Давно это было. Я тогда женат был еще. Хули с кем не бывает такая хуйня. Пизда, рот, характер – все меня в ней устраивало. В жопу не ебал. Не любили мы с ней этава дела. За пять лет ни адной говнотерки нахуй. Золото, а не жена. И тещу я свою любил, ага. Патаму што живет в другой области. Вобщем, адин хуй к нам она не ездила. Оксана (это жена моя, забыл сказать) только раз в год к ней на именины выбиралась. Грибочков, огурчиков соленых всигда аттуда привозила. Варенье еще, но я его не ел адин хуй. Не понимаю вообще за что его любят, варенье это. Сраный пережиток совецкаво прошлого, когда чай больше не с чем пить было.
Ну дак вот блять. Отвлекся я с этим вареньем ебаным. Сидим мы как-то дома с Оксанкой. Я в кампьютере ковыряюсь, она по телеку концерт фтыкает. По музтэвэ. Я одним глазком так паглядывал слихка. Когда телок показывали. Возбудился такой карочи. Хули, они ж там почти голые скачут. К жене на диван пириполз. Хуище вытащил, сиськи мять начал. Вижу Оксанка уже глазки прикрыла, задышала, как лошадь, страстно так. На концерт этот похуй уже. Любит ана меня, зараза.
И хуякс, тилифон у нее звонит. Мабильный. Я на экранчег глянул, а там женское имя. Кто-то из подруг йейошних. Толи Олеся-хуеся, толи Танька-шманька. Не ебу я их, поэтому не помню. Да и память у меня невпесду. Жина трубу берет и все, пиздец. Я и так блять и сяк со всех сторон ей присунуть пытаюсь. А она лицом гримасы мне страшные строит. Глазами вращает. Не мешай мне мол с падругой разговаривать. Убил бы на хуй! Попрыгал вобщим вокрук неё, как тушканчик, хуем перед носом ей памахал. Смотри бля, стоит же! Не ебет. Видно плотно на уши присела подруга.
На кухню ушел. Подрочил. А хулеж, стоит ведь. Залупу в раковине помыл. Прислушиваюсь – пиздят все еще. Да мне как-то уже и перехотелось ебаццо. Злой аж пиздец. Водку из морозилки достал. Полстакана хуйнул. Потом еще, но поменьше чуток. Грибочками тещиными закусил. Пусть теперь перегаром несет, думаю, из принципа седня ебать не буду.
А Оксанка-то моя фпичатлительная шопездец и любой хуйне верит. Особенно которой наслушается от сваих падруг триждывголовуприпизднутых. Легли спать мы, а она все мне разговор телефонный пересказывает бля. Типа падруга посоветовала ей к старухе адной сходить валшебнице. Чтоб она поколдовала чево-то там за прочность семейных уз нахуй. Я ей грю, ну ебать ты дура. Нерушимость семейной жызни строится на правильном минете, готовности ебстись по первому щелчку и штоб ты жрать готовила фкусно. И хуй игриво так из трусов достаю. А она ебальце почему-то недовольное состроила и отвернулась. Ладно, хуй с тобой, дарагая. Передернул быстро и уснул.
На следующий день с работы пришел поздно. Стемнело уже. Оксанка встречает меня довольная такая. Борщец мне налила горячий. Грит к старухе той сходила. Так ейо всю там зоебись с головы до жопы заколдовала, что у нас теперь вечное щастье должно настать нахуй. Я спорить не стал. Добрый был потому что. Да и жена мне сто грамм подлить не забыла.
Поеблись мы в тот вечер душевно. На кухне прямо и начали. Потом исчо полночи в постели прокувыркались. Лежим, отдыхаем значет. Вымотала она меня до последней капли. Такая она у меня хорошая. И тут иё конечно же на базар послесэксовый пробило. Опять мне про эту калдунью злоебучую рассказывает. А мне похуй, я же добрый. Сквозь сон так уже слушаю.
- Знаешь, - говорит мая жена, - непоняла я только одну хуйню.
- Какую? – спрашиваю.
- Она мне сказала, што, если што, надо на левом локте одно место потрогать мизинцем, и в комнату женщина зайдет.
- Какая еще блять женщина? – усмехнулся я.
- Не знаю. Может типа ангел-хранитель какой. - Мне, конечно, смешно стало, но мурашки по спине почему-то пробежали.
- Ну нажми, - говорю, - на это место. Посмотрим.
Посмотрели блядь. В следующую секунду на кухне зажегся свет и послышался стук упавшей табуретки. У меня сердце чуть из груди не выскочило и волосы на жопе дыбом встали. Громко топая в комнату влетела теща. Ебать мой хуй! В первый раз фразу «обосрацца со страху» можно было применить ко мне.
- Все у вас нормально? – сделала тревожное лицо теща. – А то мне что-то как-то не по себе вдруг стало.
Хуясе «не по себе»! Ты же за тысячу километров должна быть, старая фаршмачница!
- Да, мам, хорошо все, - чуть слышно прохрипела Оксанка, выходя из глубокава ахуя.
- Ну кухню пойду тогда, картошечку дожарю, - ответила она и съебалась на кухню. Судя по звукам, теща действительно принялась што-то жарить.
Оксанка трясущимися пальцами набрала длинный междугородний номер. «Алле!? Мама?!? Ты спишь? Разбудила?.. Да нет.. ага, хорошо все!.. Да точно, точно… Ну все, пока, мамочка!» - она положила трубку. От ие взгляда мне стало чето совсем хуево.
- Кто это у нас тогда??? – спрашиваю я. – Давай теперь убирай ее обратно!
Вобщим зассали мы оба выходить на кухню и базарить толи с тещей, толи хуйпойми с кем. Так и просидели всю ночь. Страшно было – не то слово блять! А она на кухне все штото хозяйничала. Наутро фсе утихло. Послал Оксанку проверить. Та идти не хотела, пока пендаля под зад не получила. Карочи не было там никаво. Только посуда вся перемыта. И сковородка картошки на плите стоит. Водка из холодильника пропала нахуй! Дал Оксанке еще подсрачника и отправил стирать трусняк. Картошку в унитаз всю выбросил. Тьфу-тьфу-тьфу…
