Книга Корешей. Книга ЖУК. Глава 3 Рассказы всякие::Винсент Килпастор
Славный денёк выдался — в Евклидовой тюрьме меня не приняли, не cмогли найти уличающих файлов, потому что я им тогда — пару лет назад при первом аресте, когда хлопнули за вождение без прав — назвал фамилию с лишними буквами. Все что им требовалось сейчас это не полениться и глянуть меня в базе по пальчикам, но они почему-то этого не сделали, а я не был там на правах консультанта по криминалистике.
Сержант возмущенно наехал на евклидова мента, как наезжают на индусов в телефоне техподдержки и толкнул меня обратно в крузер. Там они с курсантом- ведомым стали оживленно дискутировать что же делать со мной дальше. Это разговор был типичным диалогом двух голливудских злодеев планирующим как избавиться от трупа в багажнике с максимальной быстротой и эффективностью.
У меня зародилась робкая надежда, что к вечеру сегодня - я буду дома и даже напишу об этом фельетон в сетевую стенгазету. Все дело испортил негр — вызвал по рации старшего — это ведь уже в тот момент когда они с ведомым практически дотолковались выбросить меня на улицах Евклида потому что это не их юрисдикция — и я вовсю потерал руки в браслетах. Их Старший оказался таким же чувствительным и сердечным пассионарием как программа для чтения пдф файлов.
«Сдайте его в кливлендскую городскую и рапортуйте диспетчеру как освободитесь»
- ЭЭЭ! А нахрена меня в кливлендскую городскую, начальнички? За мной ничего такого нет в Кливленде.
- Да не ссы! Они отзвонят в Евклид — те понятно дело не поедут за тобой, а то и пошлют наших куда подальше.
- И сколько мне там мурыжатися? Пожизняк?
- Не заберут за 72 часа — соскочишь, везунчик.
Мы поехали в кливлендскую городскую тюрьму. Это рядом с окружной. Зданьице поменьше и тюрьма такого типа где вместо стены в камере решетка, а камеры разделены коридорчиком — так чтоб через коридорчик соседи всегда могли друг за другом следить.
Я начал настраиваться на 72 часа в зоопарке. Вы входите в камеру и дверь позади громко — всегда оглушительно захлопывается. Какое-то время вы в панике осматриваетесь — как загнанный зверек. Инстинктивно совершенно ищите ключ или окно или запасной выход. Вскоре понимаете, что выхода из камеры нет, устраиваетесь поудобнее и начинаете «сидеть».
Сегодня все произошло настолько быстро, что еще даже не успел осознать. Просто прилег на шконку и вперился в потолок. Хотелось ходить, но камера была как в собачьем распределителе — два шага в ширину — два в длину.
***
Ибо выпало нам с вами жить в эпоху перемен и Конфуций от нынешних времен был бы в полнейшем ахуе. Взять хотя бы — фармацевтику. Ну что сталось бы прими я это полоску внутриносно скажем в 1985 году — тогда тоже была эпоха перемен, хотя и не великих. Да ничего бы со мной не сталось бесценные мои! Пошел бы себе в радости сердца, отдраил пол в рекордные сроки сверхплана, рапортанул шляхтичу, прикарманил гроши и пошел бы себе дальше прозябать — домой. Может даже и Бурмистрову бы угодил по нетрезвости.
А тут ведь такую дрянь почали изготовлять! Нечем иным как попыткой регулировки популяции — я это назвать не могу, коллеги. With all due respect.
У меня на рабочем столе фотография мёртвого писателя Илюхи. Чтоб не забывать. Он хороший Илюха — хоть мы и собачились с ним пока он был по эту сторону. Прямой Илюха, как струна, но и ушлый, как и всякий отведавший досыть Калины красной. Мы спорили с ним в письмах до шершавой хрипоты.
Злила его моя первая книжка. Типа я воспел скромную должность стукача, доносчика и филера. Разве же об этом книжка, спорил я — парнишка в очках попадает в зону где все блатные-узбеки и говорят «пиравильний движения килиш керяк, па уму чиста де» и парнишка пытается устроить маленький наркотрафик, палится на этом начальнику оперчасти, не факт кстати, что сами блатные и не сдали, палится он — культурному блестящему профи оперативнику, выступившему как бы в роли фигуры отца. И под крышей этого отца наш герой продолжает свое дело — организованный наркотрафик. То есть ни в отношении к узбекским блатным, ни в отношении к правильным правилам — герой Школы стукачей не поменялся — каким был на воле, таким и остался в тюрьме. Хер и блатным навстречу и оперчасти — по-возможности.
Илюха сидел в другое время, совершенно в другом месте, а потому не вылазил из изолятора, зашивал себе рот или пришивался к матрасу, вгонял гвозди в мошонку - в виде протеста причем гораздо раньше скандального художника Павленского. Он грабитель был — Илюха, а я воришка мелкий. Вот все разница.
А он вот умер без всякого предупреждения и пойдиж-ты поспорь-ка теперича с ним. Бают, когда Франц Кафка дома писал по-ночам, и ржал в голос так, что соседи участковому приставу жаловались. У него юмор был, у Кафки, такой же как и у Илюхи.
На своей последней фотке Илюха лежит в дорогом гробу, будто одолженном из гангстерского погребального бюро времен «Однажды в Америке». Илюха втиснут в костюм, который бы в жизни ни одел, будь у него выбор. Рядом с гробом стоит видная девушка и малюсенькая девчушка.
И девушка и девчушка улыбаются широко и ясно — совершенно не волнуясь о грустном фоне фотографии. Будто Илюха их подговорил, притворился в гробу, а потом когда фотограф у которого сегодня настоящий урожай — четыре свадьбы и одни похороны- расслабит булки, Илюха-то и выскочит из коробки с волыной, как Джек инда бокс, и отберет у жирного фотографа и камеру и барсетку.
В этой фотке — весь Илюха. Так он жил и так умирал — на полную катушку. С понтами. И Книгу написать успел. Книгу Илии. И люди на его похоронах радовались, улыбались, а не выли в голос. Так именно оно и надо на погребениях 21 века.
Так что я роман буду писать. Настоящий. А то ведь за коммерческий сценарий меня Илюха и с того света достанет. Застыдит. Вот только первый этаж школы отдраю — время то вон полтретьего уже.
Взялся за швабру. Вышел в коридор.
***
Поднимают мне веки - время на восточном побережье Соединенных штатов — восемь сорок семь утра. Лежу спиной в луже раствора стрипы, директор школы Шовуш-бей языком цокает как часовая мина на базаре, у женщины завуча хорошо просматриваются из под юбки ноги, аппетитные как останкинская колбаса.
Отчего-то захотелось задрать ей юбку и воспользоваться как бездушной вещью. Прямо перед цокающим директор-беем.
Хотя нет. Нельзя. Дети -то вон тоже здесь — прилипли носами к стеклянным дверям, радуются, сволочи, снимают на мобилки, постят. Я теперь у них последний герой, из-за меня школу сегодня открыть не смогут.
- Да в порядке, я в порядке, в порядке устал просто. Три дня тут горбатился вот и задремал ненадолго, как богатырь блинный. Не-не-не, спасибо, не надо скорой. То есть как это уже вызвали? Отзывайте к черту!Отменяйте, я хотел сказать!
Школьный негр-уборщик причитает злобно, думает если я пол тут драю — так я сразу тупой мекс, по ангельски не понимаю. А я понимаю. Понимаю, что заплатят мне тут дырку от бублика, а по сему и общение в стиле отдела по обслуживанию кустомер сервис тоже отпадает.
- Слышь, еблицо завали, пехота смуглая. Соберешь воду с пола — не впервой небось. Да жалуйся куда хочешь, баран, хоть конгрессмену своему напиши. Расстроил ты меня, блять.
Я отлепился от полового покрытия, которое в полузасохшем состоянии по уровню сцепления с подошвами соответствовало высоким стандартам покрытия ледового дворца в Крылатском, и балансируя, как раненный Третьяк, скользнул в учительскую — думаю хоть плюшек с собой прихвачу раз тут такой йобический эпос развернулся. Дастан о каракалпаках, сука.
В окно учительской вижу — к парадному подъезду скорая подчаливает — ну это полбеды — СЧЕТ за услугу, где-то баксов семьсот, что мне выросшему при коммунизме даже смешно как-то - счет свой «за неотложную помощь» пусть теперь Шебаштьяну и его мифическому сопроцевничку выставляют. А вот то что полиция с ними приехала, это панове, не е добре. В заголи не е добре.
У меня, видишь ли, незакрытый ордер на арест в Евклиде — почти двухгодичной давности. Приняли за движуху без прав, нашли трубочку вдыхать в нос — так они меня отпроцессили, штрафанули за права, 11 дней в каталажке промурыжили и выпустили. А через полгода им это мало показалось — так они решили мне хранение подшить, скоты. Ордер на арест как пригласительный — по почте выслали. Сейчас менты начнут меня на компьютере сканировать и вуаля — смогут рапортовать налогоплательщику. Очистили улицы города от еще одного монстра.
Пришлось выносить булочки через черный ход. Бодрой рысью. Личную боевую швабру, которой я за эти годы заработал уже больше чем Безрукову заплатили за весь сериал Бригада — пришлось бросить на поле сражения. Я обычно стараюсь не помогать ментам в их сложной и опасной работе. Пусть сами уже как-нибудь справляются. Мне бы четыре года (а из них уже почти два прошло) — то есть два года еще поcухариться и липовую делюгу закроют за сроком давности.
Побрел. Весь мокрый, без швабры, как резиновый утёнок — но спасибо что живой. Кстати — да, живой, чертяка! Вспомнишь об Илюхе и как-то стыдно. Рок-н-ролл мертв, а я еще нет. Я просто выключился на полу школы тогда, но на небо снова не приняли.
Кому повезло больше мне или Илюхе?
Для ученого всегда важно правильно сформулировать вопрос.
И все с полами — хватит. И со сценариями сериалов наверно тоже. А то вдруг сдохнешь завтра вот так, ведь смертны то мы внезапно, а последнее что ты написал было: «Жена кидает в героя тарелку с вполне еще свежим настоящим украинским борщом».
Да, еще повезло Шовуш-огле — своим ходом я ушел, а прикиньте если бы он приходит школу открывать, а там жмур без документов? В луже грязной воды? Тьфу, еще один висяк!
Вытянул из кармана остатки «зелья» - ох убивал бы за это словцо — да и развеял по ветру. У самого дети растут. Если я стану поддерживать наркоиндустрию и покупать их товар, так кто же мне гарантирует, что я не переживу потом собственных детей?
Все. Хватит. Барыг теперь при случае стану отстреливать, как мы делаем в родном улусе или сдавать ментам — как делают здесь. И вообще — если верить христианам, чтобы родиться свыше, надо сначала умереть. Будем считать — я сегодня умер. И немедленно воскрес.
Теперь — стану жить только на полную катушку. Так чтобы аж звенело все. Во-первых работать больше не по призванию души, а за грязные подачки половых компаний — не стану. ММ-НН. Не в деньгах счастье. Поверьте старому Соломону.
И даже плохих сценариев не стану писать. По той же самой причине.
Буду писать роман. Как Лев Толстой, как Аквариум для одинокого мужчины. У меня даже начало есть, как у Толстого:
«Дело было ранней осенью».
