заморозила!
Мелания протянула руку, желая отобрать локон, но Федорка изогнулся, обогнул черницу и набросил волосы ей на клобук. Мелания в изумлении застыла. Наконец она принялась осторожно ощупывать клобук, желая снять локон, но это у нее не вышло. Наконец, перекрестившись, она сняла клобук, оставшись простоволосой. Волосы Морозовой на черной материи отчего-то напоминали паука, широко раскинувшего свою паутину. Мелания принялась с брезгливостью собирать их, но они никак не отставали, будто прилипли.
- Морозова Мелашку приморозила, - Федорка продолжал пританцовывать вокруг нее, выделывая ногами нелепые крендели.
Наконец Мелании все же удалось собрать волосы. Она завернула их в платок, подаренный сердобольной мещанкой и пару минут, сжав губы, пристально глядела на Федорку. Тот отер нос и будто сжался от ее взгляда.
- Ну что, Федорушко, - неожиданно ласково, будто к ребенку обратилась она к юродивому. – Давно ты Аввакумушку-света видел?
Плечи Федорки содрогнулись. Пряча лицо в грязных корявых пальцах с почерневшими от мороза ногтями, он по-детски жалобно заплакал.
- Что, что с Аввакумушкой? – встрепенулась Мелания.
Федорка продолжал плакать, своим подвыванием напоминая шелудивого пса.
…
Неспокойно было в Москве. Апрельский ветер, по-зимнему холодный, неустанно раздувал пожар всеобщего недовольства. Поистине сбываются слова Аввакума: «…зима хощет быти…» Хощет быти, и уж наступила вроде, не отступают холода от России-матушки. А и то начало токмо; последние времена грядут, страшные.
В ту зиму впервые за всю ее жизнь железный организм Мелании был сокрушен горячкой. Неделями не вставала она с ложа, принимая лишь питье, подносимое Пелагией и Еленой, ходившими за ней. Не раз казалось им, что вот-вот предаст в руки Божии треблаженная инокиня, но от природы крепкий организм брал свое: Мелания выдерживала очередное «бесовское наваждение», чтобы немного оправившись, подвергнуться новому. Видно, озлился лукавый на праведницу; в муках возжелал испытать веру ее. Так - рассуждали в доме Марьямны и Дмитрия Агафонниковых, куда притащил полуживую старицу Федорка.
«Морозова Мелашку заморозила, - все звучал и звучал у нее в ушах глуховатый голос.» Бессильные слезы все чаще выступали на глазах изнуренной болезнью страдалицы. А голос все не давал покою.
Ненадолго забываясь тяжелым сном, она то и дело просыпалась, вздрагивала от не покидающего голоса, раздирающего ее изнутри. Дни перетекали в недели, незаметно вливающиеся в долгие унылые месяцы.
Когда в начале мая Елена как-то зашла как-то в комнату к Мелании, из келии раздался приглушенный крик. Тут же прибежала Марьямнушка, простоволосая, в одном платке, накинутом поверх длинной сорочки.
- Что сестрица? Что содеялось?
- Мелания исчезла, сгинула сердечная Не иначе как враг рода человеческого пленил горемычную.
- Да что ты говоришь такое? Какой-такой враг? – всплеснув руками, Марьямнушка заглянула под кровать, приподняла полог ниши, за которой разместилась маленькая молельня.
Женщины в растерянности глядели друг на друга. Елена, вспомнив вдруг о чем-то, шепотом произнесла:
- А я давеча здесь накидку свою оставила да сапожки. Только сейчас и вспомнила. А гляжу, нету накидки да сапожек – знать, своей волей ушла божия черница.
- Ах-ты, ах-ты! - Запричитала Марьямнушка. – Не к добру это, чует мое сердце, не к добру.
- А гляди-ко ,на перине власы срезаны!
Женщины приблизились к ложу, покрытому серой рогожей. У изголовья и вправду лежал пучок волос, перевязанный грубой шерстяной нитью.
- Меланьюшка святыньку-то свою на поклонение оставила. Ой, матушка! – заголосила Елена.
Марьямна вторила ей до тех пор, пока спешными шагами в горницу вошел в Дмитрий. В его небольших маловыразительных глазах, еле различимых под густыми рыжими бровями, светилась тревога. Смерть известной на всю Москвы старицы Мелании в его доме могла вызвать непредвиденные осложнения.
- Померла, никак, странница?
- Господь ее сохрани! Утекла, только власов локон и оставила.
Дмитрий вплотную подошел к ложу.
- Так то ж не ее власы, ее светлее!
- Тебе-то откуда знать? - Марьямнушка подозрительно уставилась на мужа.
- Истинно светлее, - вмешалась Елена, я уж ее, родимую, чесала гребнем, ведаю. Так чьи власы-то? - Марьямнушка в растерянности озиралась по сторонам.
- Помолимся о спасении от наваждения: Елена стала истово креститься; вскоре к ней присоединились и Марьямна с Дмитрием.
Яркое весеннее солнце рьяно лило свои лучи на обомлевшую после зимы Москву. Казалось, город просыпается вместе с зеленой дымкой деревьев, вернувшимися послед дальнего путешествия пичужками, звонко оповещающими Божий мир о приходе теплых дней.
Выбравшись черным ходом из дома, Мелания вышла на тихую московскую улочку, усыпанную желтыми огоньками мать-и-мачехи. Казалось, в голове жужжит целый рой пчел. Покачивающейся походкой она одолела несколько саженей и остановилась.
Что же это, святые угодники? Зело слаба стала аз, куда ж податься горемычной?
На противоположной стороне улочки лежало несколько бревен, видимо подготовленных для рубки. Мелания присела на одно из них. Пульсирующая боль то и дело сжимала виски, казалось, желая поглотить ее целиком, поглотив ее волю. Привычным движением она протянула руку к карману рясы, но не обнаружила его. С брезгливостью поморщившись, она вспомнила, что одела чужое платье. Темная волна накатила на нее, сокрыв Божий мир.
Через несколько часов ослабленную черницу обнаружила челядь Агафонниковых, доставившая ее обратно в купеческий дом.
Весть о том, что в доме Агафоннникова хранится святыня – прядь волос боярыни Морозовой – стремительно облетела всю Москву. В обстановке слежки и преследований приверженцев старой веры хозяева сильно рисковали, принимая в своем доме всех желающих поклониться святыне. Образ царственной мученицы вдохновлял многих на непреклонное следование старому обряду, укрепляя непреклонную веру и решимость выстоять до конца.
По благословению Мелании наиболее истовым ревнителям старой веры раздавались под страшной клятвой волосы Морозовой, тут же становившиеся предметом необычайного почитания. Мелания, казалось, уже совсем поправившаяся, однако отказывалась хоть что-то рассказать о самой несчастной боярыне.
Все то время, что она не посвящала молитве, старица задумчиво устремляя взгляд куда-то вдаль, неподвижно сидела, предавшись никому не ведомым мыслям.
Ангел
Все это время его святящиеся радужные крылья были распростерты в ожидании того, что она наконец обратится к нему, перейдет ту грань, что необходимо перейти земному человеку. Но она застыла в неподвижности. Будто изможденное болезнью тело не имело сил сдвинуться с мертвой точки.
И все же она имела право еще на одну попытку, право, которое заслуживают единицы из сотен тех, кто стучится. Но она застыла в неподвижности. И чем дольше пребывала она в ней, тем дальше становилась грань.
Это только людям кажется, что пространство и время существуют самостоятельно друг от друга. Их раза в раз он откладывал миг ее ухода, настойчиво ставя Меланию перед гранью, гранью, не замечая которую, она так и застыла в неподвижности. Что ж, порой бывает и такое.
Витки шанса иногда значительно удлиняют свою траекторию…
Уже более пяти лет прошло с тех пор, как всесожжигающее пламя поглотило неистового Аввакума, смело вступившего в костер раскола. Ветер разнес огненные искры. Подобно пожару распространялись вести о все новых повстанцах, открыто выступающих против никоновской ереси.
Ловцы «мученических венцов» безбоязненно исповедовали истинную веру, в то время как тысячи других продолжали оставаться тайными приверженцами старого обряда. Страшно было на Руси, тревожно и страшно. В наэлектризованной атмосфере подобно вспышкам на грозовом июньском небе то и дело появлялись новые фигуры , уверенно ведущие за собой.
Болезнь, к осени наконец отпустившая Меланию, как видно пошла не бесследно. Всегда энергичная, подвижная, неизменно появляющаяся в самой толще событий, теперь она стала сторониться людей, будто все время пыталась скрыться в собственной скорлупке. Дни чинно складывались в недели, так и не привнося ничего нового в устоявшийся ритм жизни. Юродивого Федорки не было видно в Москве с самой зимы; сказывали, что он отправился в Пустозерск да так и остался жить в землянке рядом с пепелищем, где был сожжен Аввакум. Да только как знать, правду ли сказывали.
Мелания вновь творила метания в своей келейке, когда до ее слуха донесся звук тяжелых шагов. «Не иначе как волчцы за мной, - не без удовлетворения подумала она, - Истинно пришел мой час принять венец мученический.» Шаги удалились, и сразу же затем дверь спаленки отворилась. На пороге показался сенная девка Марьямнушки и, знаком показав Мелании соблюдать молчание, взяв ее за руку, повлекла за собой.
- Не пойду! – Мелания с силой отдернула руку.
- Ради Марьямнушки, неужто хочешь, чтобы замучили ее со тремя дитятками малыми?
Перед глазами старицы стремительно пронесся образ Ванюшки, жмущегося к юбке Федосьи Морозовой, усаживающейся в карету с мешком, наполненным богатой милостыней. Понурившись, она направилась за сенной девкой. Через подполье та вывела ее черными переходами в тихий московский дворик, наспех сунула кошелку с хлебом и двадцатью целковыми и шмыгнула обратно в потайную дверь, о которой Мелания за все то время, что прожила в этом доме, и не подозревала.
Сумрак осеннего вечера окутал своим покрывалом хрупкую фигурку черницы. Куда теперь идти? Впервые за пятнадцать лет, что провела она в Москве, перед Меланией возникал подобный вопрос. Али до конца дней мыкаться по чужим углам, представая лишь тенью той прежней Мелании, сподвижницей Аввакума и Морозовой?..
Она отогнала от себя малодушные мысли, подобно назойливым мухам копошащиеся в голове. «Птицы имеют свои гнезда, лисы – норы, лишь сыну человеческому негде приклонить свою голову, - пришло ей на память из писания.»Так неужто ей печалиться о крове? Надвинув клобук на самые глаза, Мелания зашагала по петляющей улочке, выведшей ее к Москве-реке. Редкие прохожие оглядывались на худенькую монахиню, бредущей по набережной, отчего-то качая головами.
21 Сильвестр
Он вновь и вновь перечитывал строки, которые, казалось, вот-вот выучит наизусть:
«Праотец наш Каин сквернав родися, глава на нем яко на протчих человецех, на персех и на челе дванадесят глав змеиных.»
И все-таки, почему именно эта рукопись?
Практически здесь впервые в истории человечества речь заходит о клятве, клятве не между людьми, а на уровень посерьезнее.
Сильвестр остановился. Несомненно украденная рукопись представляет собой определенную ценность с точки зрения истории культуры, но все же, почему именно она? К чему весь этот спектакль с краской?
«…и закла Адам козлища, и источи кровь в сосуд, и омочи оби руци свои в крови той, и положи руци свои на плиту белаго камня и вообразися руце адамовы на плите той.»
Такого плана тексты сохранились в большей мере в виде каликов, порой весьма вольно интерпретирующих библейские сюжеты.
« И прииде диавол к Каину и оборва дванадесят глав змеиных, положи их на камень и на рукописание то и ввергне оную еже во Иордан руку и заповеда диавол главам змиевым до пришествия Господа нашего Иисуса Христа.»
Получается, что Адам вновь пошел на сговор с дьяволом. Другими словами, грехопадение повторилось. Дальнейшая судьба Адамова сына крайне печальна. Но если вдуматься, убийство Авеля было спровоцировано неприятием Иеговой его, Каина, жертвы, цветов и плодов земледельца.
Сильвестр ощутил, что совсем близко подошел к решению загадки, но проникнуть в ее суть ему что-то мешало; истина скрывалась где-то совсем близко, но никак не хотела показать себя. Кроме того он ощущал, что эта истина имеет самое непосредственное отношение к нему самому, его личной судьбе.
Ремонт поглотил Сильвестра целиком. Теперь ему хотелось, чтобы кабинет выглядел предельно просто, был лишен малейшей доли вычурности. Вспоминая безоговорочно принятый им проект дизайнера, основывающийся на вызывающе броском контрасте черного и белого, теперь он в недоумении поводил плечами. В голове с трудом укладывалось, как он мог уделять столько внимания декорациям, подменившим во многом то содержание, которое он намеревался в него вложить . В соответствии с его новым проектом кабинет должен был теперь выглядеть как кусочек старинной библиотеки, книгохранилища, заставленного рукописями и фолиантами.
Неделя, проведенная с Никой в Калуге, стояла в его памяти как-то особнячком, этаким островком, почти никак не связанным с остальным содержанием жизни. Желал ли он какого-то продолжения отношений – на этот вопрос Сильвестр, пожалуй, не мог бы ответить сам себе. Ника несомненно ему нравилась, но кардинально менять ради нее свою жизнь – нет, к этому оно готов, пожалуй, не был.
Ремонт тем временем подходил к концу , он даже принял нескольких клиентов в своем кабинете, когда к нему пожаловал довольно странных посетитель. Невысокого роста человек с довольно заурядной внешностью появился у него перед самым концом приема, когда Сильвестр уже выключил свет и собирался домой. Не дожидаясь приглашения, он уселся в кресло в приемной и с интересом осмотрелся.
- Вы записаны? – удивленно спросил Сильвестр.
- Нет, - посетитель, в упор глядя на него, улыбался. – Но вы же меня не прогоните?
За время своей практики Сильвестру приходилось сталкиваться с разными людьми. Встречались среди них и люди с неадекватным поведением, балансирующие на границе патологии. Судя по всему, перед ним сейчас находился именно такой субъект.
- Что вы хотите? – спокойно спросил Сильвестр.
- В сущности, все, что мы хотели, мы уже взяли.
- То есть. – Холодная дрожь пробежала по его спине.
- Отличненько. Судя по вашему выражению лица, вы все поняли. Но не пугайтесь: я не собираюсь ничего у вас требовать. – Он неприятно усмехнулся. – Вы слышали что-нибудь о каинитах?
- Каинитах? – переспросил Сильвестр
- Неудивительно. Мы предпочитаем сохранять инкогнито.
- Вы представляете секту?
- Что-то вроде.
- Начинаю понимать. «Рукописание Адама» как-то связано с ней.
- Именно.
- Забавно. Хотя теперь это многое проясняет. Рукопись для вас – нечто вроде реликвии?
Незнакомец промолчал, Сильвестр, угадывая долгий разговор, уселся в кресло напротив.
- Мы не представляем собой секты в привычном понимании этого слова, - начал незнакомец. Мы относил себя скорее к людям, обладающим здравым смыслом – и только. Ведь вы не сможете не согласиться с тем, что библейские аллегории есть нечто большее, нежели простые образы. В них сокрыты истины, которые мы не в силах постичь напрямую.
- Не могу с вами не согласиться.
- Вы хорошо помните историю о Каине и Авеле?
- Не поверите, но сегодня я почти все утро ломал себе над ней голову.
- Это неудивительно. Удивительно лишь то, что люди столь равнодушны к тому, что самым непосредственным образом относится к ним самим.
Сильвестр с интересом смотрел на своего собеседника, которому их разговор, казалось, дается с некоторым трудом.
- Итак, Каин – первенец Адама и Евы, по сути дела, первый из людей, в чьем рождении Иегова не принимал непосредственного участия. Заметьте, что он был рожден вскоре после изгнания из рая, когда скорбь родителей о том, что запретный плод был вкушен еще не утихла в бурной пучине времени. Они полагали, что изгнание – наказание всемогущего бога, но, увы, жестоко ошибались. Изгнание было ничем иным как прихотью Творца – не более.
…Им тоже,
Как и сынам Адама, суждено
Страдать за грех, не ими совершенный,
За райский плод, который не дал знанья,
А дал лишь смерть. Он оказался лживым,
Мы ничего не знаем. Он сулил
Нам знание – ужасною ценою,
Но знание; а что же знаем мы?
Глаза незнакомца засветились. По мере того, как он говорил, голос его звучал все громче. Под конец она даже поднял палец кверху и, повысив голос, произнес:
- Нет, ты не прав, - запретный плод не лжив,
Хотя и смертоносен.
- Откуда это? – не скрывая удивления, спросил Сильвестр.
Словно не расслышав вопроса, незнакомец продолжал:
- Материя не может в совершенстве
Постигнуть духа. Все же ты узнал,
Что есть миры такие.
Он оборвал себя и выдохнул:
- Байрон. Поэма «Каин».
- Забавно.
- Забавно для тех, кто не умеет вслушиваться в настоящий смысл происходящего. Каин не побоялся послушаться Люцифера, и по сути, это единственный небожитель, сумевший быть честным с человеком.
- Интересно, и каким же это образом?
Незнакомец вновь закатил глаза и с выражением принялся цитировать.
- Вернись же
К своей земле, вкуси и остальным
Его небесных милостей. Даятель
Добра и зла не создал их такими,
Добро и зло суть сами по себе…
…Один лишь добрый дар
Дало вам древо знания – ваш разум: так пусть он не трепещет грозных слов
Тирана, принуждающего верить
Наперекор и чувству и рассудку.
Терпи и мысли – созидай в себе
Мир внутренний, чтоб внешнего не видеть:
Сломи в себе земное естество
И приобщись духовному началу!
- Это все Байрон?
- Да. Бунинский перевод.
- Как я понимаю, вы решили ввести меня в курс идеологии вашей секты.
- Поверьте, мне лично нет до вас никакого дела. Тем не менее рукопись, похищенная у вас, налагает кое-какие обязательства.
- Да? И какие же? Это, пожалуй, становится интересно.
- Дело в том, что рукописи из числа тех, к которым относится «Рукописание Адама», редко попадают в случайные руки. И дело тут не в человеческом своеволии – этот процесс контролируют существа более высокого порядка.
Сильвестр отвлекся, перестав вслушиваться в то, о чем говорил его странный гость. Несколько странная манера речи, неуверенное вступление, сменяющееся невесть откуда взявшимся пафосом, все возрастающие властные интонации, преследующие цель полностью подчинить внимание собеседника, выдавали в нем человека, привыкшего к публичным выступлениям. Сильвестр внимательно всмотрелся в его маловыразительное лица. Небольшие неопределенного цвета глаза непрестанно бегали, и, казалось, невидимыми щупальцами трогали собеседника.
- И теперь, полагаю, вы понимаете, что нам была совершенно необходима эта рукопись.
- Да, да, - включился Сильвестр, - В сущности, я могу это понять. Все кроме одного: скажите, зачем нужно было пачкать краской стены, крушить мебель?
Впервые за все это время незнакомец улыбнулся:
- Нужно было узнать вашу реакцию.
- Зачем?
- Чтобы понять, с кем имеешь дело.
- Разве вы имеете со мной какие-нибудь дела?
- Пока нет. Но отнюдь не исключаю такой возможности.
Сильвестр удрученно вздохнул. Теперь разговор казался ему совершенно бессмысленным.
- Вижу, что утомил вас. Этого, пожалуй, и следовало ожидать.
Он не стал возражать, продолжая равнодушно смотреть на незнакомца.
- Среди наших единомышленников нет посторонних людей. Потому нас и невозможно найти. Мы сами производим отбор и за всю историю существования нашего общества ошибались лишь дважды. Полагаю, вы понимаете, что условия отбора чрезвычайно жестки.
- Как я понимаю, сам того не ведая, я прошел конкурс?
- Первую из трех ступеней.
- Самое замечательное во всем этом, что вам и в голову не пришло поинтересоваться моим согласием.
- Таковы наши условия.
Сильвестр отнюдь не собирался вдаваться в дальнейшие подробности. Больше всего ему хотелось, чтобы этот человек сейчас оставил его в покое.
- Давайте поступим так. Вы скажете мне сразу все, что хотите сказать, после чего то же самое проделаю и я. Идет?
Незнакомец досадливо поморщился. Такой поворот дела явно не входил в его планы. Однако ему не оставалось ничего другого кроме как согласиться.
- Я сказал, что мне нужно было узнать вашу реакцию отнюдь не случайно. Истинные свойства человека проявляются исключительно в непредвиденных стрессовых ситуациях. По тому, как он реагирует на необъяснимые явления, можно понять, что он представляет собой на самом деле.
Господи! Что за чушь несет этот человек! Пожалуй, пора положить этому конец! И поскорее!
- Простите, что прерываю вас, но на то есть особые причины. Полагаю., мы с вами оба – вполне здравомыслящие люди. И согласитесь, в сложившейся ситуации разговор между человеком, причастным к ограблению и разбою и пострадавшим от него видится не вполне, если так можно так выразиться, нормальным. Но когда вы сказали о том, что проверяли мою реакцию, чаша моего терпения вовсе переполнилась. И потому я предлагаю вам покинуть эту квартиру.
- Ваша реакция вполне предсказуема, - начал был незнакомец.
- Я все сказал! – Сильвестр повысил голос.
- Что ж, как знаете! Посетитель встал и, улыбнувшись, протянул ему несколько сложенных вдвое листочков бумаги.
- Возьмите и почитайте. В воскресенье в 10 часов вечера наши люди будут ждать вас у выхода из метро «Краснопресненская». Естественно при условии, если вы принимаете все, что написано в программе.
Сухо попрощавшись, незнакомец удалился. Первым побуждением Сильвестра было тут же прочитать оставленные бумаги, но он остановил себя и, оставив их на столе, покинул кабинет.
На следующий день они вдвоем с сыном перевозили их домашнюю библиотеку, и о сложенных вдвое листочках Сильвестр и вовсе забыл. Лишь через три дня он захотел просмотреть тексты, но на прежнем месте листов не обнаружил. Наверно они затерялись где-то в его бумагах или…Впрочем, об этом «или» он старался не думать.
Кто бы и как к этому не относился, но спорить с тем, что истина нередко глубоко запрятана в банальностях, весьма сложно. Мы склонны не замечать того, что лежит на самой поверхности, но когда в погоне за чем-то иным теряем его, понимаем, что самое ценное всегда рядом. Вот только его ценность не определяется единой валютой.
Сильвестр все мерил и мерил шагами свой кабинет. Влекомые разными мотивами, люди объединяются в общества, создают разного рода организациии. Одиночки, которые первоначально противостояли любым формам организованности, были едва ли не изгоями, создают свои общества, находят приверженцев, последователей, становясь тем самым держателями валюты, кою теперь многие почитают за безусловную ценность. В этом смысле религия не представляет исключения. Напротив, религиозные секты и действуют чрезвычайно жестко, делая все для того, чтобы не выпускать жертву из своих сетей. То, что говорил этот человек, о каинитах, был достаточно интересно. Странно только, что куда-то исчезли оставленные им бумаги.
|
