Много лет назад. Сон. Синий свет диодов. Невозможность создать полноценную микроядерную ОС. Даже серверы NT – всего лишь эпизод, и даже трансляция библиотек – это общий смысл для тех, кто волнуется в смыслах.
Пусть, требуется выполнить DOS- программу для IBM PC-совместимого компьютера на компьютере Macintosh. Macintosh постоен на основе процессора Motorola 680x0......
-Коржевский! – прочитало что-то во сне. – Ты умрешь в Коржевском.
То был момент, когда Виталий работал много и плотно, засыпая на столе. Прозрачная компьютерная мышь возле его головы, скучнея, скромнея, стыдясь своего синего глазка.
Он уже истер стол подушечками мыши. Он уже изъел саму мысль, и то был лишь один класс, и то – класс создал не он, его нужно было лишь адаптировать. Возможно, лишь GUI. Но так много труда для одного человека!
Один – будто Иоанн Креститель в пустыне.
Но все было позади. Ночь играла тьмой. Фары, разбивая ее тело, чистили трассу от темноты. Машин на этой дороге всегда было мало. Мало – днем. Ночью же их вообще не было. Вся дорожная жизнь уже давно оставалась поодаль. Там, где большегрузные гиганты. Там, где автобусы, где один водитель спит на заднем сидении, над хохочущим дизелем, а второй смиренно взглядывается в прорезанную светом темноту, а неспящие пассажиры играют сотовыми телефонами.
Коржевский!
Казалось, это слово всплыло из ниоткуда. Казалось, это был лишь блик. Хотя – солнца нет, а звезды не умеют освещать. Они больше похожи на глаза злых кошек. Ведь космос не пригоден для жизни. И все живое там – это антиматерия, которой нужно опасаться, будто прикосновения с ядовитой кислотой.
Но разве человек был в космосе?
Разве орбита – это космос?
Звезды моргнули. Да, это были злые, суровые взгляды.
Виталий вписывался в повороты, не сбавляя скорости. Он любил автомобили с передним приводом. Кажется, еще совсем недавно, он обсуждал разницу пристрастий с товарищами по работе. А теперь – ночь, чернильная, непроглядная, и даже населенные пункты, просачивающиеся сквозь ее рукава – это случайность, о которой лучше не знать. Возможно, что ничего нет, и в тех домах нет людей. Все мертво, и лучше гнать, гнать, не обращая внимания на спидометр.
Дальний свет.
Дорожные знаки отзываются цветными полосками. Разметка ведет в путь. И так можно ехать до бесконечности, без перерыва, не обращая внимания на усталость и навалившиеся, ожившие, мысли.
Воздух остывает. Сны, обретая форму, затуманивают взор.
Соцветья снов.
.... Если абстрагироваться от вопросов синхронизации, то обмен данными между двумя потоками одного процесса не представляет никакой сложности – имея общее адресное пространство и общие открытые файлы, потоки получают беспрепятственный доступ к данным друг друга.....
Коржевский!
Виталий вздрогнул. Оторвав руки от руля, он протер глаза.
Глаза – это всего лишь жидкое стекло, и срок его работы не так уж велик. Жидкое стекло! Ночь! Злые звезды, в стремлении прорваться в мозг! X.25! Коржевский!
Он дал по тормозам, не веря увиденному. Включил заднюю передачу и вернулся к знаку. Так и есть. Надпись на синем фоне отчетлово гласила:
КОРЖЕВСКИЙ
fd=open(“/dev/hd1”,O_RD);
fseek(fd, 65535);
write(fd, buffer, 512);
close (fd);
Все просто. Уставшему мозгу начинает казаться, что он – на работе. Но ведь бывает в жизни пятница! 17.00. Бутылка коньяку в коморке под лестницей. Операторы, которым нечего терять, кроме едениц на телефоне. Операторы цифр. Люди-операторы. Операторши. Директор, стреляющий в пространство одной единственной фразой. Или – просто стреляющий. Или – провинившийся новичок, им растрелянный.
Ни грамма братства.
Дисциплина.
Двадцать пар пять глаз, не понимающих, что – прежде – вершина дерева, а уже потом – вопрос, как сохранять это – в логах или базе данных. Сплоченность. Круговая порука. И – один выстрел воли. Одним движением директор иссушает океан.
Коржевский!
Виталий судорожно курил, в сотый раз осматривая знак.
Нет, чем бы это ни было, сном или явью, путь нужно продолжать. Останавливаться нельзя! Ночь густеет, становясь кисилем, и сны становятся опасными. Ближайший населенный пункт. Ближайшая стоянка. Ближайший....
Но – ведь это уже теперь.
По правую сторону – мягкие, тусклые, огни.
Адские огни.
Виталий тронулся.
Первая.
Вторая.
Третья.
Четвертая.
Коржевский!
Первая.
Вторая.
Третья.
Четвертая.
Коржевский!
КОРЖЕВСКИЙ
Виталий пытался отбросить от себя наваждение с той силой, с которой змея меняет кожу. Поскорее набрать скорость. Проскочить. Прострелиться сквозь ночь пулей.
Крутой поворот возник перед ним неожиданно, и, не сбавляя скорости, Виталий заложил в него машину. По виражу – прочь из Коржевского.
.... Первый отсвет – будто небесный огонь, взявшийся из ниоткуда. Легкая, сыроватая дымка, люминисцирующая в лучах чего-то, что собирается вынырнуть из слепой, неожиданной ямы. Ряды огней. Яркий, дальний взгляд. Уверенная, рубащая скорость.
Коржевский!
Доли секунды, и длинномер вырос перед самым лицом Виталия. Он и не заметил, что, поворачивая на большой скорости, выскочил на встречную полосу. И – новые мгновения. Века. Жизни. Дни счастья, разочарования, надежд, ощущения вечности бытия. Чуство пространства и познания – это больше, нежели миф о том, что человек когда-то умирает.
Коржевский!
Яркий свет заполнил бытие. И в этом огне Виталий отчетливо различил контуры двигателя, что, вырвавшись на свободу, летел ему навстречу. Он мечтал, чтобы его любили.
Он жаждал объятий.
Масло капало, будто слюна алчущего льва. Но это был вовсе не прыжок хищника. Это не было попыткой поймать и убить газель. Это была долгожданная встреча.
Поцелуй.
Капли бензина, и влага, застоявшиеся в отстойнике топливного фильтра.
Пар, исходящий из ноздрей горячего существа.
Все его шестерни продолжали вращаться. Разорванный ремень в замедленном виде улетал в ночь, туда, за пределы круга света.
В Коржевский!
|