Ночью дорога была пуста, но выходить на неё – значило, подвергнуть себя риску. Человек не хотел рисковать. Он шёл в полуверсте от тракта, спотыкаясь, падая и снова поднимаясь. Чемодан иногда оттягивал руку, а порой совсем не ощущался. Чемодан… В нём сосредоточился смысл существования. Не потерять. В висках пульсировало. Простреленное бедро удалось затянуть брючным ремнём, кровь почти остановилась. Хуже было со второй пулей, в лёгких. С каждым выдохом на углах рта пузырилась кровавая пена.
Голова кружилась всё сильнее. Человек в очередной раз упал, неловко вывернув руку. В такт сердцебиению в голове дёргалось: «Нет… нельзя… надо выйти на дорогу… жить… Нет. Отнимут. Сволочь, сдал, мразь… Или не он? Сжёг папку… Милиция доискалась? Так быстро? Нет… Встать… Встать!»
Он шёл уже третьи сутки. В поезде была засада. Успел выпрыгнуть. Но пока катился по насыпи, они бешено стреляли из револьверов. Две пули - дурацкие, шальные пули… Смешно: тот самый город, совсем близко. Там – она. Там будут искать в последнюю очередь Там ещё остались люди, которые ему должны. Забрать её – и морем, за границу…. Такая простая хитрость… Простая хитрость солдата, который выжил. Жить… На дорогу. Подберут…
Силы оставили его на исходе ночи. Он выполз к дороге, когда линия горизонта озарилась багровым цветом, предвещавшим ветреную погоду. На обочине торчала покосившаяся известняковая плита с красными потёками. На ней что-то написали, но дождями буквы смыло. Осталась только часть надписи: «…кий… ез… асп…». Человек дополз до плиты и прислонился к ней. Последнее усилие вызвало сильное кровотечение. Изо рта потекла густая венозная кровь. Он попытался дотянуться до чемодана, лежавшего рядом, тихо застонал и завалился набок…
Летаргический сон оборвался неожиданно и жутко. Если бы старика похоронили в гробу, или немного глубже, он не смог бы выбраться. Но они спешили, и только слегка присыпали его сухой землёй. Лихорадочно молотя руками, он выбрался и долго, жадно хватал ртом прохладный ночной воздух.
Из балки неподалёку тянуло свежестью. Старик пополз, потом скатился вниз, к ручейку. Долго пил, потом набрал в ладони холодной безвкусной воды и умылся. Мыслей не было, лишь на дне души плотным комком застыл недавний могильный ужас. Он с трудом поднялся и побрёл обратно, к камню.
Старик долго, бездумно смотрел на тело, лежащее ничком, спиной к нему. Потом подобрался к чемодану, лежащему неподалёку. Сухо щёлкнули замки, крышка открылась. Чемодан был набит пачками денег, сверху лежала картонная папка, завязанная тесёмками. Старик развязал простой узелок. В папке оказались несколько бумаг и книжица паспорта. Он развернул паспорт и в обманном свете зари прочитал имя… В затылке глухо стукнулось. Старик выронил паспорт, перевалился на бок и толкнул тело, лежащее рядом. Покойник послушно перевалился на спину, взглянул в небо открытыми белёсыми глазами. Старик заглянул в них. В груди неожиданно стало горячо. Жар подполз к горлу – и старик разразился истеричным, визгливым смехом. Он катался вокруг мёртвого тела, скрёб ногтями землю, кашлял и задыхался. Потом бессильно обмяк…
Солнце уже полностью поднялось над степью. Старик сидел над чемоданом, взвешивая в руках пачки купюр. Они удобно ложились в ладони, радуя приятной тяжестью. С ними можно было делать всё, что угодно. Но что? Память размыло. Изредка вспоминались лишь какие-то мелочные лавчонки, дутые акции, бесчисленные банкротства и почему-то побои. Самым ярким воспоминанием было последнее: уютная комната, самовар, друзья, долгие разговоры и чувство защищённости. Значит, это было нужно, это было правильно и хорошо.
Старик застегнул замки чемодана и с трудом, кряхтя, поднялся. Вдали, на дороге виднелся клубочек пыли, поднятый ранней крестьянской телегой.
…Через неделю в Черноморске вновь открылось арбатовское отделение конторы «Рога и копыта».
Скока ф периди у Афтора роботы, а у нас - радосных менут носложденея ево творчиством! Песатели, канешна, все пагаловна мудаки и в каждой нишке нужна сачинить сваё аканьчяние... Скора узнаем, каг княсь Ондрей Болконскей чюдесным образом спасса ат чяхотки и жынилса на Пьери Бесуховом...
10.08.2008 15:08:04
№7
Толстов жжот
10.08.2008 20:07:31
№8
ЛНТ, ты - истинный мудак. Ибо мудак - это состояние души.
10.08.2008 20:29:04
№9
Для №8 Мангуст Рильке (10.08.2008 20:07:31):
нилюбит новых авторов, сцуко
афтара со странным никомъ четал с удавольствием
10.08.2008 20:42:27
№10
Спасибо тибе, Юрмихалычь... Ты, блять, беспесды умный алконавт и жывёш па-пацански, правельно: отрабатываеш мобилы, гасиш ниферов, любеш родену и фарфоравых крыс...Сам пратягиваеш руку, а када тебе протягивают руку ватвет - плююёш на ладонь...
Мудаг, Юрмихалычь, каг ты правильно заметил - эта состоянее душы. Вот твая душонка - кроме гавна и тупиздны ничево ис себя выдавить не может, хоть ты фантеками с мармилада иё апклей...
Штоп я тибе ищо хоть рас тваю потную дрочерскую ладошку жал? Скарей неба упадёт на землю иле Дунай остановет сваи воды! (с)
Свабоден, хуеплёт сталингратский!
Для №8 Мангуст Рильке (10.08.2008 20:07:31):
10.08.2008 21:03:13
№11
битвотетаноф
10.08.2008 21:30:06
№12
Для №10 Л.Н.Толстов. (10.08.2008 20:42:27):
балда ты престарелая, себя не нашедшая.
нахуй пошёл
мангузд. еслип ты был паарегенальнее, или паастраумнее....
а так - вони ат тебя много. съебни пажалста
11.08.2008 10:30:57
№16
ветчинного рыла нету. это недочёт.
11.08.2008 11:23:00
№17
Обана. Зафлудили нового автора местечковыми разборками.
11.08.2008 16:42:13
№18
заебала вайна ваша
роскас хороший, гладинький
написанный каг ни странна руским йезыком
приятствинна четалсо
11.08.2008 19:25:43
№19
А кто веноват, што Монгузт - Юрмехалычь? Я штоль? Нахуй он мне всрался, тупиздень бритоголовый, фошыст, бля...
Для №17 Maть Тереза (11.08.2008 11:23:00):
