... вот по этим причинам я и занялся политикой. Как видите, основания для того, чтобы залипнуть в этом дерьме, у меня были. Достаточно веские. Общество поначалу восприняло это с одобрением. Ну, вы понимаете. Все эти неудавшиеся артисты, журналисты, политологи, анархисты, бывшие министерские сотрудники, выгнанные за пьянство и коррупцию нынешними пьяницами и корорупционерами, кто там еще? Все? Да, пожалуй. Вся эта публика, да и просто задроты, мечтающие пасть на ступенях президентского дворца, сраженные пулей во время Великого Революционного Путча Сердитой Молодежи. Хотя, конечно, никакой сердитой молодежью они не были. Просто сидели на кухнях и пиздели. Хорошо, сказал я себе, сяду-ка и я на кухне и стану пиздеть. Но мне не понравилось. Тем более, что все хотели знать мое Мнение о происходящих в мире событиях. Что я мог о них сказаить, если по телевизору у меня дома только мультипликационный канал для сына, а интернет на такое дерьмо тратить не хотелось, успеть бы только парочку порно-фильмов скачать. Так что я делал умный вид, и пиздел, что все в мире непросто, ох, как непросто, и меня слушали.
Были, конечно, еще и другие. Точно такие же артисты, журналисты, политологи, анархисты, бывшие министерские сотрудники, выгнанные за пьянство и коррупцию нынешними пьяницами и корорупционерами, как и те, что слушали меня, раскрыв рот. Только эти — не стану повторять этот изрядно подзадолбавший меня список, ограничусь словом «мудаки» — относились ко мне куда хуже, потому что слегка ревновали. Им самим хотелось сидеть на кухнях и пиздеть о том, какая нынче в Молдавии говенная власть. Они и сидели и пиздели. Но была проблема, маленькая загвоздка. Им хотелось пиздеть, обладая каким-никаким статусом. Всем им хотелось быть писателями, они ими не были, и они меня ненавидели. Им казалось, что, обладай они этим гордым званием — писатель — к их пиздежу прислушается хоть кто-то. Писать книг им не хотелось, потому что это работа, а в Молдавии работают я да София Ротару. А так как София Ротару живет вовсе не в Молдавии, вам все должно быть понятным. Оставалось меня ненавидеть. Такие не слушали меня, а если слушали, то кривили скептически рот, да пописывали в мой адрес анонимные записочки в интернете.
Господи, - сказала как-то моя жена, - если хотя бы половина из этого дерьма про тебя была правдой, я бы подала на развод.
Да там все правда, - сказал я.
Не дождешься, - сказала она.
И ушла в гостиную, обсуждать с хозяйкой вечеринки цвет занавесок и гардинии, или что там у них растет на подоконниках. А я отправился на кухню, пить пиво и пиздеть.
Начинался 2008 год и ситуация была блядь напряженной. Была Молдавия, была ее подзаебавшая всех власть, еще более подзаебавшая всех оппозиция, был падающий индекс биржи или от чего там зависели жирные задницы этих уродов, был падающий лей, рост цен, срань, бардак и грязь, в общем, стандартный набор любой азиатской демократии. Самое забавное, что им — ну, тем кто жил в этой срани, - это нравилось. Им нравится жить в говне, говорили мне знающие люди, самым умным из которых был мой брат, но я, - с детства самый большой романтик семьи, - недоверчиво покачивал головой, и шел пить пиво на кухню. Пить пиво и пиздеть. Я опух от жидкости и слов. Тем более, что люди, они-то говорили совсем другое. Они ведь Тоже сидели на кухнях и пиздели. И пиздели они, что здесь их все не устраивает. Ну, или ничегошеньки не устраивает. То не так, это не так. Президенто говно, премьер-министр того хуже, а про спикера мы вообще молчим. Партия власти говноеды, оппозиция говно говном заедает. Все блядь прогнило. Нужны только люди, которые наберутся смелости сказать все, как оно есть, -- и уж за ними-то мы все пойдем! Вот что пиздели на кухнях в Кишиневе в 2008 году.
Ну, я и повелся.
ххх
Само собой, когда появилась возможность это реально сделать — ну, начать пиздеть хотя бы не на кухнях, а на всяких там телевизионных передачах, в газетах и на пресс-конференциях, - я слегка сдрейфил. Но на попятную идти было вроде как неприлично. Тогда-то я и еще несколько парней начали развлекаться, как умели. Назвали это Новой Молдавией. Проводили пресс-конференции всякие, и говорили публично то, о чем вся Молдавия говорит на кухнях. Это даже затягивало! Настолько, что я как-то попробовал провернуть этот же номер на кухне у себя, когда там никого, кроме нас с женой, не было. Она глянула на меня с сомнением, и я заткнулся. Приберег порох для публичных выступлений.
Конечно, на нас вылили немножко говна. Отдаю должное, совсем чуть-чуть. Пара-тройка публикаций в правительственной газете, шквал говна в интернете — но это не в счет, он сам по себе шквал говна, - несколько сюжетов на местных телеканалах, а еще меня не пустили в прямой эфир одного телеканала. Все было в пределах разумного, так что я не нервничал. Огорчало только, что мы играли в спартанцев. Типа — дерешься дерешься, а обещанной подмоги все нет и нет.
А вот как раз те, кто пиздели — ну Сделайте хоть что-то, и мы включимся, - они-то пошли на попятную. Тогда-то я и вспомнил увещевания брата. Но было поздно. Всем этим ребятам, которые так хотели попиздеть на кухнях, и вправду Нравилось все, что происходило у них в стране. В противном случае, они бы хоть что-то сделали, не так ли? Господи, даже говенные американские интеллигенты свои сраки от диванов и травки на митинги против войны во Вьетнаме отрывали.
Но в Молдавии все оказалось совсем по -другому. Проституткам нравилось платить по 4 тысячи евро за то, что бы их в мешках картошки вывозили в Албанию, ебаться. Их детям нравилось расти дома под неочевидным присмотром бабушек, ничего не делая и проигрывая мамины деньжата в электронные казино. Чиновникам нравилось обирать детей проституток. Интеллигенции — вернее, пародии на нее, это все-таки не страна, это Молдавия — нравилось пиздеть об этом и о том, как это ужасно. Но никто из них и пальцем не шевельнул для того, чтобы хоть что-то изменить. Даже когда появились парни, которых они так выкликали в свои сраных рассуждениях о том, что Должны Появиться Те Кто Скажет Обо всем Вслух Наконец.
Ну, вот мы и сказали. А толку-то?
Тем не менее, я остался. Не скажу, чтобы было очень уютно, но и страшного ничего, как я уже сказал, не произошло. Пару раз меня и еще парочку тех парней, кто тоже сдрейфил, но счел неприличным это показывать, даже показали по телевизору. По городу распространялись слухи. Говорили, что нам выделили 20 миллионов долларов на свержение режима. Ага блядь. Дайте мне десять и я пропаду из вашего поля зрения навсегда, мысленно обещал я, и открывал пивко на кухне. Хотя, конечно, в этом было больше позы. Конечно, ничего бы я не взял и никуда бы не пропал. Уж если изображать из себя порядочного, то до конца, не так ли?
В стране холодало, наступала поздняя осень.
Время шло, зоопарк то открывался то закрывался, крыши домов в этом сраном городе протекали, вороны летели то в парк на ночевку, то обратно - объедать крыс у мусорных баков, в городе ужасно вонялом говном, потому что молдаванам не хватило ума понять, что такое очистные сооружения и как ими пользоваться, в России у меня вышла пара книжек, а на севере Молдавии умерла дальняя родственница, на похоронах которой я выпил три литра ледяного вина, и поэтому сипел, как старый кислородный аппарат, по утрам на улицах от удара об асфальт взрывались ледяные капли, и снега все не было. Света не было, не было, не было. Была тьма. Близилась зима. Близились выборы. Но нас, на всякий случай, не зарегистрировали.
ххх
А в феврале дома раздался звонок. Трубку успел, как всегда, снять первым Матвей.
Пока он рассказывал обо всех этих женщинах в детском саду, а я парочку видел, и буквально уверен в их большом женском будущем, и о том, что Человек-Паук все-таки круче Спайдермена — и не дай вам блядь Бог попытаться доказать, что это один и тот же персонаж, - я все гадал, кто же это позвонил. Одна из бабушек? Приятель из Киева? Электрораспределительная компания? Телефонная служба? Комитет Нобелевской премии? Поклонница, которая давно хотела со мной повидаться? Что же, в таком случае это был не самый удачный ход с ее стороны. Наконец, сын отдал мне трубку и я услышал:
Алло, Лоринков, это Воронин, ну, президент. Что, удивлен, небось?
Ага блядь, сейчас только договорю с Путиным по второй линии, - сказал я.
Путин третий день в Давосе, дико занят - сказал он, - как ты можешь с ним разговаривать?
А откуда тебе знать, что он в Давосе? - спросил я.
Так я же президент, - явно теряя терпение, сказал он.
А я Папа Римский, - сказал я, и повесил трубку.
Второй звонок раздался через минуту. Я мстительно позволил Матвею взять трубку и он повторил курс лекций про Человека-Паука.
Ну бля? - сказал я, когда пацан выговорился и дал мне завладеть аппаратом.
Блядь, говорю же тебе это я, президент, - сказал он.
Ну да блядь, - сказал я, - а я Па...
Хочешь, докажу? - крикнул он, явно опасаясь третьего раза.
Валяй, - сказал я.
Ты сейчас стоишь в бирюзовой майке и синих джинсах возле окна, в руке держишь книгу, «Голливуд» Буковски, блестящая такая обложка, рядом твой сынишка, прелестный пацан, только не давай ему трубку больше ха-ха, и в руке у него маска Человек-блядь-Паука, а перед вами табуретка, а на ней тарелка с кашей, и ты морщишься, потому что сосед снизу, пьянь сраная, снова орет на балконе песни...
Ну и что, - сказал я, - может, ты псих с биноклем, может ты...
Близко, - говорит голос в трубке, но я все больше понимаю, что это и правда он, - не бинокль, а оптика. И гляжу не я, а снайперы.
Снайперы? - говорю я. - На хуя?
После чего все понимаю, и падаю на сына на пол. А в трубке что-то хихикает, после чего раздаются два хлопка, и пьяная песня соседа прерывается. Телефон пиликает снова. Я приподнимаю голову, и беру трубку. Жму кнопку «принять».
Глянь теперь с балкона, - говорит он.
Глянул, - говорю я, глядя на продырявленное тело соседа, валяющееся внизу.
Это ему, суке, за то, чтоб не шумел под твоими окнами, - говорит президент, - ты ведь писатель у нас, да? Все-таки покой нашего великого земляка надо беречь, так ведь?
Так ведь, - говорю я.
Так что, встретимся? - говорит он. - Ну, хотя бы за то, что я подарил тебе вечер тишины.
Ладно, - говорю я.
Сдаю сына вернувшейся из магазина жене, и еду в президентский дворец. На всякий случай отправяю парням из нашей не зарегистрированной партии сообщение. «Позвал на беседу Воронин, не шучу, если не позвоню после 20.00, звоните в посольства, ООН и похоронную службу».
Ответ со всех телефонов приходит быстро. Одинаковый.
«Блядь, да не сцы ты. Папа просто поговорить желает. Майор госбезопасности Вылку»
ххх
У дворца меня уже ждали — была расстелена потертая ковровая дорожка. По бокам ее даже выставили пару-тройку плюгавых — как все в Молдавии, как САМА Молдавия — карабинеров. А президент выглядел точно таким, как его описывает — и показывает - опозиционная пресса. Одутловатым алкашом, с искривленным, будто от запора, лицом. Небритым, да еще и щетина седая. Я даже потрогал свою аккуратную черную бородку. И Ирину мысленно поблагодарил, потому что она умудряется следить за тем, чтоб я не слишком много пил, закусывал, и не был толстым. Блядь. Иногда мы просто-таки играем в Чарлза и его подружку, как они играли в Скотта и Зельду. Ну, пока я из-за этого не толстею, можно и поиграть. В углу сидел один из советников. Как там его фамилия? Ткач... Ткачик? Ну, что-то в этом роде. Советник явно злился.
Ревнует, - сказал мне Воронин, и шутливо чмокнул воздух.
Вы хотите сказать, что все вы здесь пидарасы? - решил сразу атаковать я. - А то блядь это новость! Ребя...
Да хорош митинговать блядь, - поморщился, что его явно не украсило, президент. - Хорош блядь читать нотации, лекции, обращения. Я все, что вы понаписали, читал. Трибуны, блядь.
И, - говорю я. - Ударение на «и». ТрИбуны. Трибуна это такая хрень из дерева, с которой вы чушь несете.
А ты, блядь, на моем месте нес бы что-то поумнее? - спросил он, и начал наливать.
Я вспомнил пару своих выступлений на публике. Блядь.
Он был прав.
Ххх
После второй — я говорю о бутылке, конечно, - все было значительно проще. Я следил за тем, как он разливает, знаем мы эти фокусы, но, вроде, пили они то же, что и я, так что, если умрем, так вместе. Но Президент не собирался умирать. Он ораторствовал.
Думаешь, мне блядь приятно? - говорил он. - Думаешь, я не понимаю, что выгляжу, как мудак, говорю, как мудак, думаю, как мудак, и что поэтому я мудак и есть? Конечно, блядь понимаю.
Конечно, мы понимаем, - поддакнул советник.
Молчи, мудак! - рявнул Воронин.
Точно блядь, - злорадно сказал я, - пусть молчит мудак!
Окончание следует. |