6 апреля.

Настя проснулась в полседьмого от звона будильника, но далеко не сразу открыла глаза. Ей нравилось лежать вот так, в полутьме от занавешенных окон, от закрытых ресниц, и наслаждаться теплотой своего тела. Оно уже почти не болело, переломанные ребра срослись и были как новенькие, так ей сказал хирург, «они теперь будут как новенькие. Только научитесь выбирать партнеров, милочка». Синяки сошли, на их месте розовели здоровые участки кожи, воспоминанием остались лишь два тоненьких шрамчика, один – на животе, другой – на бедре. Рядом копошилось мужское тело, здоровое и сильное. «Братишка»,- подумала Настя, стащила с него одеяло и обернулась несколько раз. Её совершенно не смущало присутствие родного человека, пусть и практически голого, пусть и другого пола. Она сама попросила Андрея, любимого братишку, иногда спать вместе с ней. Было что-то детское, беззащитное в том, как она хватала его руку, когда её мучили кошмары. Тогда брат будил её и несколько минут успокаивал.
Андрей проснулся, бросил взгляд в зеркало и пошел в ванну.

- Сегодня я первый ! – крикнул он Насте, а та, разбуженная еще и звуком бегущей воды, приподнялась на локтях и посмотрела на часы.
- Еще только сорок минут. Господи ! – сказала Настя и упала обратно в кровать.
Сперва она решила, что вставать рано, раз еще брат не помылся, потом, услышав, как он шлепает босыми ногами по квартире, подумала, что раз еще даже солнце не встало, то куда уж торопиться ей. И все-таки нужно было подниматься, и, сделав в мыслях акцент на это «нужно», она одним волевым усилием встала и подошла к зеркалу.

В ней был какой-то не сильно скрываемый нарциссизм. Не тот, когда восхищаешься собственным телом и ласкаешь его, в основном ради определенного сексуального удовлетворения – об этом писал еще Фрейд. Насте нравилось то, что она видела, но в этом было наслаждение созерцателя, случайного прохожего, оказавшегося в Третьяковской галерее, ценителя, попавшего в Лувр. И, как самый строгий критик, она искала в себе отклонения, хотя иногда придумывала им оправдания.

Настя стояла перед зеркалом в одном нижнем белье и оценивала себя. «Округляется живот»,- подумала она,- слезает лак на ногтях. Чашечки некрасиво бугрятся. Кажется, бедра начали полнеть». Она повернулась вокруг себя и добавила,- Нет, это из-за плохого света. С бедрами все нормально.» Ей привиделась пигментация чуть выше правой груди, и она тут же начала тереть темнеющее пятно. Когда она отняла руку, пятно исчезло, и Насте списала его на тусклое освещение, на грязь или пыль.

Несколько минут Настя изучала крошечный розоватый прыщик на плече, так не вписывающийся в обычный молочный оттенок её кожи. Он еще не созрел, давить его было рано, и Настя успокоила саму себя. «Хорошо хоть ты, сволочь, вскочил не на лице».
Настя отстраненно погладила глубокие царапаны, изукрасившие ладони изощренной мозаикой. Обработала их одеколоном, залепила пластырем и вернулась к зеркалу, чтобы еще раз взглянуть на себя.

Спину украшали сизые гематомы, между лопатками, у правого плеча, у поясницы. Маленький синяк расцветал на лице у подбородка. «Его нужно будет замазать», - подумала Настя, еще раз окинула взглядом свое отражение и пошла в ванную. По пути она заглянула на кухню и увидела брата, стоящего у холодильника.
- Ты не видела кофе ? – крикнул он.
- В шкафу посмотри,- ответила Настя, раздеваясь, - банку с кофе тебе никто никогда не поставит в холодильник. Ты бы еще в мусорке посмотрел.
- Нету в шкафу,- отрезал брат и достал масло и колбасу. – Если начал готовить, сделай мне два бутерброда. – крикнула девушка и включила воду.
Она встала в ванну так, чтобы душ лился прямо ей на лицо. Холодные струи змеями впились в теплую, не отошедшую от сна, кожу и Настя фыркнула. Струи двигались вниз, перетекали с лица на грудь, с груди на живот, и так до пальцев ног. Прохладная вода освежала, прогоняла сонные мысли и готовила тело к повседневной суете.
Настя ополоснула лицо, взбила пальцами русые волосы, от воды потемневшие, превратившие её в жгучую брюнетку. Не важно, что когда они высохнут, Настя снова станет русой. Ей нравилось смотреться в зеркало и видеть незнакомую миловидную брюнетку, чем-то похожую на неё саму.

Мокрая и взлохмаченная, Настя вылезла из ванной. На крючке двери её ждал теплый пушистый халат. Она одела трусы, накинула халат на голое тело и вышла из ванной. Ей нравилось ощущение от всех мелких ворсинок, трущихся о мокрую кожу. Это было что-то интимное, как легкая мастурбация в ванной, что-то приятное, и ощущение становилось еще приятнее от осознания того, что никто, кроме неё, об этом не знает.
Настя забежала в комнату, взяла тональник и начала густыми слоями наносить на синяк. Она втирала крем по часовой стрелке и наблюдала, как синее пятно медленно сливается с остальной кожей. Её лицо снова приобрело бледно-молочный оттенок.
Андрей встретил Настю двумя бутербродами с колбасой и чашкой чая. Он закурил прямо за столом, и Настя чуть заметно повела носом.
- Дай сигарету,- сказала Настя. Андрей предложил ей пачку и спросил,-
- Ты знаешь, что курить натощак вредно ?
Настя затянулась, и дым, двумя струйками тянущийся из ноздрей, заставил её сформулировать вопрос к самой себе,-
- А сколько ты вчера выкурила, девочка ?
- Две пачки, наверное. Помню, как под конец начало мутить.
- Столько курить вредно. Организм не выдержит и сломается.
Диалог с самой собой, со своим подсознанием вызвал в памяти картину, её врача психиатра, который несколько месяцев каждый день начинал очередную лекцию одной и той же фразой,- Я знаю, ты считаешь, что ты сломалась. Не буду спорить, это так. Но вместе мы склеим тебя».

«Ты никогда не должна давать кому-то привилегию обижать себя. Даже самому близкому и родному человеку ты должна научиться давать отпор. Ты была слишком мягка, ты не смогла объяснить зверю по имени Сергей, что ты ни в чем не виновата. Скажи честно, ты пыталась ?»
Так и строились лекции и беседы психиатра Василия Владимировича, уже седого мужчины, которого она, как и все пациенты, за глаза звала «дядя Вася».
- Давай честно, ты пыталась или нет ?!
- Все эти три недели я пыталась убедить его. А он зверел еще сильнее.
Когда приходилось рассказывать о трагедии Настя всегда останавливать. Перед ней вставал выбор – или молчать, замыкаться в себе дальше, или говорить сквозь душевную боль, вскрывая старые, но еще не успевшие запечься рубцы – в тот раз она приняла решение говорить, как бы неприятно и мучительно это ни было.
- Первые дни в ответ на мои проклятия он просто стоял и смотрел. Как я понимаю, он выказывал свое превосходство, свою силу, свою мощь над одной маленькой, совершенно беспомощной девушкой. А потом он не выдержал соблазна и начал меня бить. Колотил он крепко, что-что, а причинять боль он умел.

Настя говорила о трагедии с потупленными глазами и опущенными плечами. Дядя Вася долго бился над ней, заставлял смотреть ему прямо в глаза, и, как оказалось, только зря потратил силы. В этом её поведении была скрытая вина, возможно, даже подсознательная, которую она не хотела признавать. Так думал Дядя Вася, а потом пришел к выводу, что причины у вины все-таки нет, и что она неосознанная, но сколько раз он не пытался направить Настю к обсуждению вины, в ответ она тотчас замолкала. Он предполагал, что она культивирует в себе комплекс жертвы, комплекс беспричинной вины.

- А еще я прекрасно помню его туфли с длинными острыми носами. Я всегда думала, что они мягкие и легко гнутся. До того момента, как он впервые ударил меня туфлей в бок. Из меня весь воздух вышел, как из шарика, просто взял и вышел. Представьте, Василий Владимирович, я катаюсь по полу и хочу отдышаться, а он методично бьет меня ногой с размаху, то в бок, то в живот. Я возненавидела эти длинные носы, те три недели я чувствовала их прикосновение. Я каждую минуту ощущала, как они впиваются в меня, размалывая ребра в крошку.

Настя затянулась еще раз, отогнала от себя все мысли, жгущие нутро воспоминания, и пригубила чай. Прожевала бутерброд, подивившись чесночному запаху от колбасы, и облокотилась на спинку стула. Теперь она могла спокойно докурить сигарету, наслаждаясь самим процессом, вкусом табака.
- Как спала сегодня ? – спросил Андрей.
Настя неопределенно покачала головой, имея в виду и «нормально» и «так себе» и «могло быть и лучше». Где-то в глубине души её насторожил этот вопрос. Она понимала, что братишка знает о её ночных прогулках, этаком лунатизме в сознании, когда она, неприкаянная, без сна шаталась по комнатам, смотрела телевизор, ела чипсы и запивала их колой. Ночные программы, либо псевдо-интеллектуальные передачи, либо викторины с совершенно идиотскими вопросами, словно нарочно взятыми из учебников за пятый класс её мало интересовали. Насте нравилось само бесцельное времяпрепровождения, созданное будто бы специально для самокопания. Светящийся и мерцающий экран был как маятник гипнотизера, он расслаблял уставшее от бессонницы тело, помогал быстрее уйти в себя, а в остальном он был ей не нужен. Хотя, рядом с ящиком она не чувствовала себя одинокой - так она прогоняла тишину.

И все-таки сегодняшняя ночь была не такая, как другие, и знать об этом не должен был никто.
- Так как провела ночь, сестренка ? – спросил Андрей.
- Нормально,- ответила Настя и взялась за чашку.
- Опять ходила туда-сюда ? Сидела на полу у телевизора ?

Настя помотала головой. Была у неё такая привычка - сделать телевизор потише, сесть рядом и прислониться к шкафу. Так она и засыпала, спокойная уже от того, что рядом постоянно кто-то говорит. Так она проводила ночи после больницы. Потом перебралась на диван, а уж после стала засыпать вместе с братом в одной кровати.
Такое сожительство могло бы показаться странным человеку незнакомому с ними. Для них же все было вполне рационально и понятно. Они не чувствовали друг к другу инцестного влечения, в их обнаженных до предела отношениях не было никакого подтекста, никакой сексуальности, и причиной этому были их отклонения. Настя после всех издевательств боялась отношений как таковых. С её братом дело было сложнее.
Андрей всегда был нормальным. В школе был таким как все: дрался, когда нужно было, встречался с одноклассницами, занимался с ними подростковым и от этого несколько неудобным и стыдливым сексом. А потом, на заре юности, плавно переходящей в возмужание, он вдруг выдал,-

- Мне нравятся девушки. Я с этим не поспорю. Но, кажется, мне нравятся и мальчики. Я пока не очень понимаю, что со мной происходит, но сегодня у меня вдруг родились фантазии на одного парня с нашего курса. Знаешь, на кого он похож ? Не поверишь, на Шакиру. Я смотрел на него сегодня и видел Шакиру. Думал, тут подкрасить щеки, тут подвести ресницы, волосы пригладить и выделить тусклой помадой пухлые губы – и будет Шакира. А потом у меня была эрекция. Это нормально ?

После долгой и проникновенной беседы, вскрывающей опухоли секретов, Настя узнала, что Андрею нравится и женственность, и мужественность, в равных пропорциях. Он не понимал, что ему делать, предпочитал отмалчиваться и отсиживаться в своей комнате большую часть суток. А потом, когда узнал, что есть такие люди – трансы, он загорелся idea fix познакомиться хотя бы с одним.
Он познакомился с одной милой девочкой двадцати семи лет, которая родилась мальчиком. Они говорили, по большей части они открывали друг другу собственное мировоззрение, и оба хотели понять друг друга. В конце Андрей даже начал встречаться с Никой, так она сама себя называла, но вскоре они разошлись, зато Андрей познал свое пристрастие, выбор в отношениях. Его по-настоящему возбуждали только трансы.

Скрытая гомосексуальность частично вышла наружу, но, так как полностью не заменила гетеросексуальность, ей пришлось довольствоваться соседством, а Андрею пришлось, хоть и скрытно, мучиться в своих фантазиях, не очень понимая, кто же именно ему нравится – мальчики или девочки. И поскольку в трансах соседствует и женственность – в большей степени, и мужественность – в меньшей, они стали для него своеобразным эталоном, любовным объектом, полностью подходящим под его требования.
Андрей взглянул на часы, сгреб посуду в раковину, сложил тарелки в одну стопку, чашки и ложки – в другую, но мыть не стал. Вытряхнул пепельницу в помойку. Все это время, пока он ходил туда-сюда, убирал посуду, бегал в туалет, переодевался, Настя сидела за столом и курила.

- Не опоздаешь на работу ? – крикнул Андрей из гостиной, где под шум новостей одевал брюки и подбирал толстовку.
Настя ответила не сразу. От одного упоминания «работы» у неё случались обонятельные галлюцинации. В воздухе, вместо слабого запаха чая, начинали носиться ароматы дорогих женских духов и воска для волос, дезодорантов и лосьонов. Иногда Насте казалось, особенно после долгого стояния у прилавка, что она совсем разучилась обонять окружающую действительность. Ей повсюду чудились то тонкий аромат бергамота, то сладковатая ваниль, то мягкий запах камфоры.
- Чего молчишь ?- крикнул Андрей из гостиной, Настя очнулась от своих размышлений и крикнула в ответ,- Не опоздаю !
Андрей, в отутюженных брюках, теплой черной толстовке и все еще в носках зашел на кухню, показал на часы и посмотрел на свою практически голую сестру,-

- Половина. А до работы тебе двадцать минут ходу. Хотя, ты быстро ходишь, успеешь и за десять – бодрым шагом.
Настя затушила сигарету в пепельнице и пошла в туалет. Утренний распорядок - душ, завтрак, туалет, и одевание
- Надо будет помазать прыщ кремом. Или лучше обработать, а потом выдавить. Чертов маленький уродец,- говорила Настя полушепотом, проходя в свою спальню. Она встала перед зеркалом и напоследок оценила себя. Добавила,- Чертов уродец, ты меня портишь.

- Как назло у меня нет ничего от прыщей.- и вместо переодевания Настя сходила в ванную, убедиться, что на полках ничего, кроме шампуней и гелей, нет, и полезла в нижний ящик шкафа, где хранилась часть личной косметики.
Её озабоченность прыщом, по сути, типичным воспалением сальных желез, не была данью нарциссизму, это был защитный механизм. До знакомства с «дядей Васей» Настя слышала в периодике и по телевизору такое определение - «психологический защитный механизм», но плохо понимала, что же это, а потом заботливый психиатр все ей разжевал.
«Бывают в жизни вещи, которые невозможно просто взять и пережить. Чтобы не повредиться рассудком, мы строим так называемые барьеры между нами и сложившейся реальностью. Эти барьеры нужны, чтобы изменить восприятие негативной реальности, в особых случаях – чтобы полностью от неё отгородиться. Это как построить забор. А что, воспринимай это как крепость, возведенную твоими серыми клеточками.»

Дядя Вася рассказал ей все о психологической защите, долго и упорно объяснял принципы и причины возникновения тех или иных психических процессов с одной лишь целью – он хотел, чтобы Настя сама поняла, что с ней не все в порядке, сама нашла в себе защитные механизмы и поборола их. Хотя бы осознала, что они в ней есть, тогда бороться с ними было бы проще. Именно поэтому он не говорил о негативе, а в основном давил на позитивное влияние защиты. Хотел как лучше, ведь это похвальное желание - хотеть, чтобы стало лучше. А получилось хуже.

Настя с прилежностью заинтересованного ученика запоминала объяснения, научные термины, но не для того, чтобы искать их в себе. Она была уверена, что ничего такого в ней нет. Но на будущее, она решила для себя, она воспользуется одним из механизмов, когда будет тяжело.
Эта озабоченность прыщом была ничем иным как переносом переживания на нечто маленькое и незначительное, своего рода изоляция. И ведь ей было от чего изолироваться – она вчера убила человека. Второго человека в своей жизни.