Я смотрел на стоящие на стеллаже иконы, полулежа-полусидя на большом диванчике, заваленном подушками и пуфиками. Куда-то пропали все желания. Бессонная ночь и легкий отходнячек после раскурки с дворником навалились на меня слабостью в теле, несущей в себе невероятную ясность сознания. У меня в последние два года появилось много икон. Иногда я вытаскиваю их все и тогда они заполняют пустоты квартиры полностью, затирая и вымарывая разные картины и рисунки, в достатке висящие по стенам. Многие наши с женой друзья – художники. Я и сам долго считал себя таковым. Даже кичился своей принадлежностью к артели деятелей искусств, не понимая, как и все мы, что быть художником – трагедия, а не бонус от судьбы. Художник = лжепророк = онанист. Если это признать безоговорочно, то вавилонская башня рухнет. Но ведь она тогда похоронит под своими осколками нас. Вот мы и реставрируем ее до усёра, надстраивая и надстраивая новые уровни всё той же, в принципе, игры. Мы тянемся к небу, уходя еще глубже под землю. Такова логика перевернутого пространства. Наше искусство – одна затяжная галлюцинация. Как же давно мы заняты очколазаньем и суходрочеством, разбрызгивая по ветру семя!

Но всегда находились те, кто противостоял этой анальной мастурбации. С одной из икон на меня глядят Киприан с Иустиной – мученики первых веков христианства. Бородатый колдун и маг Киприан и его юная жертва, держащая на иконе крест левой рукой. Чародей напустил на нее все подчиненные ему силы и даже те силы, которым служил он сам. Но девушка вместо того, чтоб возненавидеть его, вдруг прониклась к несчастному волшебнику любовью и стала за него молиться. Иустина с самого начала дуэли находилась по правую сторону от трона Творца, Киприан – по левую. Снова Инь и Янь. Жертва преодолела внутри себя все кошмары палача. Его власть и могущество перешли к ней после того, как она смогла через Киприана смирить свою собственную гордыню, безостаточно сроднившись с его бесами. Крест в ее левой руке обозначает в том числе и тотальное смирение левой, темной стороны стоящего рядышком с ней волшебника. Они долго провозились со мной, выводя меня из под формул языческих заговоров и целенаправленных ударов других магов, иные из которых пытались конкурировать друг с другом за право обладания медиумом моего масштаба. Но до Киприана с Иустиной даже вместе взятым им было далеко.

Один из конкурентов выкрасил столько помоек, канализаций и труб, что все-таки смог оживить выгребную яму внутри меня – куда и полетели по итогам разрубленные и оскверненные маски Саши Севера. Так один бес пожрал другого. Тонатос вернул посылки назад к отправителям. Все это время Иустина внутри меня молилась за обоих колдунов. Так ко мне перешла их сила. Пророк Илия смирил Тонатоса в Севере, а Киприан манипулировал Тонатосом в том, кто красил помойки. Иустине я добровольно отдал себя, поняв, что сам не сдюжу никогда. Сейчас выпущено очень много всяких книжек про магию и колдовство, но нигде не рассказывается про войны чародеев. И никто уже почти не верит, что так называемое несовершенство мира вокруг – результат магических браней, о истинных причинах и последствиях которых не догадывался никогда ни один самый высокопоставленный масон, потому что серых карликов к себе подпускают далеко не все звезды. Жрец может осознанно, как ему будет казаться, участвовать в бойне, но оставаться при этом слепым орудием – хлыстом добра, плёткой любви. Римский Нерон и фашистский Гитлер – почти уже неодушевленные энергии, просто еще одна реинкорнация того же самого. Но плётка – не меч.

Современное общество так боится фашизма, потому что понимает и интуитивно чувствует его приход. Оно уже под его пятой. Обществу этому не дано другой модели правления, кроме как монархия. Но свободолюбивые и демократически настроенные гуманисты веками активно уничтожали и привели к зачаточному состоянию само понятие – монархия. У социального треугольника не может быть больше трех вершин. Одна из макушек – Самодержец, другая – фюрер, третья – деспотия цигании и мудацизма. Мы страшимся фашизма, потому что сами фашисты. Пока мы не полюбим наш фашистский режим и не смиримся перед ним, как перед следствием собственных начинаний и поступков – ждать, что на фюрера (пусть даже совсем картонного) снизойдет Божье помазанье, не приходится. Если это случится – помазанник фактически будет отдан нам на растерзание. Мы разорвем его на свастики и звездочки за одно то, что он не хочет расчленять нас. Но скоро такой человек придет. Мир в мире не за горами. В горах, если верить святому царю Давиду, через которого Израиль стал великой страной, селится аист. Аист приносит детей. Я ему верю безоговорочно. С первой нашей встречи. Фашизм притворяется демократией также точно, как дьявол Богом. Между Самодержцем и Президентом – пропасть. Президент – на ее дне, несмотря даже на то, что он может писаться с большой буквы – «Президент». Хорошее название для отеля, сигарет, алкоголя. Но зависть к самодержавию, поработившая сегодняшние массовые настроения, дает нам ресторан «Иван Грозный» и экранизированные пикантные истории из жизни Екатерины Второй. А у Петра Первого вообще хуй был огромных размеров и носил он его в коробочке. Вот во что мы превратили Царя и Отечество. Апофеоз фашизма случится сразу же после видимой победы демократии. Демократия, получив всю власть, до которой смогла дотянуться, вынуждена будет отстаивать свою независимость уже перед внутренними врагами. Внешние ведь все подчинены. Тут-то из ее чрева нежити и полезут. Уже скребутся и время от времени просачиваются. Ведь внешних врагов вообще не существует. А? Что? Опять молчание в ответ?..

Но про это говорят мало. Куда важнее привлечь народ на выборы – в парламент, в правительство, в края и области, в города и веси. Демократия культивирует выбор, как основу свободы. Она не знает о том, что выбор совершается только тогда, когда я перестаю выбирать, потому что свободен отказаться это делать. Она не знает, что зла нет. Она вообще мало что знает. Маленькая она совсем – эта демократия. И память у нее коротенькая. Она ничего не помнит про время, когда народами управляли старейшины. Она считает этот далекий период примитивным. Она – еще одно дитя нашего с вами, дорогие соотечественники, инцеста. Она пройдёт также, как проходит все, кроме Самодержавия, которое имеет все шансы задержаться чуть дольше. Материя есть материя. Отказаться вообще от всего – обрубить корень, связывающий с землёй. Анархия = фашизм. Два конца одной дубинки. Мы пока слишком в глубокой жопе засели, чтоб надеяться на жизнеспособность систем самоуправления. Любая анархическая модель сегодня принесет междоусобицы и жесточайшую конкуренцию между группами, которая породит все тот же фашизм. Люди будут на карачках ползать перед фюрером и благодарить его за то, что навел порядок, что снова работают транспорт и школы, что у населения отнято оружие и право на уличные перестрелки.

На том же стеллаже, но полкой ниже, иконка Иоанна Крестителя. За его спиной ангельские крылья, а в руках у него Чаша вечной жизни, в которой лежит его же собственная голова. Одна голова у него на плечах – другая, отрубленная, в Чаше. Для меня это – образ смирившегося дьявола, получившего назад крылья после того, как наконец-то он отдал голову Богу. Жизнь в обмен на смерть. К человеку пришло утраченное когда-то в далеком прошлом Богоподобие. Прошлое автоматически аннулировалось. Времени не становится. Все происходит здесь и сейчас. Есть только настоящее. Любой конец – начало. Не все дороги ведут в Рим. Далеко не все. Да и сам Рим – всего лишь пикник на обочине, мгновение, фрагмент Вавилона, являющегося фрагментом Египта, который – крупица в калейдоскопе вселенской эволюции. Египет – со всей его магией и загробной жизнью – пример служения все тому же Каину. О таких вещах, как Рим – любой из трех, имевшихся в обозримом прошлом человеческой истории – и думать-то особенно незачем. Было и прошло, и скатертью дорога. Император – вырождающийся в связи с долгим инцестом Самодержец. Его может спасти только чудо. Император – языческий прообраз Царя, постмодернизм, следствие зависти к тому, что называется властью. Император знает о власти столько же, сколько фюрер. Ни тот, ни другой не имеют ни малейшего представления о природе того, что называется словом власть. Малейшее проявление эгоизма ставит Самодержца на путь императора. России предстоит вернуться из Рима в Иерусалим. Мучительный путь из варягов в греки скоро закончится и начнется нечто совершенно новое, удивительно доброе, полное ласки и теплоты, светлое и никогда не прекращающееся. Первое время будет хотеться, чтобы это продолжалось вечно, а потом однажды случайно дойдет, что оно и так – вечно. Желаний больше не останется и можно будет заниматься настоящим творчеством. Мы станем планетами. Нам будут служить звезды. Мы будем комбинировать орбиты галактик и их встречи – наши встречи. Мы будем корректировать полеты комет, вынашивать в своих утробах сверхновые звезды. Наши жены будут вплетать себе в волосы целые созвездья. Я верю, что мы доживем до этого. Я так сильно в это верю, что даже знаю о том, что так оно и будет. Ведь оно уже есть, если я в него верю. С такой верой не может справиться ни одна магия вселенной, и все будет так, как я сказал, и никак иначе. Аминь.

Вот тоже интересная икона. На ней изображен образ священномученика Харалампия, жившего тоже в первые века христианства, во времена гонений. Ему было глубоко за сто лет, когда его схватили римские служаки. Они даже строгали специальными железными когтями его тело. Из его бороды вырывались и опаливали садистов языки пламени, а его тело исцелялось. Его мысли оторвали от человека руки, а потом присобачили их на прежние места. Через него творились невероятные чудеса. Его резали, совращали, унижали, но с ним ничего не происходило. Мимоходом он оживляет высохшее дерево. Его палачи становятся очевидцами чудес и принимают его веру. Невероятно красивая история. Никакие фантастические книжки про другие планеты и галактики не дадут такого динамичного сюжета и такой концентрации происходящего. Меня буквально потряс образ великого святого, и я случайно устроил спиритический сеанс.

Вызывать духов нельзя. Это – табу. Нельзя взять нож и вырезать соседей и нельзя заниматься спиритизмом. Если нам соответствуют целые системы, вращающиеся в бескрайнем космосе, то, вызывая дух, я призываю на себя внимание одной из таких систем. Духов нельзя вызывать, потому что вызывающий почти никогда не осознает, что он делает. Спиритические сеансы стали чуть ли не поп-артом. А ведь каждый такой эпизод обозначает несанкционированное подключение к чужому компьютеру, а воровать – плохо. Это тоже табу. Я нашел молитвы к святому Харалампию и начал их читать не как просьбы и исповедания, а как некие тексты, которые гарантируют приход старца-мученика. В его житие, которое и произвело на меня столь глубокое впечатление, было также сказано, что мудрец перед самой кончиной вымолил у Бога, чтобы у всех, кто его станет почитать после упокоения, земля давала обильные урожаи и вообще всевозможные плоды. Я твердо решил, что если каждый день по определенной схеме стану читать молитвы к этому святому, то на меня автоматически посыплются бонусы уже за одно то, что я почитаю молитвами источник благодати. Я вдруг уверовал в то, что у Харалампия просто не будет выбора. Раз он святой – значит он обязан придти и наполнить мою жизнь пирогами и конфетами. Я заебывал старца своими призывами больше недели, наверно, и, в конце концов, разозлил его. Он прислал ко мне полуденного беса, от которого я не мог избавиться до тех пор, пока не понял раз и навсегда, что превращать молитву в вызывание духов запрещено. Полуденная морось приходила не в первый раз, но было все равно жестко. Это один из самых жутких бесов – Каин собственной персоной, тот самый – бунтующий, убивающий. Поприветствуем, соотечественники – наш лидер архангел Люцифер и его левая рука архангел Узиил по-прежнему с нами.
- С хуя ли вам опять какие-то приветствия нужны? – Срывается с моего языка. – Сколько уже можно ерепениться? Неужели не заебались?
- Кое-что зависит и от тебя. – Одновременно говорят Люцифер и Узиил, и я понимаю, что Узиил снова в Люцифере, следовательно, я стою в полушаге от алтаря, на котором лежит перевернутый крест, над которым нависает дрочащий Онан, над которым виден громоздящийся в отдалении за его спиной золотой и украшенный изумрудами трон, к которому ведет десять ступенек и на котором сидит голая порноактриса с раздвинутыми ногами и дрочит себе клитор, постанывая и корча блядские рожи пастве, собравшейся по случаю моего вхождения в силу.
Выцарапанные на плечах в тюремной камере звезды начинают зудеть и чесаться. Мое тело – земля. Про это нельзя забывать ни на секундочку. Когда мы буксуем в календарной трясине человеческого величия, то смотримся особенно гадко. Возомнивший о себе прах. Если же из праха вырывает – то и величия не остается. Вот только преждевременно с корнем последним не расстаться бы. Но это уже – вне человеческой воли и власти. Птицы улетают последними. Сначала ушли скоты и звери. Только после этого стало получаться думать, а не думать, что думаю. Причина потихонечку, бережно, по-матерински избавляет меня от гнета следствий.

Продолжение следует.