Потягивая свежую бычью кровь из фарфоровой чашки, Мусомба рассеянно внимал разглагольствованиям Мгембе. Тот в основном делился свежими дворцовыми сплетнями, лишь изредка переходя на политику. Рванда, первая и главная жена Мгембе, прилежно обслуживала мужчин, изредка подливая им тростниковый самогон для возбуждения аппетита.

Схватив за рога громадную голову буйвола, что лежала перед ним на подносе, Мгембе с наслаждением запустил зубы в загривок животного. Сразу несколько крупных костей хрястнули и серой крошкой просыпались на пол. Добравшись до мозга, он ненадолго прекратил разговор, вкусно лакая желеобразную, всю в тонких прожилках, массу.

- Бесподобно! Не желаете ли отведать? – обратившись к Мусомбе, он отломил рог буйвола с жирным куском мяса на конце. Соблюдая этикет, полковник вежливо принял угощение.

Позавтракав и вытерев руки о набедренную повязку из леопардовой шкуры, раздобревший Мгембе хитро и многозначительно посмотрел на Рванду и своего гостя. Мусомба, хорошо знавший обычаи своего народа, широко улыбнулся:

- Как гость вашего дома, я совершил оплошность, недостаточно выказав хозяйке того внимания, что она столь любезно предоставила мне, - Мусомба деликатно протянул Рванде ломаный рог с мясом. Та, чувственно полуоткрыв полные губы, с хрустом отъела ломтик от угощения, - Благодарю вас.

- О, до меня дошли слухи про обновление вашей бижутерии, - загадочно улыбаясь, Мусомба обратился к первой леди, стараясь вложить в голос больше учтивости, - Смеет ли поклонник вашей добродетели воспользоваться счастьем лицезреть образцы вашего изысканного вкуса?

Здешний читатель вероятно помнит, что представляла собой поверхность могучего, дородного тела Рванды. Представьте себе непаханое поле весеннего чернозёма, широкого и жирного, умасленного дорогими и редкими благовониями, словно жаждущего отдаться крепким крестьянским рукам. Увы, не найти места, куда рука труженика могла бы воткнуть плуг или лопату, ибо вся площадь сплошь занята пирсингом. Повсюду: начиная от щиколоток и колен, бёдер, живота и туловища, стелилась обширная нива из сотен золочёных иголок, колец и крючков, богато инкрустированных драгоценными камнями.

- Вот, оцените подарок мужа, - приняв величественную позу, Рванда элегантным жестом откинула длинную грудь себе за спину. Широко раскрыв глаза, Мусомба возбуждённо зацокал языком. Открывшийся свету редчайший, великолепной работы изумруд, мягко заиграл зелёными лучиками, словно маленький котёнок с клубочком шерсти.

- А это? – отброшенная набок вторая грудь обнажила дивный, отливающий синевой, сапфир. Вид потрясённого Мусомбы доставлял несказанную радость Мгембе. Он сделал незаметный знак жене.

Усмехнувшись, Рванда царственно подняла ногу, поставив ступню прямо на колено Мусомбы, так, чтобы её левая ляжка находилась прямо напротив глаз полковника. Блеск россыпи свежих бриллиантов тончайшими паутинками-иголками ослепил Мусомбу. Мгембе торжествовал.

Ах, вы ещё не пробовали на ощупь фактуру! – Рванда решительно взяла руку полковника, положив её к себе на внутреннюю поверхность бедра. – Ну, как, нравится?

Проведя несколько раз ладонью от колена и выше, Мусомба явственно чувствовал, как острые грани драгоценностей царапают ему кожу.

- Может господин пожелает ознакомиться с главным сокровищем? – разомлевшая от ласк Рванда остановила руку полковника на своем поясе верности - массивном подобие подгузника, целиком выполненном из нержавеющей стали. Зияющая скважина от сложного механического замка сулила узреть сказочные, неслыханные богатства.

Наблюдавший за ними Мгембе, с хохотом было достал из кармана ключ, но затем, неожиданно успокоившись и приняв серьёзный деловой вид, виновато развёл руками:

- Господа, меня ждёт восхождение на высшую власть, нам пора собираться на церемонию.

Снимок со спутника врал. Вместо уютного здания с добротной крышей розовой черепицы, путешественникам открылась жалкая, крытая сверху еловым лапником обшарпанная лачуга. «И это почти центр столицы!» - пронеслось в голове у растерянной Марфы. Она ещё раз проверила координаты места. Всё верно. Именно здесь Мусомба назначил им встречу.

С разбитых, кое-где затянутых бычьими пузырями окон, густо тянуло палёной водкой, срыгнутой жратвой и обыденной, незатейливой атмосферой безысходной негритянской тоски. Внутри жалобно завыла гармошка. Хрипловатые басы, выводимые пьяными неумелыми руками, тягуче рвались наружу. Тоненький бабий голосок затянул матерную частушку:

Эх, у Рванды у пизды

Жоппа чёрная!

Закладает в борозды

Говно толченое

А говно у ней

На пашне светится

Изумрудов и камней

Не изменится!

Бабёнку поддержали мужицким фальцетом:

Президент у нас, многосрочечный!

Юзать штопанный гандон, ой не хочется!

Возле курившего на заднем сиденье Ящера появился жалкого вида торчок с пожухлой мордой.

- Командир, дай полрвакля на посошок, трубы горят, мне на подзалить. Ну дай, а?

- А тебе залупу на ворот огурчиком не порезать, любезный? – бывший в плохом расположении духа Ящер неохотно повернул рыло к спрашивающему. Марфа, как добрая самаритянка пришла на помощь просящему:

- Вам жалко, да? Где ваша крокодилья совесть? Несчастное существо вопиёт о милости, а вы своим чёрствым эгоизмом отталкиваете вашего брата… (она чуть не сказала «вашего брата во Христе») но смолкла, вспомнив, что негры - любимое лакомство крокодилов. Рука её достала из сумочки монету, чтобы подать милостыню. В этот момент свежий порыв ветра разогнал дым от крокодильей папиросы и Марфа вскрикнула, увидев лицо торчка. Ящер, также теперь хорошо разглядевший помятую морду, широко перекрестился. Перед ним стояло мёртвое тело генерала

Нчаки…

продолжение следует