Начало здесь:

http://www.gonduras.net/index.php?a=2844  

http://www.gonduras.net/index.php?a=2878

http://www.gonduras.org/index.php?a=2917

7. Никто не знает, сколько в Киеве зеркал. Их, наверно, гораздо больше, чем жителей. В любом ресторане, в любом туалете, в конторах, в магазинах, в припаркованных машинах – только поищи глазами, и вот уже тебе твоё отражение, да и не одно. Юра поднимает голову, оглядывается в поисках зеркала – и первым делом видит Тараса Шевченко.

Кобзарь наполовину проклюнулся из каменной глыбы да так и застыл в сомнениях: вылезать ли ему теперь целиком или уже залезть обратно. На лице его печать тяжелого похмелья, взгляд смурной и не вполне проснувшийся. Вокруг него не видно ничего зеркалосодержащего. Магазины закрыты, машины уехали, ближайшая харчевня далеко внизу. Время вечернее, Андреевский спуск оголился и опустел: нет ни сувенирщиков, ни тусовщиков, ни туристов. Вниз по улице одиноко плетётся сутулый человечек с непропорционально длинными космами. Человечку 29 лет, он наркоман, шизофреник и социальный паразит. Образования не имеет, делать ничего не умеет, считает себя вольным художником. А живёт он на Подоле в районе синагоги, а зовут его Слава, или Славджа, или просто Слай…

Сегодня он выглядит гораздо хуже, чем обычно: то ли очень устал, то ли заболел… Да нет, ни то, ни другое – он просто наглухо убит! По его жестам заметно, что он разговаривает сам с собой – или с Великим Джа, как он это называет.

Юра догоняет Слая и говорит ему:

- Айри, Славджа!

- Айри, браза! – отвечает Слай, обнажая свои стрёмные щербатые зубы. Глаза его проскальзывают по Юре и снова стекленеют, погружаясь в хитросплетения укуренных мыслей. – А я, знаешь, иду и думаю: вот, если взять цветную портьеру… оторвать от неё кольцо… и протягивать портьеру через это кольцо… медленно-медленно… то это получится как бы весь этот мир… и это не я по нему двигаюсь… это он через меня протягивается… медленно-медленно… а я неподвижен… я зависаю в пространстве… спокойный такой… и мне только кажется… что я куда-то иду… чего-то делаю… какие-то процессы… кстати, ты хлеба купил?… не купил?… ладно, сейчас зайдём и купим… а ещё можно бананов… и вдохнуть много-много… и стать большим-большим… а потом выдыхаешь вобще всё… и делаешься маленьким-маленьким… и всё вокруг такое просторное… такое огромное… и тут опять начинается вдох… это как прилив и отлив…

Славджа гонит очень профессионально: монотонно, ритмично, с равномерными паузами. Речь его завораживает, но стоит только взглянуть на него – и весь гипноз пропадает бесследно. Нелепый обсос в чужих обносках, в раздолбанных кроссовках, без гроша в кармане – и сразу кажется, что он вот-вот попросит денег. И сразу хочется дать ему пару гривен и послать куда подальше.

Юра отворачивается от Славджи, ругает себя за вавилонские мыслишки и прикидывает, где бы сейчас найти зеркало. Автомобильные уже не катят, потому что сумерки; в кафе заходить не хочется, там на веранде пьяные гопники; следующее кафе уже закрыто, а вот фастфуд на Контрактовой вроде бы открыт, это как раз то что надо.

- Слай, подожди меня минутку, я сейчас, - говорит Юра, сворачивая к стеклянной двери общепита.

- Не ходи туда, браза, - говорит Слай. – Это факин вавилон… там развод и наебос… Джа их не любит… еда у них дрянная… тухлятина и мертвечинка…

- Я не есть, - говорит Юра. – Я только в зеркало посмотреть.

- Зачем растаману зеркало? – удивляется Слай и впервые смотрит на Юру пристально и внимательно. – О! да ты укоренился в небе! А я иду и думаю: какой-то Юрген сегодня необычный… что-то с ним не так как раньше… а у Юргена дрэды! Йоу, ман! пошли скорее в Африку! обкурим твои корни!


8. Странная квартира: вход в неё через кухню. Кухня огромная, метров 30; её стены беспорядочно облеплены картинами, плакатами, флагами, журнальными вырезками, феничками, хреновинками, лозунгами и цитатами. За кухней узенький фанерный коридорчик с четырьмя клетушками по бокам. Когда-то здесь были две просторные комнаты, а теперь что-то похожее на коммунальную кладовку или общественный сортир. Чтобы затушевать невыгодное сходство, фанеру размалевали неграми, пальмами, львами и конопляными кустами. Творцы этой дикой перепланировки чрезвычайно горды своей фантазией: они называют её "афроремонтом".

В странной квартире собралась странная компания: шизофреник, архитектор, математик и студент иняза. У всех четверых одинаковые причёски: толстые колбаски из скрученных волос. Странная компания занята странными делами: архитектор и математик старательно втирают серый пепел в причёску студента, а сумасшедший колдует над россыпью пакетиков, конвертиков и спичечных коробков. Вооружившись пинцетом для выщипывания бровей, он выуживает то оттуда, то отсюда по щепотке травы и складывает в кучку на блюдце, приговаривая: "Это для веселья… это для здоровья… это для мудрости… это для бодрости…", и так далее. Его никто не слушает и вообще никто никого не слушает: каждый болтает что-то своё, и только студент иняза безмолвствует, искоса озираясь вокруг. Вид у него испуганный и подавленный.

Студента зовут Юра. Эта странная квартира – его родная Африка, эти странные люди – его друзья-растаманы, а странный обряд, который они совершают над его причёской, имеет глубокий мистический смысл. Волосы растамана – это его корни; их нужно удобрять конопляным пеплом, чтобы они лучше прорастали в небо, и обкуривать конопляным дымом, чтобы в голове не заводилась вавилонская зараза. Юра отлично врубается в эту тему, он ведь и сам растаман – но сегодня с ним происходит нечто более чем странное. Сегодня в Африку как будто пришёл кто-то недобрый, включил прожектор и шарит им повсюду, ехидно освещая все самые помойные закутки здешней растамании. И то, что он показывает, до жути похоже на правду.

Юра видит, что Славджа, хоть и шизофреник, но совсем не идиот. Растаманство – его бизнес, продуманный до мелочей и отшлифованный до совершенства. Всех, кто попадает в его сети, он старается накурить и задурить – а потом задуренный пипл радостно делает ему ремонт, платит за аренду, покупает еду, растит коноплю и воплощает в жизнь его безумные идеи. Архитектор Бодя и математик Лесик – его безвольные рабы: у обоих давно уже нет никакой личной жизни, никаких целей и никаких перспектив, а только планокурство, онанизм и круглосуточный галлюциноз. Лесик запросто мог поступить в аспирантуру – но забил на научную карьеру и теперь тупо админит какой-то американский сервер. Бодю звали в крупную фирму на европейскую зарплату – но он не захотел работать в офисе и теперь рисует картинки для глянцевых журналов. Шизофреник живёт на их деньги, иногда поругивая их трудоголиками и вавилонщиками. А сам он типа вольный художник – раз в год чего-то намалюет, раз в год чего-нибудь продаст, плюс пенсия по психической инвалидности. И больше у него никаких доходов, даже травой он не барыжит – говорит, что Джа не велел. Ему невыгодно траву продавать – ему выгодно накуривать и задуривать. И Юру он тоже накуривает и задуривает, накуривает и задуривает – прямо здесь, прямо сейчас!

"Это измена, - думает Юра. – Тупая галимая измена, больше ничего". И закрывает глаза, и вскоре успокаивается, окутанный облаком знакомых звуков и запахов. Пахнет ганджей, играет рэггей, растаманы обкурились и гонят, сейчас будем курить ещё.

- По ходу, всё! – говорит Лесик.

- Подожди, там ещё децл осталось – говорит Бодя. – Ага, вот теперь всё.

- Ништяк! – говорит Слай. – Посмотри на себя, браза!

В руках у него большое зеркало – не поленился, из своей клетушки приволок. В зеркале Юра видит поцоватого укурыша с идиотской причёской, который ничего не умеет и никогда никем не станет, потому что тупой и ленивый. И задуривать его не надо – он по жизни дурак, уже готовый для использования. Но не это сейчас важно. Важно другое: какие глаза?

Глаза разные. Один зелёный, другой карий.

- Ой! - говорит Юра. И закрывает глаза обратно.

Продолжение в следующий четверг