Начало здесь: http://www.gonduras.net/index.php?a=5419

ГЛАВА ВТОРАЯ

Алекс с трудом открыл глаза, но ничего не увидел. Снова прикрыл веки. Ничего не изменилось. Кругом была темнота. Пахло плесенью и гнилыми тряпками. Где-то рядом звонко капала вода. Прислушавшись, он уловил отдалённый шум каких-то механизмов и неразборчивую человеческую речь. С трудом восстановил в памяти последние события и ему стало страшно. Похоже что он ослеп! Неизвестность и темнота пугали больше всего. Руки нащупали влажный, покрытый какой-то слизью пол. Алекс прополз вперёд и уткнулся в стену. Опираясь на неровную кладку, с трудом встал. Всё тело болело и, что показалось в данной ситуации самым неприятным, - на нем не было никакой одежды. Голый и беззащитный как младенец!
Вдруг напротив появился тускло-желтый свет, разгорающийся всё ярче с приближением звука тяжёлых шагов. Мерцающий свет горящего факела осветил решётку из толстых прутьев арматуры и блестящую лысину, принадлежавшую неизвестному существу. Мускулистая рука протянула сквозь прутья решётки жестяную банку, наполненную белёсой жидкостью и поставила её на пол. Больше всего Алекса поразили три пальца, которыми оканчивалась ладонь, протянувшая ему банку.
- Жри! – лаконично сказал чей-то густой бас. Свет факела, выхватывающий из темноты влажно блестящие стены и чудовищно-уродливую фигуру, стал удаляться.

Машинально Алекс нащупал на полу жестянку и поднёс её к губам. Еда напоминала какую-то скользкую безвкусную слизь, но он заставил себя выпить всю её до дна. Интуиция подсказывала, что в роли пленника не стоит брезговать предлагаемой едой. Осторожно отставил посудину в сторону и задумался. Нелепость происходящего не укладывалась в гудящей и раскалывающейся от сильной боли голове. Устав от тревожных мыслей и переживаний, он забылся в тяжёлом полусне…

Яркий луч света бесцеремонно разбудил Алекса, ударив по глазам, заставил судорожно зажмуриться. Кто-то бесцеремонно закрутил ему руки за спину, при этом больно надавив на позвоночник так, что он болезненно хрустнул. С клацаньем непонятные жесткие кольца сжали запястья. «Наручники надели!» догадался он, вспомнив стальные браслеты виденные в старинных фильмах.
Чьи-то жесткие руки рывком поставили на ноги и мощный удар ниже поясницы заставил побежать вперед.

Луч света, бьющий из-за спины, освещал неровный бетонный пол, по которому немилосердные пинки гнали в жуткий мрак какого-то подземелья. Гулкие тяжёлые шаги цокали сзади. Жуткий страх перед неизвестностью охватил Алекса и он, неожиданно для себя, побежал вперёд, желая только одного - скрыться от конвоиров. Поскользнувшись босыми ногами на чём-то мокром, с размаху упал лицом вниз, больно ударившись лбом о цементную поверхность. Не выдержав всех этих испытаний, он истерично разрыдался во весь голос, корчась голым в луже какой-то вонючей, омерзительной слизи стараясь и инстинктивно свернуться калачиком.

Страшное, сплошь поросшее густым седым ворсом лицо, склонилось над ним. Толстые вывернутые губы, обдав смрадным дыханием, растянулись в улыбке и пророкотали:

- Ты, чо, дурашка? Никак убежать хотел, чудило? Или обиделся на што? Пойдём скорее, нас сам Голова ждёт!

Жёсткая рука неловко вытерла ему слёзы и помогла подняться. Его настойчиво стали толкать вперед, но больше не пинали.

Вскоре фонарь осветил массивную металлическую дверь, ни чем не отличающуюся от стандартных дверей в его родном бомбоубежище… Человек-чудовище нажал какую-то кнопку и тяжёлая плита почти бесшумно откатилась, открывая вход в просторную, ярко освещённую комнату. Толчок в спину помог всхлипывающему Алексу перешагнуть порог….


Часть 2. ПРОЗАИГ


Время действия: зима 315 года от Чёрного Взрыва.
Место действия: где-то в Сибирской тайге.


…Неожиданный коварный удар в пах прервал дыхание и заставил согнуться. В глазах поплыли золотистые звёздочки. Что-то обрушилось на затылок и я начал погружаться во тьму. С трудом собравшись, заставил себя выпрямиться. Правая рука привычно крутнулась в обманном движении, а кулак левой с хрустом ударил в лицо Евы. По-кошачьи кувыркнувшись, она смогла устоять на ногах, и тусклое лезвие ножа сверкнуло в крошечном кулачке. Без всякой паузы женщина прыжком бросилась на меня. Я машинально выставил локоть вперёд защищаясь, и тут же ощутил резкую боль в предплечье. Мышцы словно онемели. Липкая и горячая кровь потекла внутри рукава. В ярости я ударил Еву другой рукой, но кулак провалилась в пустоту, а крошечный клинок обжог запястье. Теряя самообладание, попытался достать ногой эту маленькую, неожиданно ловкую и вертлявую тварь. Увернувшись от удара, она молниеносно присела и вновь блеснула лезвием. Из длинной резаной раны под коленом толчками стал бить фонтан крови. Стремительно скользнув где-то внизу, женщина воткнула нож в мою другую ногу…

Накатившийся приступ тошнотворной слабости, заставил медленно опуститься на алый, забрызганный кровью снег. Конечности отказывались служить. Непослушными пальцами я бесполезно пытался расстегнуть кобуру пистолета, ругая себя за легкомыслие и с ужасом чувствуя, что теряю сознание. Голова кружилась. Обездвиженный и беспомощный я умирал от потери крови. Последнее что увидел, перед тем как потерять сознание - ядовитая усмешка на лице Евы и миниатюрное лезвие складного ножа, нацеленное мне в горло…

* * *

Скат палатки, густо покрытый инеем, нависал над лицом. Изредка порывы ветра лениво трепали ткань и тогда хлопья изморози падали на лицо, приятно охлаждая горячую кожу. В тесноте спального мешка было жарко. Я попытался шевельнуться, но резкая боль в туго стянутых руках и ногах не позволила мне сделать это. Сидящая рядом Елена внимательно посмотрела на меня:

- Очухался? Ну, вот и прекрасно! Теперь на поправку пойдёшь. Вот, на-ка, выпей…

С трудом приподняв голову, с удовольствием отпил из кружки горьковатого напитка, пряно пахнущего травами и без сил откинулся назад. Вспомнились события годовалой давности, приведшие меня к такому жалкому состоянию…

ГЛАВА ПЕРВАЯ


После стычки с полицией нравов амазонок мы уже полгода шли на север. Мир вокруг, с каждым днём пути, всё разительнее менялся. Вместо степных перелесков, тайги и болот перед нами простиралась во все стороны безжизненная, белая пустыня, слепящая глаза миллиардами снежных кристалликов. Ни малейшего кустика или деревца, за которые мог зацепиться взгляд, не было и в помине. Изредка встречались следы каких-то карликовых оленей и полярных крыс.

Сердце сжималось от осознания того, что нам придется жить в этом странном снежном мире без тёмного времени суток. Тогда я ещё не знал что солнце здесь не заходит за горизонт в течении полугода. Другие полгода его не бывает совсем. Наступает жуткая тьма с восьмидесятью градусными морозами и свирепыми пургами, сметающими всё живое. Любое живое существо не откочевавшее на юг погибало в полярную ночь. Но человек, как оказалось, выживал. Правда, чего это стоило людям, вскоре пришлось испытать на собственной шкуре…

* * *
Прошло несколько недель пути по бескрайней тундре, прежде чем, как-то утром, на горизонте появилась чёрная крошечная точка.

К полудню, две наши собачьи упряжки, въехали в заснеженную громаду заполярного города, где как мы полагали, должна была находиться загадочная Коммуна.

Невообразимое количество снега поразило нас. Остовы высоченных многоэтажных домов едва высовывались из гигантских сугробов, испещренных чёрными глазницами глубокие нор. Затоптанный грязью наст вокруг них был густо окрашен мочой в жёлтый цвет. Местами из-под снега торчали дымящие жестяные трубы.

Неожиданно, странный автомобиль на шести огромных колёсах, тарахтя движком и выплёвывая в морозный воздух голубые облачка бензиновой гари, выскочил из-за угла здания и, лихо сделав разворот, остановился рядом с нашими упряжками. Запах выхлопных газов поразил меня. Машина работала на чистом бензине! Такую роскошь, как езда со старинным двигателем внутреннего сгорания мало кто мог позволить себе в наше время.

Из открытого кузова выпрыгнуло несколько молодых людей с автоматическими винтовками в руках. С любопытством я вглядывался в них. Их нельзя было отнести ни к одной из известных рас. Широкоплечие, с большими и длинными как у быдлов руками, они были высокими и широколобыми как муты. Однако, голубые глаза и смуглая кожа напоминали расу бомжей. Удивительным было и то, что лица этих людей были абсолютно разные, непохожие друг на друга. Эти различия невозможно было списать на возрастные изменения или ошибки в клонировании. При взгляде на них становилось ясно – они рождены женщинами! Причем, рождены самым противоестественным способом – через влагалище!

Конечно, мои амазонки тоже так рожали моих сыновей, но это было безвыходное положение и я до сих пор с дрожью вспоминаю те муки, через которые они прошли. Скорее всего, слухи о том, что коммунисты полностью отказались от клонирования были правдой, хотя это не укладывалось в голове. Полагаться в вопросах человеческого воспроизводства только на волю случая и генные мутации было не только кощунственно, но и антигуманно!

Мои размышления прервал жёсткий удар прикладом в грудь, сбивший с ног. Крепкие руки обыскали карманы, содрали вместе с поясом нож и патронташ, бесцеремонно сдёрнули с плеча винтовку. Две мои спутницы послушно подняли руки вверх.

Чужаки в любом государстве не могут рассчитывать на тёплый приём. Беспрекословное повиновение - самая лучшая манера поведения при появлении в любом социуме – таковы были общепринятые законы в наше суровое время. Амазонок, не знающих таких дипломатических тонкостей, я заранее предупредил об этом.

Приказав девушкам оставаться на месте, коммунисты из подъехавшей машины защёлкнули на моих руках наручники и бесцеремонно закинули в кузов лицом вниз. Чья-то нога больно наступила на шею. Взревел мотор и допотопная повозка, подскакивая на снежных застругах, помчала меня в неизвестность. Позади слышался предсмертный вой и лай собак. Гостеприимством Коммуна не отличалась. Самые мрачные предчувствия стали одолевать меня….

* * *

Приехали быстро. Молодые люди, бесцеремонно выбросив меня из кузова, пинками поставили на ноги, затащили в одну из нор, выкопанных в гигантском сугробе, и долго вели по сырым, дышащим холодом и сыростью снежным переходам. Когда я уже совсем потерял счет бесчисленным поворотам, распахнулась последняя дверь, и мы вошли в просторную, ярко освещённую электрическим светом комнату. За столом сидел человек, отдалённо похожий на представителя расы мутов и это придало мне уверенность. Стража, сняв с меня наручники, молча удалилась.

Мужчина устало потёр виски, провёл рукой по огромной блестящей лысине, не спеша налил в кружку дымящейся жидкости из большого чайника, стоящего на столе и только после этого посмотрел на меня:

- Кто такой? Зачем ты здесь?

- Меня зовут Прозаиг. С жёнами и детьми пришёл в коммуну, чтобы жить у вас.

- Неужели тот самый Прозаиг? Лидер сексуальной революции? Наслышаны…, поговаривали, что тебя расстреляли пидорасы…. Впрочем, нам всё равно…. Про жён и детей можешь сразу забыть - у нас в Коммуне нет таких понятий. Все дети и женщины общие!

В нескольких словах этот усталый человек, рассказал мне о законах Коммуны:
- 12-часовой рабочий день обязателен для каждого, начиная с пятилетнего возраста.
- всё имущество общее. Женщины, живущие в отдельном общежитии тоже общие, встреча с ними возможна лишь по специальному графику.
- кормятся коммунисты в специальных помещениях, называемых столовыми. Индивидуальное питание простым коммунистам не полагается.
- в личном пользовании может быть только одежда, которую власти в любой момент могут перераспределить по своему усмотрению.
- за нарушение любого из этих правил наказание одно – смерть
Пришельцев, не согласных с коммунистическими законами, ждёт немедленная утилизация.

Всё было предельно ясно. Не такой я представлял себе новую жизнь, но выбора не было: попал, что называется, из огня да в полымя…

* * *

Здесь надо сказать несколько слов об истории Коммуны.
Последствия Большого Взрыва почти не коснулись северных районов континента. Оказавшись отрезанными огромными пространствами от всего внешнего мира, северяне сначала не почувствовали никаких изменений в своей жизни. Запасов пищи и топлива хватало. Рядом было несколько газовых скважин, из которых газ закачивался в огромные ёмкости. Охлаждаясь при низких температурах, он сам по себе превращался в газоконденсат – вполне приемлемое топливо, похожее на низкосортный бензин.

Прошёл не один десяток лет, прежде чем наступил первый кризис. Из-за резкого похолодания климата многочисленные стада северных оленей откочевали на юг. Зимой глубокие водоёмы начали промерзать до дна, и вся рыба в них вымерла.

Когда люди стали умирать от голода, произошёл переворот. Толпы обезумевших от голода и холода северян грабили и убивали тех, у кого были хоть какие-нибудь продовольственные запасы и топливо. Вся добыча национализировалась, объявлялась общественным достоянием и распределялась специальным комитетом. Чуть позже его стали называть Национальным комитетом всеобщего довольствия (НКВД). Так возникла государство, названное впоследствии Великой Северной Коммуной.

Охраняли и одновременно наблюдали за работой специальные отряды боевых ратников (СОБР), отличавшиеся жестокостью и крайней нетерпимостью к малейшим нарушениям трудовой дисциплины. За любую провинность рабочие жестоко избивались или казнились прямо на месте. Однажды, на моих глазах, насмерть забили бедолагу, только за то, что он задремал в укромном уголке мастерской. Все действия СОБРовцев считались законными и обсуждению не подлежали. Дисциплина в Коммуне поддерживалась только за счёт жесточайшей диктатуры.

В ратники набирались из членов коммунистического Союза молодёжи – элитной молодежной организации. Те, кто в раннем детстве прошёл специальный отбор и стал членом Союза, воспитывались в особом училище и были на привилегированном положении. Всегда тепло одетые, они питались в отдельной столовой, не надрывались на тяжёлом труде и проводили всё своё время в спортивных играх и тренировках. С 12 лет им разрешалось в любое время ходить в женские общежития для воспроизведения потомства.

* * *

Жизнь в Коммуне была несладкой. Простые коммунисты голодали и отбывали трудовую повинность. Сильно угнетал постоянный холод. Работать меня поставили на участок ремонта самодвижущихся механизмов. С горечью я увидел в этом злую иронию судьбы: мут из Клана разрушителей машин, вместо борьбы с ними должен был ремонтировать и восстанавливать старинную технику и механизмы, в изобилии сохранившиеся на севере со времён Большого взрыва.

Огромный ангар, в котором мы работали, совершенно не отапливался. Мою тёплую и добротную одежду заставили сдать на склад, а взамен выдали какое-то жалкое тряпьё, полагающееся работникам моей категории. Мне пришлось тайком, для тепла, пришить изнутри одежды ветошь, бывшую на строгом учёте.

Быстро пролетели летние месяцы. Огромные сугробы, в которых утонул бывший северный город, за лето не растаяли. Странно и дико выглядел этот огромный заполярный город-сугроб. В верхних этажах безжизненных девятиэтажек, торчащих их снега, никого не было. Вся жизнь Коммуны протекала в глубине вечных снегов на первых этажах зданий. Между тесно стоящими домами были прокопаны замысловатые лабиринты ходов сообщения. Жилая территория делилась на несколько районов, состоящих из кварталов компактно расположенных. Промышленная зона находилась достаточно далеко и поэтому, волей-неволей, приходилось выходить на поверхность.

Солнце даже летом появлялось крайне редко. Постоянно дул сильный порывистый ветер, гнавший сплошную пелену туч изливающихся каплями дождя, но чаще с неба летела снежная крупа или крупный град. По улицам текли зловонные канализационные ручьи, промывшие себе русла в вечной корке льда. В сторону от протоптанных дорог отходить не рекомендовалось - можно было провалиться и погибнуть в подточенных талой водой ледовых трещинах. Такие случаи нередко происходили с неосторожными пешеходами. Кроме того, в комендантский час, можно было легко нарваться на пули патрулей СОБРа. Поэтому без нужды мы не покидали свои жилища.

Два раза в месяц вместо работы нас водили в дальние женские кварталы для случки и воспроизводства. Многие, измотанные тяжёлой работой, использовали эти часы просто для того чтобы выспаться. Усталые, некрасивые женщины отдыхали рядом. Ратники, прохаживающиеся вдоль рядов кроватей снисходительно не обращали внимание на то, что мы не занимаемся сексом, хотя такая пассивность не приветствовалась.

Несмотря на все эти меры рождаемость в коммуне почему-то падала, а специалистов по клонированию истребили много лет назад. Новорожденные, в специальных питомниках выращивались до пятилетнего возраста, после чего наступал ритуал выбраковки. Особо одарённые дети шли в коммунистический Союз молодёжи, другие распределялись на учёбу по рабочим местам, а слабые и недоразвитые отравлялись в пищевую переработку. В условиях Крайнего севера это было нормальным явлением. Любой белковый материал использовалось для еды.

Когда наступила полярная ночь и температура опустилась до 60-80 градусов по старой температурной шкале, жизнь в Коммуне затихла и объявлялась «актировка». На коммунистическом сленге это означало отмену всех работ на период зимних холодов.

Чтобы сохранить тепло коммунисты лежали под специальными меховыми или брезентовыми пологами, тесно прижавшись друг к другу. Прямо здесь же грызли мерзлые тушки крыс, раздаваемые дежурными, и вылезали только для того, чтобы оправить естественные потребности. Поскольку в темноте и холоде никто не хотел далеко отходить, в помещении накапливались огромные кучи замёрзшего кала и мочи. Весной, когда начинали пригревать редкие лучи заполярного солнца, первым рабочим днём объявился так называемый «субботник». Несколько дней мы долбили кучи мерзлых экскрементов и относили их на корм крысам, находившихся в специально оборудованных фермах на первых этажах здания. Конструкция ферм предполагала испражнение людей с верхних этажей прямо в вольеры, но зимой, на холоде и в темноте, этого правила ни кто не соблюдал. Излишне говорить о том, что мерзкий запах в общежитии, с наступлением относительного тепла, преследовал нас на протяжении всего летнего времени.

Отдельно стоит немного рассказать об уникальном изобретении коммунизма – крысиных фермах. В замкнутых, армированных прочной стальной сеткой бетонных коробках, содержалось огромное количество крыс. Эти небольшие серые создания отличались сумасшедшей репродуктивностью и ели практически всё: дерево, ветки карликовой берёзы и ивы, кости, шерсть, человеческие экскременты и даже пластмассу. В нашей мастерской, например, несколько рабочих занимались только тем, что срезали изоляцию с проводов и обшивку старых автомобилей на корм крысам.

Работа на крысиных фермах считалась престижной, но опасной. Часто случалось, что агрессивные животные кусали или насмерть загрызали людей. Зато, работники фермы имели одну очень существенную привилегию – при отлове могли в неограниченном количестве пить полезную и питательную свежую крысиную кровь. Они никогда не болели цингой (самой распространённой в Коммуне болезнью, считавшейся чем-то вроде насморка), отличались здоровым цветом кожи и наличием не выпавших зубов...
Без преувеличения можно сказать, что выживала Коммуна только за счет крысиных ферм. Похлёбка из крысятины и крысиное мясо с гарниром изо мха было дежурным блюдом в нашей столовке.

Продолжение следует.