Начало здесь:

http://www.gonduras.net/index.php?a=5102 

http://www.gonduras.net/index.php?a=5116

http://www.gonduras.net/index.php?a=5143

Я очищаю три грецких ореха. Кладу их в розеточку, добавляю ложку меда и перемешиваю.

Завтрак готов. Ни дать, ни взять, эстетское вегетарианство – а что, могу себе позволить. В моем шкафчике три кулька с бесплатными орехами – мой, так сказать, служебный блат.

Ем не торопясь – не потому, что особо нечего, просто решила сегодня не краситься, а значит, спешить некуда. Душ все же приму, но только из-за Виорела, хотя в его «Москвиче» смердит почище овощной базы, ну так и машина ему не для того, чтобы по борделям шлюх развозить. Хотя он и называет свой тарантас каретой – выходит, надеется на лучшее? А может, просто пытается поднять мне настроение, ведь ехать с шести утра в груженом мешками с овощами «Москвиче» мне совершенно не хочется.

Карета подана, - улыбается Виорел, услужливо открывая дверцу.

И хотя каждое утро он встречает меня одной и той же фразой, я все равно улыбаюсь, чтобы хоть как-то отблагодарить человека, подбрасывающего меня на работу. Обычно мы едем молча, изредка обмениваясь короткими вопросами и еще более емкими ответами о предыдущем рабочем дне. Однажды Виорел собрался с духом, после чего я почти месяц не слышала от ничего, кроме уведомления о поданной к моему подъезду карете.

Давай сходим куда-нибудь вечером, - предложил он тогда.
Если хочешь меня трахнуть, дай лучше вечером выспаться, - ответила я, - ты же видишь, как я устаю.
Что ты, - дал по тормозам Виорел, едва не прозевав красный сигнал светофора, - я вовсе не это имел в виду.
Ааа, - понимающе, но не без притворного разочарования протянула я.

Виорел – славный парень. В своем, конечно, роде. Колесит без устали по районам и оптовым рынкам, возвращаясь на перегруженном мешками «москвиченке» на продуктовый рынок Алешина, который так называют по привычке из-за бывшего названия улицы, и передает их в надежные руки - реализаторов, одна из которых, да-да, ваша покорная слуга.

На базар меня устроила Афанасьевна, у нее, как оказалось, и здесь имеется доля. Должно быть, ей стало жаль меня, во всяком случае, при встрече она даже прослезилась, назвав меня «бедной сиротинушкой». А может, просто рассеялся гадкий туман, окутывавший в ее, да и в моей памяти конкурс, который я успела проклясть столько раз, что, всем, имевшим к нему хоть какое-то отношение, не исключая даже безвестную уборщицу, проклинавшую, в свою очередь, меня за кровавые пятна на полу туалета, гореть в аду в нестерпимых муках.

Афанасьевна на базаре не появлялась, хотя присматривала за нами тоже Мария, только по отчеству Георгиевна, поэтому неудивительно, что с моей легкой руки все очень скоро перестали называть ее по имени. Впрочем, в «Золушке» Афанасьевну теперь тоже было не застать, о чем я узнала от Риты, принятой – представьте себе – на освободившееся после меня место.

Ты правда не обижаешься? - осторожно спрашивает Рита.

Мы стоим у столика перед «Атараксией», пьем пиво, и Рита искоса поглядывает на мои почерневшие ногти. За соседним столом на бог знает какой круг пошли парни из «Маскимума» - у них заляпанные рукава и опухшие лица, и еще они смотрят на новую продавщицу цветочного киоска.

Такая стерва! - негодует Рита, и я понимаю, для чего ей понадобилась: перемыть косточки новой соседке, с которой у Риты явно не заладилось общение.

Наклонив голову, я присматриваюсь к девушке. Ничего так. Стройная шатенка, довольно высокая и стильная, насколько это позволяет ее работа. Синие джинсы, серая кофточка, зато туфли на высоком. Сдержанная элегантность, ни капли неряшливости, но и никакого выпендрежа – ничто не должно отвлекать покупателя от цветов.

Как у тебя с ним? – спрашиваю я.

На самом деле мне абсолютно все равно, и Рита это прекрасно понимает. Сгорай я от ревности или злорадствующего любопытства, вопрос вышел бы совсем другим, что-то вроде: «на личную жизнь не жалуешься?».

- С ним? – удивленно переспрашивает Рита, словно я единственная, кто еще не в курсе, – с ним давно ничего. Они, представляешь, все-таки оказались супругами. А у тебя как? – тихо добавляет она.
- Работаю, - отрывисто отвечаю я, разрывая тараньку.
Просто Афанасьевна предложила больше, вот я ушла, - сказала Рита дрожащим голосом и вдруг заплакала, - господи, ну за что тебе все это?

Господи, мысленно повторяю я, неужели мне и вправду так не везет, что даже Рита не в состоянии сдержаться? Себя же жалеть у меня, если честно, совершенно нет времени.

Каждое утро ровно в шесть пятнадцать я начинаю раскладывать на прилавке пробирающие холодом от кончиков пальцев до сердечной мышцы морковь и свеклу, картошку и капусту, счищаю, стирая пальцы, окаменевшую землю. Тщательно перебираю овощи: те, которые один к одному, будут заискивающе встречать покупателей, остальные – кривые, мелкие, подсохшие, размягченные и просто гнилые, а таких большинство, летят в мешок, откуда, уж будьте уверены, непременно доберутся до вашей кухни.

- Что за кипеш? - кивает за окно Виорел, когда мы въезжаем на рынок.
Повернув голову, я вижу, что на рынке действительно царит непривычное в этот рассветный час беспокойство. Георгиевна, отбиваясь от толпы теток, в которых я узнаю таких же реализаторов, как я, пятится в нашу сторону. Судя по жестам и артикуляции наступающих, Георгиевну ожидает непростой денек, раз уж с утра все пошло наперекосяк. Женщины дерут глотки, не скупятся на театральные жесты и даже тычут пальцами в небо, ведь это на его на фоне высится огромный крест с купола возводимой прямо за рыночным забором церкви.

- Ксюша, отойдем, разговор есть.
Заметив «москвич», Георгиевна сбежала с поля битвы и схватила меня за руку, стоило мне выйти из машины.
- Ксюха, не слушай! - закричали мне бабы. - Христа на ней нет!
- Ой, дуры дремучие, - вздохнула Георгиевна и потащила меня в старый строительный вагон, в одной половине которого располагался ее «кабинет», а в другой, за фанерным листом – ночная сторожка.
Чаю хочешь? – подняла чайник Георгиевна.

Раньше я здесь не бывала, и теперь выглядела, наверное, забитой, с удивлением рассматривая пожелтевший от старости дисковый телефон и небольшой дребезжащий холодильник. Мне и в голову не могло прийти, что в вагончике может быть хоть какая-то техника. Благодарно кивнув, я приняла из рук Георгиевны раскаленный стакан и еще раз кивнула, когда хозяйка предложила мне брынзы.

Ксюша выручай, - сказала Георгиевна, доставая из холодильника отдающий овцой пакет, - ты у нас молодая, должна понять.

Через полчаса я вышла из вагона и, приподняв горло свитера, почувствовала, что руки мои насквозь пропахли брынзой. В кармане у меня лежали пятьсот леев – аванс за работу и компенсация за предательство. Во всяком случае, бабы встретили меня хмурым молчанием, догадавшись, что так долго отнекиваться я не могла.

Плевать на шушуканье за спиной, решила я, мне деньги нужны. А еще – клиника для отца – Георгиевна побожилась, что теперь-то Афанасьевна точно поможет.

Неделю спустя Виорел заезжает за мной без десяти шесть, вот только не утра, а вечера и, видимо поэтому, а может оттого, что затея ему нравилась не больше, чем базарным теткам, встречает меня он хмуро и даже не произносит привычных слов о карете. Подъезжая к центральной площади, «москвич» останавливается напротив японского ресторана, и я вдруг понимаю, что мой сегодняшний маршрут начался, по большому счету, именно здесь.

- Как я выгляжу? – поворачиваюсь я к Виорелу.
Ты очень красивая! – отвечает он и поворачивает ко мне зеркало заднего вида, видимо, опасаясь, что я могу заподозрить его в неискренности.

Из зеркала на меня глядит стерва с тонко прочерченными бровями, ярко-алыми губами со стекающей искусственной струйкой «крови» и голубыми глазами на фоне фиолетовых век. Поверх черного свитера на мне – двуцветная накидка, оранжевая изнутри и черная снаружи – сувенирная подачка от оператора мобильной связи.

Настоящая вампирша, - восторженно объявляет Виорел.

Что ж, ничего не имею против, особенно, если ассоциация с вурдалаками будет первым выводом, к которому придут мои покупатели.

«Москвич» останавливается у ночного клуба «Сити», и я оборачиваюсь назад. Если бы позади нас выстроилась целая вереница машин, пусть и с настоящими вампирами внутри, я бы их все равно не заметила.

Просто потому, что никакого окна сзади не было. А была гора из улыбающихся тыкв, из-за которой Виорелу пришлось даже корячиться, вытаскивая из машины заднее сиденье.

Из-под сиденья я достала толстую свечку, подпалила фитиль и, сняв с тыквы импровизированную крышку, сунула свечку внутрь. К моему удивлению, тыква как будто повеселела, во всяком случае ее вид не бросал в дрожь подобно темнеющем в полумраке «Москвича» глазам и улыбкам, вырезанным на, если так можно выразиться, лицах ее товарок.

- По-моему, нормально, - говорит Виорел, кивая на светящуюся тыквенную башку.
- Ну, пошла, - выдыхаю я.
Удачи! – выдыхает Виорел.

У входа в «Сити» меня ждет толпа совсем не кишиневских персонажей. Черный монах с накинутым на голову капюшоном и женщина-ведьма с плюшевыми рогами, палач в окровавленном переднике с огромным картонным топором на плече и девушка-ковбой в отчаянно короткой джинсовой юбке и шпорами на высоченных сапогах. Бесчисленное количество Дракул и даже один Дарт Вейдер в полном облачении.

С Хэллоуином, нечистая сила! – кричу я, прислонив тыкву к животу.

Бодрое гудение сразу сникло, а еще через пару секунд наступило полное молчание. Все повернулись в мою сторону, и я почувствовала то, что должен чувствовать актер, персонаж которого стоит лицом к лицу с полчищем врагов: кураж в предвкушении кульминационного момента своей роли.

- Какой же праздник без светильника Джека! – снова кричу я. – Свежевыращенные отборные джеки! Спешите, чтобы успеть до полуночи!
- Ой, давайте купим! – визжит девушка в костюме леопарда. – А почем?
- Сто леев штука.
- Дороговато вообще-то – девушка задумчиво чешет леопардовое ухо.
- Это включая зажженную свечу.
Ну что, берем? – спрашивает, оглядываясь, леопардиха.

В десять вечера я уже была дома. Первоначальный маршрут включал шесть ночных клубов, и мне даже пришлось звонить в справочную, чтобы узнать их точные адреса: Виорел, оказывается, слышал только о двух из них. Впрочем, это не пригодилось – тыквы закончились уже во втором клубе, и по дороге назад мы не умолкали ни на минуту, возбужденно комментируя наш триумф.

- Давай в клуб сходим, - говорю я, когда «москвич» останавливается у моего подъезда.
- Сейчас? – удивляется Виорел.
- Ну, не прямо. Через час, полтора. Как получится. Я переоденусь, ты тоже съезди домой, а потом бери такси и заезжай за мной.
- А куда поедем?
- Не знаю, - пожимаю плечами я. – Хэллоуин все-таки, везде должно быть весело. Ты мужчина, ты и решай. Тем более, у тебя и адреса теперь есть.
Можно я тебя поцелую?

Я поднимаю на него глаза. Сколько ему лет, вдруг задаюсь вопросом я и удивляюсь тому, что по лицу Виорела не в состоянии определить его возраст. Кто-то решит, что тридцать, а возможно, ему девятнадцать. Юношеские любопытные глаза и внезапная седина на висках, нежная, похожая на пушок щетина и огромные мужицкие пальцы – эти контрасты сбивают с толку, мешают ответу на вопрос «сколько» со сносной поправкой в два-три года.

- Ладно, мне нужно успеть, - говорю я и пальцами осторожно касаюсь руки Виорела, намертво вцепившейся в руль, - принять душ и переодеться. Еще и покраситься, кстати.
- Да-да, - смущенно суетится Виорел и дергает рычаг коробки передач, – конечно.
- Ты заезжай за мной, хорошо? – кротко говорю я.
Улыбнувшись, Виорел кивает. Я выхожу на улицу, и заглянув в машину, машу рукой.
Я скоро, - говорит Виорел, все так же улыбаясь.

Взбежав на крыльцо, я оглядываюсь. На перекрестке «москвич» пропускает три встречные машины, поворачивает влево и скрывается из вида.

Прямо передо мной, над домом напротив я вижу тонкий месяц. Странно, Хэллоуин и без полнолуния, думаю я, достаю из кармана сигарету и закуриваю. Папа, наверное, спит уже, соображаю я и, взглянув на часы, учащаю затяжки. Где-то надо мной работает телевизор и ругаются соседи.

Я докуриваю, подмигиваю месяцу и быстро вхожу в подъезд.

КОНЕЦ