Миша и Коля подошли к приезду Плотникова с разными трудностями. Если первого волновал вопрос о предоставлении малосемейки, то случай со вторым оказался гораздо злее.
Замес, ставший причиной проблемы, приключился три дня назад. Николай с группой товарищей, близких ему по духу, нехило вмазался на квартире малознакомого авангардного художника. Художник, помимо группы поддержки, пригласил двух натурщиц. В задачу девушек входило раздется, сесть на кресло и, обнявшись, изображать Тоску и Печаль. Эти сложные образы хозяин квартиры попытался увековечить на огромном холсте. Начал он вроде неплохо, но в процессе непонятно зачем нарисовал Тоске член вместо носа, а милое личико Печали украсил бородой шотландского шкипера. Девушки во время планового перерыва увидели это поистине шедевральное полотно. Не сговариваясь, они натянули его на голову автору, быстро оделись и поспешили на выход. Коля догнал красоток в коридоре и, глупо улыбаясь, предложил доставить их до дома. Девушки заметили туманность новоявленного ухажера, и попытались вежливо отказаться. Но Николай проявил настойчивость и добился права ещё какое-то время покрутиться вокруг обворожительных тел. Как выяснилось, феи оказались жительницами самого неблагополучного района города — Недостоево. Добрая половина пациентов Николая поступала из этого и близлежащих районов города. Но упоротый укхажёр потерял всяческий страх и предложил мадмуазелям прокатиться с ветерком на троллейбусе. Дамочки не придали его словам должного внимания и согласились. А зря.

Коля вышел из троллейбуса на следующей остановке. Девушки переглянулись и разом выдохнули. Спасительное избавление пришло так неожиданно. Они на радостях даже не заметили непонятную возню, крики и грохот. Опомнились дуры только после того, как троллейбус зверски загудел и рванул с места. Стоявшие в салоне, в том числе и натурщицы, как кегли при страйке, полетели на заднюю площадку. Хватаясь за все подряд — поручни, сиденья, головы сидящих пассажиров — они образовали кучу-малу. Водитель Колиным голосом объявил в динамики, что троллейбус пойдет до Недостоева без остановок и громко засмеялся. Публика негодовала. Женщины визжали, мужчины посылали устрашающие реплики в адрес нового водителя. Светофоры, знаки, прочую мелочь в виде двух машин ДПС Коля проигнорировал. Ситуация грозила перерасти в маленький транспортный бордельеро, но на одном из поворотов с троллей соскочил токосъемник. Троллейбус проехал по инерции несколько десятков метров и встал. Заблокированные двери салона спасли Колю от неминуемого суда Линча…

Через пять минут машина ДПС везла Николая в районный отдел УВД. Во время конвоирования он время от времени закатывался идиотским смехом. Сидевшему с ним рядом гайцу это порядком надоело, и он с локтя нокаутировал Колю .
Утром следующего дня по указанию начальника отдела майора Родионова угонщик общественного транспорта был выпущен из «обезьянника». Майор , школьный друг Петра Валерьевича, не стал давать делу полный ход, хотя не забыл набрать номер главврача больницы и вкратце поведать тому о подвигах Николая. Главврач пообещал лично разобраться с подопечным, и выразил непреодолимое желание отправить того на стажировку в 3-й троллейбусный парк, с целью последующей переквалификации его в водителя или слесаря-ремонтника. Майор попросил главного не горячиться. Крутых, после небольшой паузы, согласился отложить вопрос до приезда Плотникова. Судьба Николая висела на волоске. Из положительного - парень в одночасье стал знаменит. Вся больница три дня ржала над его выходкой.
Только шеф мог как-то уладить возникшую ситуацию. Его Коля ждал как мессию.

* * *
Но больше всех ждала Петра Валерьевича медсестра Галя Лебедева. Эта пышногрудая, стройная блонди вызывала обильное слюноотделение практически у всего мужского и некоторого женского персонала больницы. Петр Валерьевич четыре месяца назад взял на работу эту чаровницу. О ней коллективу доподлинно было известно лишь то, что девица родом из небольшого провинциального городка, и живет на съемной квартире в центре. Злые языки утверждали, что Петр Валерьевич снял для нее эти апартаменты, и нередко там гостил. Более того, Галя на работе стала внештатной секретаршей Плотникова, напрочь вытеснив с этого почетного поста Олимпиаду Семеновну. При этом функции секретарши расширились. К чайку-кофейку добавился минет, а иногда и полноценный половой акт. Комплексами Галя, несмотря на свое пролетарское происхождение, не страдала. Но и проституткой ее назвать было нельзя. Она очень тепло относилась к Петру Валерьевичу. Впрочем, как и он к ней. Назревал неминуемый развод с женой.

Остальные члены коллектива ждали свирепого бухалова , по традиции знаменующее возвращение шефа из отпуска. Вечерок обещал быть веселым. Обещал…

Плотников появился ближе к обеду. Начал с визита к главному, затем появился в отделении, как раз во время процедур. Сестры летали по палатам словно пчелки. Петр Валерьевич в одной из палат, увидел Галю, делающую укол больному. Он остановился и на секунду задумался. «Хороша, чертовка!— промелькнуло у него в голове. — Хороша!» . Молодое упругое тело, волосы, аккуратно собранные в пучок, голубые глаза, обрамленные густыми «коровьими» ресничками. Заходить в палату он не стал. Больные на стандартный вопрос: «Есть ли жалобы?» начнут нести всякую хрень, а времени у Петра Валерьевича в обрез. Через пару часов нужно быть в Городском Собрании. Заседание по проблемам санаторного лечения детей из малоимущих семей пропустить никак нельзя.
— Галочка, зайдите, пожалуйста, ко мне, как закончите, — деловито произнес он в приоткрытую дверь.
Галя, слегка вздрогнула, повернулась, увидела Петра Валерьевича и чуть смутилась.
— Хорошо, Петр Валерьевич.
Плотников еле уловимым движением губ отправил ей воздушный поцелуй, игриво подмигнул и отправился к своему кабинету. По дороге он заглянул в ординаторскую.
— Привет, Миш, а где знаменитость наша? — поинтересовался он у Ковалева.
— О, Петр Валерьевич, здравствуйте! Мы вас тут все ждем-пождем. А Колька курить пошел.
— Курить? — Плотников покачал головой. — У меня к нему есть разговор... Ладно, позже вызову гусара недоделанного.
— А по-моему вопросу подвижки будут, Петр Валерьевич?
— Думаю, решим. В течение месяца.
— Хорошо бы.

Плотников достал из портмоне и протянул Ковалеву две тысячные купюры.
— Возьми с собой Олимпиаду и сходите на рынок. Купите там чего-нибудь поесть и выпить. Вечером отметите мое возвращение. Только без шума и пыли. Расходится по парам. Чуешь?
Миша засмеялся.
Плотников закрыл дверь и столкнулся нос к носу с Ветчинкиным.
— Здравствуйте, Петр Валерьевич! Как я вам рад!— Николай Валентинович расплылся в натянутой улыбке.
— Привет, Валентинович. Я только от главного. В общем, к тебе претензий нет. Маладец. Справился. Вид, правда, у тебя не очень. Но я понимаю: накопившаяся усталость.
Ветчинкин на мгновенье улетел в воспоминания о кошмаре под названием «замещение», но полет его мысли прервал смертельный выстрел:
— Теперь будешь всегда руководить отделением в мое отсутствие.
«Заебись. Вот и приехали». На одобрительное похлопывание шефа по плечу Ветчинкин даже не отреагировал. Петр Валерьевич оставил ег в глубокой депрессии и направился в свой кабинет.

«Все как прежде. Цветы не завяли. Олимпиада поливала»,— Плотников закурил и подошел к окну. Апрельское солнце, золотом отражаясь в окнах домов и многочисленных лужах, создавало некое подобие праздника. Праздника весны. «Интересно, сколько раз я еще увижу весну. Десять, двадцать?» — раздумья Петра Валерьевича прервал стук в дверь.
— Заходи, Галчонок. — Плотников подошел к столу, погасил сигарету и обернулся.
Он не ошибся. Это была Галя. Халат ее был как бы ненароком расстегнут. Она, молча вынула шпильку из пучка и распустила свои густые белые волосы. Декольте ее лазурно-синего платья подчеркивало красивую грудь, окантованную черным нижним бельем. Бросив взгляд на облаченные в нейлон стройные ножки, Плотников совсем начал терять голову
Галя медленно подошла к Петру Валерьевичу и, нежно прикоснувшись рукой к его лицу, провела сначала пальцами, а затем языком по его губам.

— Милый мой… Как я соскучилась, — она легко толкнула его в грудь.
Петр Валерьевич даже и не понял, как он в одно мгновенье очутился на диване. Еще мгновенье спустя Галя, расстегнув ширинку его брюк, достала его вздыбившуюся балду и, присев на корточки, начала жадно отсасывать. Галя хотела растворить Петра в себе. Растворить окончательно. Бесповоротно. «Пусть знает, кто его может довести до умопомрачения. Будешь моим. И только моим». Стоны Плотникова только подстегивали ее.

Когда Петр Валерьевич неестественно вытянулся и громко выдохнул, Галя подумала: «Ну вот, милый, давай». Вместо ожидаемой струи спермы Галя почувствовала медленно угасающую эрекцию Петра Валерьевича. Более того, он перестал стонать. Она подняла глаза.
Плотников лежал неподвижно, с опрокинутой головой. Галина с испугом посмотрела в его глаза. В огромных зрачках Плотникова она увидела отражение своего лица, охваченного ужасом. Петр Валерьевич не дышал.
— Петя, Петечка! — прошептала она и в панике побежала на выход. Достигнув двери, Галя обернулась. Плотников лежал с вываленной из ширинки елдой.
«Блядь! Что же это такое?» — Галя мелкими быстрыми шажками вернулась к дивану и запихала гениталии Петра Валерьевича обратно в трусы. Ширинка, как назло, не застегивалась. Помучившись, она накрыла расстегнутую мотню подолом его халата…
Коля Сапожников нервно ждал аудиенцию шефа в коридоре отделения. Что говорить, разговор предполагался тяжелым. «Во еблан! Нахуй я вообще пошел с этими дураками?» Самобичевания прервались истошным криком Гали.
— Помогите! Петру Валерьевичу плохо! Он не дышит! Коля, помоги!
Распущенные, всклокоченные волосы вместе с размазанными глазами полностью превращали ее в эдакую сексуальную ведьмочку.
— Успокойся, Галь! Беги в ординаторскую, позови врачей.— Николай грубо толкнул Галю и быстрым шагом направился в кабинет шефа.
Дальше для Гали было все как в кошмарном сне. Бегающий персонал, больные, вышедшие из палат, каталка с телом Плотникова. Она сидела на корточках у окна в коридоре и рыдала. Все закрутилось у нее в глазах, как в центрифуге. Затем Галя поплыла, и, распластавшись на полу, отключилась.

Мощный запах нашатыря прорезал Гале носоглотку и заставил очнуться, судорожно хватая ртом воздух.
— О, бля, проститутка очнулась. Глаза бы тебе выцарапать! — Галя в пелене увидела стоящую перед ней со слезами на глазах Олимпиаду Семеновну.
— Что с Петей? — отдышавшись, Галя вопрошающе смотрела на нее.
— Нет больше Пети... — Олимпиада, тихо заплакав, бросила ватку с нашатырем в Галю и медленно побрела прочь.

Несмотря на все усилия, Петра Валерьевича спасти не удалось. По официальной версии он умер от инфаркта. Вся больница, да что там — весь областной центр, был в шоке. Вроде здоровый и крепкий мужик, жить еще да жить... Поползли злые слухи, что, мол, молодая медсестра изнасиловала уважаемого человека до смерти. Но это были только слухи. И лишь потому, что первый, кто оказывал помощь Плотникову, повеса Николай, догадался застегнуть ему ширинку, и никому ничего не сказал. В ином случае дело могло приобрести несколько другой оборот…

Похороны, состоявшиеся через два дня, носили общегородской характер. Огромное количество машин из различных регионов, людей, венков… На время было перекрыто движение в центре города, на пути следования кортежа. На кладбище мэр города в течение получаса нес стандартную для таких случаев околесицу. Многие брали слово в этот траурный день. Безутешная вдова периодически завывала белугой перед гробом с покойником. За всей этой траурной чехардой никто не замечал стоящую в нескольких десятках метров от могилы троицу. Высокая, стройная девушка в черном платке и два молодых человека.
Когда все было закончено и народ в полном составе на многочисленном транспорте отправился поминать Петра Валерьевича, девушка подошла к могиле упала на колени и зарыдала. Молодые люди стояли рядом и молчали. Через несколько минут она наклонилась, поцеловала могилу и прошептала:
— Прощай, милый.
Затем встала и подошла к молодым людям.
— Спасибо вам, ребята. Поедем?
— Галь, мы понимаем, сейчас тебе тяжело. Но может не стоит? Со временем все наладится. Потерпи, — Николай нежно обнял девушку.
— Да, Галь. Зачем тебе возвращаться в свою деревню? Оставайся. — согласился Миша
— Я не могу. Понимаете, не могу оставаться. Просто я хочу домой.

Когда хвост поезда исчез из поля зрения, Николай тяжело вздохнул.
— Такая девица… Жалко её. Странно всё произошло… Валерьевича то помянем ?
— Ага. — Миша ехидно улыбнулся. – Только я на троллейбусе не поеду.
— Дебил!
Миша засмеялся в голос.
— Пойдем, угонщик. Нажремся. Сегодня можно. Куда рванем?
— В «Алькатрас». Слышь, Миш, а как теперь ты с малосемейкой. Летишь?
— А то. Крутых видал таких спецов. Не поможет. Пойду завтра к отцу. Скажу мол, извини, родитель, погорячился, согласен на переезд. А у тебя чего?
— Майор Родионов вчера звонил. Говорит, двадцатку моральной компенсации водиле заплатишь и 250 часов общественных работ в троллейбусном парке. Вот так.
— Да. Ну, это хуйня. Ладно, вон такси. Поехали…

* * *

На следующее утро, Николай Валентинович Ветчинкин, ехал на работу в автобусе, держа подмышкой огромный несъедобный календарь. Приказ о назначении его заведующим отделением был подписан накануне. Жена очень одобрила это известие, поцеловала Ветчинкина в лоб и даже погладила ему рубашку и костюм.

Олимпиада Семеновна проснулась в странном расположении духа. Первый раз за многие годы ей не приснился Петр Валерьевич. Она почувствовала какую-то легкость и свободу. Что тут сказать . Весна.

Так и не ложившийся спать, полупьяный Николай приехал домой, зацепил из шкафа двадцать тысяч карбованцев и направился замаливать грехи в 3-й троллейбусный парк. К обеду он навестил пострадавшего водителя, отдал ему деньги и распил мировую - полтора литра сивухи. В ходе живой беседы водитель пожаловался новоиспечённому братишке на дискриминацию со стороны механика. Коля это воспринял, как личную обиду и ближе к вечеру ещё раз посетил транспортное предприятие. Там он мастерски крутанул несколько вертушек. Одна достигла цели – механик потерял пару зубов. На этом карьера врача Сапожникова закончилась
Миша с утра подошёл отцу и, покаявшись, заявил, что был полным дураком, всё осознал и готов на переезд. На что отец засмеялся и предложил вечером более спокойно обсудить ситуацию.
А в 140-км от областного центра, в маленьком городишке, на кухне своей двухкомнатной «хрущевки» родители Гали второй день с песнями и плясками бухали за возвращение дочери. Хотя по правде говоря , они и не ждали её возвращения вовсе. Какая разница, за что бухать. Всё едино.
За стеной, на кровати, усыпанной таблетками, лежало бездыханное тело.