Начало здесь:

http://www.gonduras.net/index.php?a=6606

http://www.gonduras.net/index.php?a=6611

ххх

 Аа-а-а-а.
 Заткнись, - вяло говорю я, и иду варить кофе.

Ему уже два месяца, и ровно месяц он почти не спит, вопит от боли, и я его ненавижу. Похоже, придется и правда отдать его какой-нибудь из бабушек. Пусть лучше они искалечат его психику, чем он уничтожит меня, выпьет из меня все соки. Маленький гнусный засранец! Ненавижу. Он корчится и дрыгает ногами, и я мрачно присаживаюсь над ним, рассмотреть это лицо. Само собой, оно сморщено, потому что ему больно, и ничего эстетически привлекательного я в своем сыне не вижу. Интересно, было бы мне легче, не умри Оксана? Боюсь, мне уже все равно. Я беру его за ножки, и начинаю прижимать их к животу, поочередно. Левую-правую, правую-левую, левую-правую, а теперь обе.

 Давай, давай, -шепчу я, - посри, посри, просрись, пожалуйста, пожа-лу-й-с-та...

Он только издевательски кряхтит и тужится. Ни черта не получается. Самое поганое, что и анализы толком сдать у меня уже третью неделю не получается. Лаборатория работает раз в неделю, и у них то закрыто, то перерыв, а то я опоздал. Каждый их отказ для меня – страшнее любовной трагедии, когда подружка бросила меня прямо на университетской выпускной вечеринке. Ведь его, Матвея, говно, для меня – самая большая драгоценность. Потому что его, говна, страшно мало. И чтобы получить его, хотя бы несколько грамм, мне приходится вытворять... Чего только я не вытворяю. Оказывается, если сунуть младенцу в задницу градусник, из него, да нет, не из младенца, повалит дерьмо. Это правда работает! Только те, кто это советуют, забывают добавить, что у младенца от таких фокусов страшно болит задница, и если раньше он орал всю ночь из-за того, что не мог просраться, то после операции с градусником будет орать из-за боли в заду. Выбирайте.

Еще одна неприятная новость: никто не знает, что делать с маленькими детьми. Многоопытные матери взрослых детей и старушки уже не помнят, как оно, с грудничками. Не рожавшие - сами понимаете... Мамаши грудничков постигают все опытным путем.

 Аа-а-а-а, - стонет Матвей, и я начинаю ощущать к нему некоторое подобие жалости.

Само собой, меня стоит пожалеть куда больше, чем его. Все эти неприятности, я уверен, рано или поздно закончатся. Во-первых, он вырастет. Во-вторых, в окружении заботливых бабушек все его проблемы будут решены. А я смогу, наконец, вернуться к работе. Меня заждались мои деньги, мой алкоголь, мои женщины, которым я стал уделять чересчур мало внимания, и мои рассказы. Я и так довольно пострадал. В конце концов то, что я, молодой мужик, два месяца был, по сути, мамашей, уже добавило мне очков в глазах окружающих. Все увидели, что я могу быть заботливым, домовитым, нежным, и все такое, и прочая. Но не быть же таким вечно! То, что в малых дозах укрепит мою и без того благополучную репутацию, в больших вырвет ее с корнем из чахлой молдавской почвы. Если я брошу все, чтобы растить этого кряхтящего засранца, меня, мягко говоря, не поймут. Мне и так звонят каждый вечер с вопросом. То редактора, то бренд-менеджеры, то пиар-менеджеры, а то и кто-то из депутатов, все шаловливые, все соскучившиеся по моему щекотливому, блин, перу.

 Лоринков, ну, когда же ты вернешься?! - спрашивают они.
 Зачем? - посмеиваясь, туплю я.
 Потрясти этот мир! - улыбаются, уверен, они.
 О, скоро, очень скоро, - говорю я.
 Слушай, - говорят они, - от тебя такого никто не ожидал. Ну, с ребенком... Ты настоящий мужик, Лоринков!
 А то! - горделиво говорю я.
 Ну, так скоро ты вернешься? - осторожничают они. - Или, ха-ха, берешь трехгодичный отпуск по уходу за ребенком?
 Ха-ха, говорю я, - ха-ха.

И кладу трубку. А Матвей говорит:

 А-а-а-а, а-а-а-а.
 Заткнись, - отвечаю я ему, - всю кровь выпил, я не спал, понимаешь, не спал, понима...
 А-а-а-а-а-а, - ноет он, извивается и кричит.

 Заткнись, - говорю я, и иду в спальню, твердо решив, что пусть орет хоть всю ночь, фашист малолетний, я просто закрою дверь, поорет, да перестанет.

Но на полпути останавливаюсь, потому что в кроватке почему-то затихает. Не веря в удачу я на цыпочках подхожу, и заглядываю. Он, конечно, не заснул... В его глазах я отчетливо вижу себя. И то, как широко распахнулись мои глаза. Очень широко. Он уже не говорит «а-а-а-а-а», а горько, как только безутешные, - я имею в виду по-настоящему безутешные, вдовцы, - плачет. Только сейчас до меня доходит. Мать вашу. Получается, что.

Ему уже целый месяц больно.

ххх

Персональный сонник номер 987-б: море*

«Здравствуйте, Юрий!

Вы говорите, что видели море, но можете ли вы, положа руку на сердце, утверждать, что вам приснилось именно оно? Вы уверены, что то был не океан? Не озеро? Не река? Как часто мы во сне, - да и в жизни! - видим только то, что хотим видеть только лишь потому, что нам не хватает духу поднять голову и оглядеться. Смотрим под ноги, видим лужицу воды и говорим: я на морском берегу, в то время как лужица эта кончается протянутой нами рукой... Сон-обман, ведь бывает и такое!

К чему я говорю вам это, Юрий. Как вы уже, наверное, поняли, толкование снов включает в себя не только расшифровку того, что вам приснилось. Специалисту необходимо знать также как и почему вам приснилось именно это, а не то, и то, а не это.

Потому что море спокойное и с водой ясной, как глаза моей любящей жены, это одно. А море бурное, с водой грязноватой, как глаза моей любящей женой перед ссорой, совсем другое. Море с барашками – к рождению первенца, море в шторму – к неприятностям на работе, море с медузами, ползающими по гладкой плоти волн – к перевоплощению вашей мечты в чудесного вида бабочку, которая распустит свои огромные крылья на древесных столбах Амазонки. Море, кишащее рыбой – к изобилию. Море в дыму – к известию, и дым этот символизирует не что иное, как дымы костров, раньше разводимых для того, чтобы дать знать о чем-либо людям, находящимся на расстоянии сотен километров от этих костров...

Ох, Юрий, уверены ли вы, что видели именно то море, какое вам следовало бы видеть? Видели ли вы море, Юрий, и видело ли оно вас? Ведь видеть во сне море, которое глядело вам в душу – к полетам наяву, тем самым, после которых рождаются стихи и неудачные браки. А видеть море, которое презрительно щурится, и отворачивается от вас – напротив, к небывало удачному союзу, и, право, стоит подыскать себе невесту из семьи побогаче – сегодня ее родители вашим не откажут.

Так или иначе, а все-таки я рискнул сделать кое-какие математические подсчеты, касающиеся вашего сна, мой дорогой друг. Пусть вы не помните, что за море вы видели во сне – пусть вы «просто видели море», - но пор ряду признаков и намеков, которые отпустили мне даже не вы, а ваше взбудораженное этим сном подсознание, могу вас обрадовать.

Ваш сон – к успешной сдаче экзамена в школе-бизнеса, которого вы, по вашему признанию, боитесь. И которого бояться вам не след. Потому что я вижу вас сдавшим его, а какой смыл бояться того, что уже свершилось? В четверг вы сдадите все успешно и получите повышение по работе.

Только не ешьте в этот день рыбу, прошу вас! Даже студенты астрологических школ знают, что рыба совершеннейшим образом нейтрализует удачу.

Искренне ваш. Сотрудник астрологической службы «Опиния», Маг Второго Круга, магистр Академии Солнца, обладатель официальной лицензии толкователя снов (номер 453473937, Регистрационная Палата РМ), Владимир Лоринков»

* - оплачено (прим. бухг.)

ххх

В углу пожилой охранник безуспешно пытается набрать кого-то по рации. Это не делает честь его логическим способностям: рацию я только что разбил, звезданув ее об стену поликлиничного коридора. Будь они побогаче, и найми охранника помоложе, мне бы несдобровать. На мое счастье, дежурят в поликлиниках старые козлы, неспособные даже хрен свой поднять, не говоря уж о кулаке. Я быстренько разбил его рацию, отшвырнул хирурга, - молодого испуганного практиканта в сером халате, - и бью ногами в дверь лаборатории. К тому же у меня есть Удостоверение газетчика. Каждый, у кого есть Удостоверение, может позволить себе немножко больше, чем тот, у кого этого кусочка заламинированной бумаги нет.

 Открывай дверь! - ору я. - Открывай дверь, сука!
 Мужчина... - хмурясь, надвигается на меня из глубины коридора невысокая толстая женщина с размалеванным лицом, видимо, заведующая.
 Да я блядь двадцать восемь лет мужчина! - ору я, схватив ее за воротник халата, и при этом умудряюсь, как ишак, бить копытом в дверь. - Двадцать девять даже, слышишь ты меня, бля?! Откройте свою сраную лабораторию, поняла? Открывай сраную ла-бо-ра-то-ри-ю!
 Да что слу...-
 На той неделе закрыто, на этой – обед, позапрошлая – все блядь ушли на фронт, да я вас НЕНАВИЖУ, ненавижу, ты поняла, мой ребенок три недели посрать нормально не может, ему анализ нужен, чтоб тебя, и всю твою блядь поликлинику, сссуки, вы денег хотите? так я дам вам денег, чтоб..., ему больно, больно, моему ребенку БОЛЬНО, ты понимаешь, бл...
 Это не по...
 Все повод, все, все, все, поняла? Мой сын – повод, мать вашу. Только он и повод, поняла ты, блядь?!

И, повернувшись, со всего размаху швыряю колбочку с Матвеевым говном прямо в дверь. Говно жидкое, поэтому растекается. Мамаши с детьми, и даже папаши, - о, определенно я делаю успехи, даже мужчины меня боятся, - молчаливо одобряют мое поведение, явно это чувствую, но в то же время детей держат на руках, потому что неадекватный мужчина по соседству с ребенком это всегда неприятно, и, Бог мой, я понимаю, что по соседству с моим сыном неадекватный мужчина, причем двадцать четыре часа в сутки. Я прижимаю свою трясущуюся, - как у капитана в фильме «Спасение рядового Райена», - левую руку к груди. Извиняться я не стану, потому что они все это заслужили. Но и быть здесь больше не могу. Наклоняю голову и иду по коридору.

 Мужчина, - окликает меня толстуха.

Потом наклоняется и подбирает осколок, в котором чуть-чуть говна. Стучит в дверь лаборатории и говорит:

 Это я, открывайте.

Через час я бегу с анализом в аптеку. Аптекарши в «Семейных 36 и 6», которые у нас понаоткрывали румыны, умиляются, и, будь у меня чуть побольше времени, я бы непременно стрельнул у одной из них телефончик. Хотя, почему побольше?

 Дайте телефон, - доверительно шепчу я низенькой брюнетке, которая на смене, очевидно, старшая.

Молча минут пять она обслуживает покупателя, после чего сует мне бумажку с номером. Я бегу домой. Матвей ноет, но это уже не так страшно, уже есть надежда. Чувствуя себя виноватым, ведь все-таки я добавил ему пять минут ожидания, пять минут боли, я скачу по комнате с колбочками и шприцами. Выгляжу как последний наркоман. Мамаша, которую я попросил посидеть с Матвеем, скептически интересуется, когда же я отдам его в нормальные руки.

 Тебе ведь через неделю на работу выходить, - напоминает она.

Я молча закачиваю в малыша две ложки какой-то золотистой жидкости через рот, и еще четыре – клизмой. Давай, давай, парнишка, потерпи еще чуток. Живот у него каменный, и губы, ей Богу, синие. А я, все-таки, дал Оксане обещание. И думаю о том, что мне придется его исполнить. В первую очередь ради меня самого. В конце концов, я всегда мечтал о том, чтобы у меня был друг и помощник. Может, у меня получится сделать его из Матвея? Это даже лучше, чем живая игрушка. ну, а неприятности с животом – что поделать, бывает. Не отказываться же от собаки из-за блох. Чего уж там, породистая собака или симпатичный ребенок – все это только придает мужчине шарма.

Поэтому, Матвей, решаю я, переезд на ПМЖ к бабушке откладывается. К тому же, есть еще один момент. Мне просто обидно отдавать его после месяца мучений. Это же Я, мать вашу, с ним столько мучился. Свои страдания я рассматриваю, как своего рода вложения, и, поразмыслив честно, - как учил меня мой психолог, - прихожу к выводу, что ничего плохого в этом нет. Я инвестирую в этого ребенка чувства. Мне жаль терять уже вложенное, поэтому я оставляю его. Вот и все.

И никакие обещания здесь не при чем. Сам я прекрасно понимаю, что, если не захочу чего-то, никакие слова, - пусть даже данные умирающей, - не заставят меня делать то, чего я не хо-чу. Итак, я хочу этого ребенка. Все? Нет, еще один момент, толкую я со своим внутренним голосом, причем вслух.

 Остается вопрос: как ребенок отреагирует, когда узнает, что ты оставил его с собой развлекухи ради, и просто потому, что тебе было жаль терять инвестиции в виде эмоций? - спрашиваю я себя.
 Ты имеешь в виду, что он обидится на то, что я не сумел отказаться от него, как от недостроенного дома: жалко бросать, потому что начал же? - переспрашиваю я себя же.
 Ну да, чувак, - отвечаю я себе же. - Именно об этом я тебе и толкую.
 Знаешь, - говорю я...
 Только будь со мной честным! - говорю я.
 В смысле, будь с собой честен! - улыбаюсь я.
 Так или иначе, будь честен! - прошу я.
 Хорошо, - соглашаюсь я.
 Мне кажется, ребенка это не затронет по той причине, что... - рассуждаю я.
 Во-первых, я ему ничего не скажу. Никогда. - решаю я.
 Ты сможешь? - спрашиваю я.
 Конечно, - заверяю я. - Никогда не проговорюсь.
 О кей, - говорю я. - А во-вторых? Ты сказал «во-первых», что тогда «во-вторых»?
 Во-вторых, - задумчиво припоминаю я...
 Во-вторых, но это больше касается даже не его, а тебя, то есть, меня, - медленно говорю я.
 Ну?.. - подгоняю я.
 Если ты замерзаешь, какая разница, по какой причине тебе дали свитер и ботинки? Допустим, ты был бродягой и умирал, а тебе дали теплые вещи только потому, что это рекламная акция. Да, они отпиарились, но и ты, получается, выжил, - формулирую мысль я.
 Ты имеешь в виду? - зависает надо мной мой вопрос.
 Примерно это, - киваю я.
 Я имею в виду, какая разница Матвею от того, по какой причине я оставил его с собой, - объясняю я.
 Главное, у него будет отец, - резюмирую я.
 И это главное, - соглашаюсь я.
 Точно, - говорю я.
 Бинго! - восклицаю я.

Матвей покряхтывает, но уже благодушно.

Этой ночью он еще не спит, но я чувствую, что это по инерции.

Продолжение следует.