В алтаре Палычу сразу же решительно не понравилось. Кроме дверных ручек, вокруг не было ни одного знакомого предмета из повседневной жизни, за который можно было бы ухватиться взглядом или мыслью, как за спасательный круг во время многотрудного дала поиска пути ко спасению. Да и отец Сергiй тоже учудил. Что-то невнятно пробормотав, вышел в боковую дверку и минуты через три вернулся обратно, но уже в какой-то хламиде до пола, с крестом на пышных персях и ещё какой-то лентой на шее. У Палыча почему-то завертелось в голове непонятно откуда взявшаяся «епитрахиль». Вспомнилось, как бабка Клавдея напутствовала его горячим шёпотом: «Как батюшка-то тебя епитрахилью покроет, ты сразу яму о грехоблудии своём всё и расскажи! И как Мурку-утопленницу в ванне плавать с макарониной во рте учил, и как деду в спинжак его с орденами записочки клал «Хуй тебе Гитлер, гнида чернажопая. Штирлиц.»…»
Усадив гостя на небольшую табуретку, Сергiй примостился напротив на такой же и, положив ладони на колена, придал лицу своему выражение участливого внимания.

Не зная, какими словами тут следует зайти на изложение деликатной беды своей, Палыч сделал первое, что пришло ему в голову – вынул из сумки и молча сунул в руки батюшке изрядно уже пообмятые и пообтёртые папки свои. Отец Сергiй степенно, с полупоклоном, принял их и раскрыл первую.
- Что тут у тебя, сыне? Ооооо! Образа? Святые угодники божии?
Не дождавшись ответа, стал перелистывать файлы. Время от времени, осеняя себя крёстным знамением и прикладываясь к некоторым страницам, бормотал:
- Блаженный Евздохий Свердловский. Редкий лик, мало кто его знает не из мотовилихинских… Касисония Солнцевская страстотерпица, двух шашлычных, автосервиса и хором четырёхкомнатных лишахуся бя от слуг кесаревых по наущению завистников от народы сопредельныя азиатския за мзду малую… Не канонического письма образ-то, а? Как будто из обновленцев кто писал…

Сердолий Кондопожский, от басурманы чернажопыя мученический венец в кафе «Ширин» на улице Шежемского обретоша …
Закончив просмотр, Сергiй вернул папки Палычу с тем же смиренным полупоклоном.
- Вижу, сыне, муж ты богобоязненный и благостен еси. И живёшь правильно. Об чём же боль твоя? Не берут лики угодников, погрязшие во грехе братия и сестры наши? Мужи неправедны отвращают благочестивую паству от тя, суля ей спасение и жизнь вечную за картинки свои дешёвые, на капельном принтере печатанные? А ты вот учись, как надобно с чем к мирянину постучать в сердце его…
Сергiй сунул руку куда-то под центральный стол, накрытый тканой золотом скатертью, и вынул оттуда доску. Протянул её Палычу.

На доске, в средней её части, Палыч увидел солдата с угрюмым лицом, в золотом скафандре и в золотых же погонах, сидевшего на зелёной коробке с колёсами. Грудь его усыпана была звёздами и крестами, а на вытянутых руках держал он другого солдата с головой без скафандра, болтавшейся на одной жилочке. Вокруг коробки на колёсах художник изобразил подобие лунного пейзажа. В маленьких иконках по краям нарисованы были скачущие в придорожной пыли отроки, колонны пленённых вавилонян в синтетических шинелях, пылающий град Израилев и колесницы с милосердными отроковицами.
- Ну как? – Отец Сергiй с видимым удовольствием наслаждался произведённым эффектом. Не дожидаясь ответа прояснил: – Есть тут у меня один любитель. Сталинист ебаный… Мы уж ему образа и с Самим освятили, и с Ворашиловым его, и с Кагановичем-строителем, и с Берией-предателем, и с Булганиным-соглашателем, и с примкнувшим к ним Шепиловым. А этот…Этот сам Жуков Георгий Константинович – Маршал Победы, едущий во град Бобруйск по разбитой вражескими снарядами грунтовке. Вишь, как у него на руках Ерёменка-генерал умирает?

- А чо он, Ерёменка этот , без скафандра? – Осмелился наконец задать вопрос Палыч.
- А хохол потому что. Инородец. Таких даже в поминание на записывают. Только с наценкой. По 800 руб/шт берут. Гнида чернажопая бо еси. Хуже панцергренадиров, что в подвалах Сталинграда вымерзали, дожидаясь приказа мужественного Паулюса о позорной капитуляции. Кстати, на следующей неделе образ его освящать будем. Какой-никакой, а герой и ветеран ВОВ. Из немецкого посольства обещали приехать и с телевидения ещё. Потом служба совместная с лютеранцами, митинг, крёсный ход, фуршет, чернажопых после в метро погоняем рука об руку с немецкими коллегами, кальвинистами недобитыми. И пусть говорят, что экуменизом! Заебали… Ты «Брат 1» смотрел, сыне?

На всякий случай, не вдаваясь далее в обсуждение художественных достоинств иконописного произведения, Палыч кашлянул.
Отец Сергiй быстро убрал доску обратно и занял исходную смиренно-внемлющую позу, выжидательно переводя глаза с Палыча на сумку и обратно.
Палыч пошёл тогда другим способом. Как умел, заскорузлыми словами, рассказал о своих видениях мчавшихся некогда в кромешной тьме его тоннеля товарняков. Без обиняков, но и без ненужных скабрезностей.
Сергiй задумался минуты на две.

- Так тебе насчёт транспортных перевозок молебен надобен? То есть, о благопреодолении всяким обильным товаром и скарбом иным земель и градов разных? Есть кое-кто в Совете Федерации. Есть… У тя объёмы трафика какие, сыне? Сам понимаешь, одно дело за два думпкара со щебёнкой перед Господом слово замолвить, совсем другое – эшелон с нефтью-сырцом.
Поняв, что батюшка не рубит сути вопроса и плюнув на условности, Палыч сделал третий заход. Открытым текстом. Не взирая на сокральность места своей случайной исповеди.
Сергiй, выслушав последний пассаж, только всплеснул руками, порозовел от предвкушения скорого и благоприятного разрешения затянувшегося недоразумения и выпалил, пожирая глазами палычеву сумку-сосиску, аки она есмъ сорванный уже со древа познания плод :

- 220 тыщь всего выходит. Как рукой всё сымет. Хошь, побожусь? – Сергiй полез было за образом Маршала Победы воина Егория Константинова обратно под центральный стол алтаря, но сам вовремя устыдился своего порыва, собрался с мыслями и продолжил трезво - Деньги прямо сейчас можешь внести, отрок, на благое дело. Можешь и в кассу, конечно, но лучше лично мне. В кассе тебе НДС насчитают барыги церковные. Видал, небось, сам, как там калькуляцию калькулируют? Они скоро за вятичей и кривичей по 30 процентов накидывать станут, упыри патриархийные. Ни жопы святого. Одни деньги и Турция с шубами на уме!
- Насчитают? А за что? – Опешил Палыч от столь внезапного мажорного аккорда иерея.
- За что? Да за то, что Господь на небеси сочетает, а человек не разрушает. За узы твои брачные. За благообретение очага семейного с девой непороч…С почти что и не видевшей ничего греховного, с Колькой своим, с которым не в церковном благословении, а во блуде мирском жила восемь лет, с пьяницей горьким, токмо ради прописки во граде Московском. У тебя с бабой-то давно было? - перешёл на заговорщицко-доверительный шёпот посредник на коммерческой основе между Небом и Землёй.

- Обженится что ли? – Палыча пробил озноб при воспоминании о трёх годах, которые провёл он в совместном браке с Зинкой – крановщицей из СМУ №151. – С девой? С каким таким Колькой?
- Нишкни, отрок! Дело твоё решённое теперь. Катериной наречённую твою звать. Фамилию не скажу, пока не увижу налика или, на крайняк, ордера приходного. Завидная невеста! Не ссан недавно купила, шубу к его обивке в Турции справила, права чтобы ездить на не ссане в шубе и на обивке вымолила…А вчерась – тётку её гнида какая-то чернажопая в пятом корпусе двадцать четвёртого дома по улице Судакова, в 216-ой квартире на первом этаже выпилила. Таджик, верно, какой-то. Или гагауз-плиточник из Приднестровья. Кто говорит, что они, гагаузы эти, молдованы, а кто – турки такие специальные и многие были члены КПСС. Советские гагаузы… Гастрабайтер, короче. Которого скоро найдут и за яйца повесят… А ей, Катерине, опять прибыток. Наследница единственная она, бля! Везёт же некоторым, а? Как же ейному будущему мужу свезёт-та! И всего за 220 тысяч без НДС!
Палыч молча сунул свои папки в сумку, сумку закинул через плечо и молча пошагал из алтаря.

- Ахахахахаха! – Услышал он спиной издевательский и совершенно непринужденный смех ликующего батюшки. – Давай, давай! Но учти – завтра 10% надбавка за гордыню и дурь твою, христопродавец, гнид…
Палыч вышел уже за ворота храма.
Смеркалось. На Якиманке в сторону МКАД сформировалась глухая стоячая пробка. Как будто сонмы вагонов на запасных путях замерли в ожидании гудка задорного локомотива…