Как она выглядит, она определяла, не глядя в зеркало, забрызганное водой после умывания дочери, а по взглядам утренних алкоголиков, собирающихся около станции метро «Первомайская». Зимой, когда в девять часов было уже светло, чаще всего они встречали ее скромно-восторженными взглядами, некоторые желали доброго утра, и она понимала, что с лицом все в порядке.

Вечно с книжкой в руках она пристраивалась в центре вагона, непременно напротив окна выходящего на сторону Измайловского парка.
Каждый раз, проезжая мимо открытой станции, ей хотелось выпорхнуть из вагона и прогулять как в школе, но вместо этого она вглядывалась в кусок пейзажа на повороте, похожий на одну из картин Коро. Далее за пейзажем Коро, ей было необходимо рассмотреть мордастых собак, сидящих в деревянных вольерах.
«Жраткать хотят »– думала она, глядя на усевшихся у решеток больших кавказских овчарок. Въезд в туннель всегда ассоциировался со въездом в чистилище.
Всегда думалось,- что вот, также со скрежетом металла о металл повезут тех, кто умрет с ней в одно время на допрос к Богу. И что она там ответит, и какие вопросы будут ей задавать, было не ясно. Утешала лишь мысль о том, что это не должно быть похоже на аттестацию с Михаилом Рудольфовичем – президентом их компании, когда не всегда понятно, о чем собственно тебя спрашивают, и когда совершенно понятно, что правды о проблемах бизнеса знать не хотят. Так она думала на повороте в темный туннель.
Затем она открывала книгу и забывала все: алкоголиков, собак, Рай и Ад, Бога и Михаила Рудольфовича.

В тот день, в метро ей удалось сесть, что было несомненной удачей, так как это защищало от чужих прикосновений к ее телу, которое она любила, нельзя сказать, что очень холила и лелеяла, но любила. Чужие прикосновения были посягательством на ее свободу, вызывали устойчивую агрессию к окружающим, с которой она успешно боролась, пытаясь встать в уголок.
Книжка была не проста - это были «Бесы» Достоевского. На Курской она встала и подошла к дверям, вагон опустел, на следующей выходить. Неожиданно, к этим же дверям подошел мужчина, как она успела заметить, одетый совсем не по сезону в светлый летний плащ, с лицом грустного интеллигента, он спросил, почему она читает Достоевского? Это не женская книга! Вопрос ее рассмешил и покоробил одновременно. Она ответила не грубо, но с вызовом – « Да? А женская книга это что? Любовные романы?» Мужчина смутился.

«Да нет, просто не часто встретишь женщину с Достоевским в руках. Мы с приятелями не давно обсуждали. И что Вы думаете об этой книге?» - спросил он.
Она что-то начала отвечать ему, вглядываясь в глаза, пытаясь найти в них то, что могло бы сделать этого мужчину хоть не много похожим на того, кто был ей так дорог, дорог во всем. Но, к сожалению, ничто не тронуло ее. Ни его голос, ни цвет глаз, ни то, что он говорил ей. На секунду, она замешкалась, зачем собственно это все ей надо.
«Извините, мне пора», - сказал она, и прежде чем он успел заикнуться о телефоне, выскочила на Площади Революции. Фу, слава Богу - подумала она, и спрятала Достоевского по- глубже в сумочку.

1997 год