Книга Корешей. Книга ЖУК. Глава 5 Рассказы всякие::Винсент Килпастор
После очередной поездки из кливлендской городской в евклидову, тамошняя сонная судья пришила мне серьезную статью — хранение и «конспирацию с возможной попыткой приобретения». Доказательств у них не было — в машине ничего не нашли, доказать, что я оказался в абсолютно черном гетто планируя покупку тоже нелегко — если сам не сольюсь. А я не сольюсь.
Обвинения были суровы, а евклидова судья в основном гнобит людей за не пристегнутые ремни безопасности и неработающие фары и даже не стала выслушивать мои доводы, сославшись на ограниченную юрисдикцию. Я потребовал адвоката, но она сказала, что адвокат мне пока не нужен.
Так что меня перевели в кливлендскую окружную — заведение для истинных гангстеров, местечко до жути переполненное неграми. Если бы Ильдар Дадин или Пуси Райоты сюда загремели, им бы показалось, что они в ЮАР. Так нужно было, чтобы я испугался и сам на третий день явку с повинной выдал или заплатил выкуп.
Обстоятельства бросившие меня на шконку в Кэндиленде были нелепы и чудовищны. От этого, наверное, я впервые в жизни вел себя в тюрьме, так развязано и нагло. Разведки боем не было, была чеченская чечетка на минном поле. Дерзить по поводу и без повода хотелось каждому встречному. Евклидские менты сбросили меня в округе с таким радостным облегчением, будто вырвали, наконец, больной зуб.
Я попал в округ во второй раз в жизни, мандража не было, да еще и выиграл в лотерею. В этот раз я не делил камеру размером с кабину лифта с негром полтора года ждущим суда за ограбление с отягчающими. Именно в такую компашку я попал в прошлый раз, с обвинением «вождение без привилегий»
В этот раз я попал в Кэндиленд. Оформлял офицер хорватского происхождения — он, наверное, и выхлопотал, просто так, по-славянски, из-за моей русской фамилии.
Началась стандартная процедура вписки. В округ я вписывался во второй раз и вел себя у как опытный рецидивист. Напрочь вынес мозг каптерщику-негру, злобно уличив его в поддержке Трампа — страшное оскорбление для большинства черных. Под шумок протащил неположенную футболку, нагло вывернув картинкой внутрь прямо перед неодобрительно цокающим ефрейтором. Влез к нему в каптерку и сам выбрал матрас по-новее, пригрозив, что напишу жалобу в Москву, в Кремль, если он не даст мне разместится тут с максимальным комфортом. Каптерщик был вне себя от радости, когда я от него отъебался. «Айм ёр френд» - твердил он, айм ёр бест френд!
Большинство негров, они как цыгане — глаз да глаз нужен. Сделал он меня всёж таки под занавес, бест френд , когда я уже расслабон поймал — выдал оранжевые кроксы (в округе все жгут в поддельных оранжевых кроксах) разного размера. Левый был на пол размера меньше, чем правый. Поэтому весь срок в Кэндиленде, я проходил походкой склонной к побегу гейши, которую умышленно облачили в узкие жесткие сабо.
Дальше на очереди была медсестрица. Черная само-собой. На стандартной вписке в американскую тюрьму нужно задумываться над каждым вопросом — вы ведь сейчас закладываете основу будущей отсидки.
Например, если сказать, что кумарите по герычу — пропишут лекарства для соскока на десять дней, а потом отменят, а если скажите, что сидели на приписных антидепрессантах, то будете торчать в сонном розовом тумане до последнего дня срока.
Сейчас приторчать нельзя — к сожалению. И хоть в виду обстоятельств ареста мне абсолютно безразлична моя дальнейшая судьба, вдруг я все же вздумаю побороться с делюгой и сломать им суд, хоть из спортивного интереса — тогда понадобится трезвая голова и никаких лишних записей в графе «фармакологическая история». Да и потом с хера ли подсаживаться на вещества в тюрьме, пусть и легальные? Последние полгода я не пью ничего крепче кофе. И чувствую себя пре-вос-ход-но.
Фамилию им сказал с двумя последними «фф» - как Смирнофф — и вот вуаля я снова несудимый-первоход пока не придут пальцы с Евклида, и опять же — если вообще придут пальцы с Евклида. В великой стране до сих пор, к счастью не догадались слить все пальцы в общую базу данных.
Следующий вопрос — голубой ли я. Если сказать, что «да» отправят в сектор к геям, тут нет петушатников — просто гарем. Девушки шумно живут своей блядской эмоциональной жизнью. Только что не рожают. Тоже отпадает. Мне надо пару лет прозвенеть тут, прежде чем я мальчишу какому присунуть возжелаю — проверено. Если открыто голубые идут в общий сектор, их обязуют информировать нескольких окружающих, так как раньше в автобусе показывали проездной. Типа, я пидор, у меня проездной, гляньте-ка.
Болезни плохие? Нет таких. Окай. Аллергии нет. Закатай-ка рукав — влепим реакцию на туберкулез в предплечье. А вот тут уж хер вам. Вспомнил, у меня аллергия как раз на эту херь. Раздуется и чесаться будет потом, как курва.
На самом деле у меня, скорее всего туберкулез. Меня из-за этой реакции манту турнули с американской военной базы в прошлой жизни. Видимо сказались последние годы на строгаче в прядильном цеху. Частично по этой причине я особенно не газовал с гринкарточками и легализацией. Там обязательная медкомиссия, где мигрантов бесцеремонно изучают как скот на рынке. А тубика пендосы бояться как чумы. Спеленают и вышлют без суда из следствия. Или заставят ходить всю жизнь с марлевой повязкой на роже.
Когда пару лет назад я впервые побывал в округе — сдуру дал им хуйнуть туберкулёзной пакости в руку — предплечье раздулось будто я Максим Горький за три дня до смерти. Прятал как мог до последнего, хитрил, ловчил. Потом один скот дэниелс из зыков, кстати, заметил и сдал меня сперва сокамернинику — прикинь, да? В хате размером с платяной шкаф вы вдвоем с тубиком! А потом сержанту-старшему смены. Через три дня на свою следующую смену серж меня на флюрографию должен был тащить, да просчитались фашисты — я соскочил из зала суда. Отсидел одиннадцать дней за то, что не было водительских прав.
- Вы отдаете себе отчет, что за отказ от прививки Манту вас могут поместить в штрафной изолятор?
Блин, а чего бы тебе, сестричка, сразу на электрический стул меня не пристроить? Ты чо акцент совсем не слышишь? Русский я! Ваш изолятор лучше чем у нас палата в роддоме, дура.
-Одну минуточку.
Съебалась. Эх рвануть бы отсюда и чтоб пристрелили, обязательно чтоб изрешетили в самых дверях. Потому как бегать возраст уже нет тот. Да и вообще- денек совсем не клеится как-то.
Возвернулась с долговязым ментом. Фамилия на бирке для настоящих любителей фонетики: «Dacensic»
- Чего шумишь — он глянул на бумаги и выдал мою фамилию сходу без обычный американских страданий— Голованофф? А чего два «фф» ? Водку любишь? Укольчик-то сделай, не мучай му-му. Или аллергии какие?
- Так точно. Аллергии на все. Особенно на замкнутые пространства и поганую ментовско-чоповскую униформу.
- Ладно. Тогда флюрографию пропишу через три дня. Уговорились? Это не больно. Иначе нельзя. Вы русские — все до единого тубики. Дети Беломорканала. Впрочем хорваты — тоже того.
- Вы югослав? Простите я вашу фамилию так ловко не выговорю.
- «Югослав». Славное было слово. Дед из Загреба приехал. Ты в каких уличных бандах состоишь?
- Смеетесь?
- Стандартный вопрос анкеты — просто отвечай, быстрей оба отдыхать пойдем, ну. Можно ли считать тебя агрессивным человеком, склонном к насилию?
- Нет. Скорее всего — нет. Ну если допе...
- Заткнись. Есть ли кто-то в тюрьме, кто мог бы вам угрожать? Нуждаетесь ли вы программе защиты?
- Нет пока.
- Вы планируете суицид в ближайшее время? Имеется в виду в нашей тюрьме?
- Учитывая, что меня сюда засадила собственная жена — я затрудняюсь ответить, потому как не определился еще с дальнейшими планами.
Dacensic воровато оглянулся по сторонам, потом схватил меня, больно защемив ключицу и поволок куда-то. Мы оказались в дежурке для ментов. Кроме нас тут была только камера наблюдения в защитном тюремном кожухе. В комнатке стоял топчан, пара стульев, микроволновка и дешевый Мистер Кофе. Мистер Кофе явно уже несколько часов пережигал то, что могло бы быть вполне приличным напитком, отключи аппарат во время.
- Сранье! Ты мне русский драмтеатр не включай тут, слышь — прошипел хорват, красноречиво кося взглядом на камеру у потолка. Какая, сранье, жена? Какой суицид? Я что — друг твой в баре? Пастор? Если суицидный — значит сейчас придут санитары, отберут все барахло — даже трусы, потому как там резинка. Оденут в бумажный больничный балахон с большим разрезом на жопе, и отведут в комнату с мягкими розовыми стенами и дыркой в полу, сранье. Потом будут по 24 часа в сутки наблюдать. А про жену у тебя слова нет в делюге, так и забудь, сранье, о ней. Тут новую прошмондовку найдешь. Он часто вставлял это «сранье» в поток американской речи. Тут пол-тюрьмы за сранье своих жен сидит, зараз с кухонным боксом очень строго. Попадешь в категорию «домашний агрессор» даже баланду раздавать не выпустят. Зараз с твоим обвинением в иммигрейшн точно не попадешь, а выплывет что про ссору с женой — отчемоданят в момент, разумеешь? Сегодня правы только женщины, сранье. Впору хуй себе отрезать.
На-ка кофе глотни, мозги собери в кучу и пойдем, сранье, анкету заполнять. Я тебя в Кэндиленд направлю — он снова перешел на подобие хорватского — хвала боху, сранье, что я тебя оформлял — Кэндиленд мисто добро. А так too many чорний, сранье.
На прощание я вывалил ему весь свой хорватский или сербский словарный запас на тот момент: «хвала лийепо» - большее спасибо, офицер с непроизносимой фамилией.
Когда в жестких обстоятельствах тюрьмы, когда вы в пяти минутах от петли из собственных трусов возникает такой персонаж и подсовывает кофе в дежурке, в присутствие бога начинают верить даже атеисты.
Надо бы вам сообщить, что год назад прямо через дорогу от кливлендской окружной построили роскошный пятистар Хилтон. Место у тюрьмы живописное с видом на великое озеро — потому и Хилтон. Кливленд город старинный — так что тюрьма, если сравнить географически— там где в Москве ГУМ. А еще Хилтон нужен был потому что в нашем городе проводили всеамериканский съезд республиканцев, на котором, сранье, и утвердили кандидатуру Трампа. Еще одна страница позора в истории города Глупова. Хотя Трампа, похоже, выдвинули только чтобы обязательно выиграла Хил.
Из окон Кэндиленда хорошо видно трампов хилтон. Мне бы хотелось оказаться в нем, так чтобы Трамп при этом переехал в кливлендскую окружную. Раньше мелкие менты и иммигрейшн не пересекались — главное штраф сорвать. Теперь первый вопрос, который вам задаст судья будет не ваше имя или признаете ли вину, а «вы гражданин США?». Правосудие оно, что разное теперь для неграждан свободной страны?
Хотя грех скулить - наш Кэндиленд почти что Хилтон. Кстати, я не оговорился, что из окон смотрю на Хилтон — потому что в Кэндиленде окна во всю стену! Просто чуть глубже во внутрь — решетка, клетка как у Ганибала Лектора, но с улицы решетку не видно. Зачем людям в барах даунтауна напоминать, что рядом тюрьма. Люди в барах не думают, что если менты сыграют не по неписанным правилам и вдруг начнут хлопать их у выхода в бар в пятницу — они сами будут смотреть на бар с другой, менее солнечной стороны улицы.
Зато из Кэнди четко видно свободу. Роскошь. Менты повесили вертикальные жалюзи, но если набрать в дальняке воды и плеснуть на жалюзки из-за решетки, они прилипают к стеклу и пока вода сохнет, образуется щель. Позже мы с пуэрториканцем Родригесом, по кличке Эль Лобо, придумали добавлять в воду немного мыла и жалюзи стали слипаться на пару дней кряду.
С моей шконки видно немного озера Эри. Еще видно кофеюшник с названием «Деликатесы третьей западной улицы». Туда вертухаи ходят обедать. Рядом кусочек офиса ростовщиков — в США они так и гнездятся рядом с тюрьмами. В офис с утра выстраивается очередь негритянок разных размеров и форм — пытаются выкупить мужей и отцов. Негритянки ярко одеты и таращаться в смартфоны. В остальном они так же затурканы, как жены зэков из матроской тишины или ежовской НКВД. Композиция вполне законченная и вышла бы недурная акварелька.
Кэндилэнд — странное подобие шарашки Солженицына. Эксперимент кливлендской окружной. Огромная палата где раньше сидели беременные зэчки, отдана в аренду в частные руки. Выгорит эксперимент — частникам отдадут кусок побольше. Я думаю — выгорит. Хотя иногда очень хочется, чтобы дотла выгорела сама тюрьма и прилегающий «джастис центр» - гадюшник полный мусорни, прокуроров и судей.
От беременных женщин в Кэнди осталась отдельная кухонька, хотя микроволновку и чайник забрали, но все равно какой-то уют. Туалет с раздельными кабинками — неслыханная роскошь для тюрьмы, где для меня всегда самое сложное это срать, находясь в собственной спальне в присутствии чужих людей.
Добротные душевые, два телевизора — так чтоб не возникало споров, какое гавно смотреть, и даже шесть тяжелых разноцветных пластиковых кресел, типа тех что стояли в советском курорте «Боровое». На столбах — точки вайвай. Говорят беременным даже разрешали иметь планшеты. У нас планшетов нет, но если на смене иногда появляется мент-новичок, Люк всегда для смеху спрашивает у него какой тут пароль вайвай.
Выход в коридор не зарешечен, а просто застеклен, хотя стекло толстенное. Похоже на Марьинскую шарашку Исаича тем, что за первое же нарушение вылетаешь в обычную забитую неграми под завязку тюрьму с малюсенькими американскими камерами.
Так я и попал в Кэндиленд и началась игра на вылет. Я был уверен, что делюга не стоит и выеденного гроша, а потому и выпорхну я отсюда максимум дней через десять. И думалось мне тогда совсем не о делюге.
***
Признаюсь, я уже не раз пытался получить американский аусвайс — чего греха таить. К 2007 году, я был хоть и нелегальный, но добротный гражданский материал. Платил налоги и погашал кредиты. Грибов с псилоцибином не ел.
У меня была жена — счастливая обладательница зеленой карты, и сын, сделанный в США. Я заполнил многочисленные идиотские формы в корне разрушающие миф, о том что в США-де нет бюрократии и засилья чиновников, заплатил чувствительный взнос и стал ждать результат, как Ассоль ждала своего сказочного принца. Грин карта должна была сделать из меня то, чего с детства навязывали в школе и детской комнате милиции — Настоящего Человека.
Одобрили меня только на половинку настоящего человека — пообещали рабочую визу на пару лет. Чтоб мог налог платить уже официально, разумеется. Только сделать предлагали ну уже совершенно непотребную вещь — выехать обратно в Ташкент, обратится там в американское посольство, где меня уже ждут с хлебом солью и распростертыми орлиными объятиями.
Я как-то с грустью вспомнил громаду посольства на Чиланзарской — сурового здания способного выдержать атаку танков под Прохоровкой. Вспомнил, что перед отъездом отношения не сложились с районной ментовкой. Вспомнил, что кинул одного полкана из Мирабадского уголовного розыска. Но что самое поганое, подпортил сношения с несколькими кадрами из самой серьезной и уважаемой организации каримовского Успехистана — СНБ. Ударил их где больно — по карману. Да еще вдобавок ко всему, вообразил себя не только великим писателем, но и борцом с кровавыми режимами. Стал давать интервью заскочив в фарватер гнавшего откровенную волну клоуна Шуряна. По-молодости я не понимал, что далекие от строгого режима граждане принимают его стеб за чистую монету. Поездка в Ташкент легко могла стать последней.
Времена в штатиках тогда были еще докризисные и нелегалы никому не мешали, как мыши не беспокоят отъетого на объедках стейка ленивого кота без яиц. У меня была непыльная работенка, добротная почти новая машина и даже удалось получить ипотеку на тридцать лет. Я знал, что они меня пропаривают с процентами, но и они знали, что из документов у меня только усы и хвост. Мыльный пузырь дутых ипотек как раз входил тогда в финальную стадию.
«Подниму сына, а там хоть трава не расти» - постановил я и комфортно зажил нелегальной жизнью дальше.
