Участковый Егорушкин и Даун Имбо. Жизнь после бесед о литературе Рассказы всякие::Даймар Сонни
Звонок заходился фальцетом, словно старуха на рынке, у которой украли кошелек. "В семь часов утра приходят только милиционеры и идиоты. - Тихо подкрался к входной двери. - Блять! Так я и знал!" В стекляшке глазка пугливо плавал участковый, протирая затылок большим красным платком. Левая рука его обреченно сжимала букетик блеклых незабудок растрепанный и помятый, будто Егорушкин второпях вытащил цветы из мышастых пузырей брюк.
Щелкнул замком.
Дверь приоткрыл так чтобы захлопнуть её в случае чего.
- Имбо...- голос участкового дрогнул, - здравствуй! - Он заложил свободную руку за спину, выставил одну ногу вперед и продекламировал:
- В полях порхая и кружась,
Как был я счастлив в блеске дня,
Пока любви прекрасный князь
Не кинул взора на меня...
Живот его колыхался вслед четырехстопному ямбу - то опадая, то вновь забиваясь в складки кителя.
- Что это? - спросил я, вытаращив сонные глаза.
- Уильям Блейк. - Участковый, потупив взгляд, носком казенного сапога сверлил в полу дырку.
- Знаю... чертменяраздери! Что все это значит?
- Имбо, ты не представляешь как мне одиноко!
...а эти? - За спиной Егорушкина маячили двое из маски-шоу - в черных вязаных чулках с прорезями для органов чувств и короткоствольными калашами.
- Забудь! Мне они не нужны! - Участковый ткнул букетиком куда-то вбок. - Так, на всякий случай, свидетели - чтобы ты ничего плохого не подумал.
Участковый жарко дышал и теснил меня вглубь темного коридора. Отступая, я чуть наклонился к его лицу и понял, что Егорушкин подозрительно трезв.
Заныли почки. Стараясь скрыть волнение, я пригласил участкового жестом хлебосольного хозяина, бросающего крошки воробьям.
Егорушкин втиснулся за небольшой кухонный стол, покрытый ситцевой скатертью в цветочек. Он оправил форму, посмотрел на скатерть и на секунду задумался.
- Ах, ну да! - Участковый неловко протянул мне букетик. - Это тебе, Имбо.
- Ну и... - Я хотел было продолжить: "...какого хрена мне с ними делать", но вместо этого протянул руку...
- Мой князь со мной играет зло.
Когда пою я перед ним, - внезапно продекламировал Егорушкин, взмахнув рукой, и я от неожиданности выронил тонкие стебельки.
- Он расправляет мне крыло
И рабством тешится моим...
На какое-то мгновение мне показалось, что на полу лежат заплаканные глаза маленькой девочки с зелеными волосами. Небесные глаза.
Я устало опустился на колченогий табурет, почему-то напомнивший о вытрезвителе, достал бутылку и разлил водку в два граненых стакана. В одном из них плавала дохлая муха. Я выловил насекомое пальцем, и некоторое время боролся с желанием подвинуть стакан Егорушкину.
Девочка смотрела укоризненно.
Чистый стакан, всплеснув содержимое, переехал к участковому. Тот перестал изображать распятую птицу, опустил руки и отрицательно покачал головой:
- Имбо, я изменился...
То, что он тронулся не вызывало никаких сомнений. Весеннее обострение. Вконец охренел.
Вероятно, взгляд меня выдал.
- Нет, Имбо, я не спятил... - Егорушкин снял замусоленный китель, и повесил его на спинку стула. - Я стал другим... совсем другим.
Как он стал другим и что это значит, слушать не было никакого желания. В голове свербела единственная мысль: "Какого хрена эта сука тут раздевается?" И я понял, что хочу только одного - оказаться сейчас в каком-нибудь людном месте. Неважно где: в автобусе, магазине или на похоронах. Я нырнул в холодильник и бодро сказал:
- А жрать-то нечего!
Взял китель и протянул Егорушкину, тот непонимающе застыл. Его веснушчатое лицо выражало детское удивление, почти обиду.
- Извини, у меня язва, - я посмотрел в широко открытые глаза: "И почему я чувствую себя так неловко?" - Мне надо регулярно питаться.
- А-а-а... - Егорушкин заулыбался широко и искренно, блестя золотой фиксой в прокуренных зубах. - Надо в магазин! - Он суетливо натянул китель и протянул мне руку. Я ответил рукопожатием и подтолкнул участкового к двери.
Егорушкин сжимал мою ладонь мягко, но крепко и не спешил расставаться. Мы так и вышли за порог, держась за руки.
- Ну... - сказал я и попытался высвободиться. - Ну, вот. Всё. Вот и всё.
- Пойдем вместе! - полуутвердительно-полувопросительно произнес участковый.
Пожал плечами, не найдясь, что ответить. Маски-шоу молча последовали за нами.
На улице было солнечно и тепло. Я сощурил глаза и закурил. Облака лениво качались в лужах.
У водосточной трубы, задрав грязную лапу, ссал небольшой черный пуделек.
Отчаявшись освободиться, я накинул плащ на руку - так хотя бы казалось, что мы скованы наручниками. Другая мысль вряд ли могла прийти в голову нормальному человеку.
Две незнакомые девушки остановились неподалеку и зашушукались, то и дело, косясь в нашу сторону. Затем заулыбались и подошли ближе. В руках у одной блестела обложка. "Александр Шаар... Беседы с участ... рушкиным о литературе", - прочитал я название своей последней книги.
- Извините, вы участковый Егорушкин? - спросила высокая блондинка, в то время как вторая продолжала глупо улыбаться.
- Ах! Вам автограф? - Участковый широким росчерком подписал книгу. - Извините, но я занят. - И девушки, толкаясь локотками и хихикая, побежали по лужам.
Егорушкин повернулся и увидел мое вытянувшееся лицо. Неуклюже приобнял.
- Знаешь, Имбо, давай дружить! - Я чуть не подавился сигаретой и украдкой огляделся по сторонам. Егорушкин с укоризной заглянул в мои глаза. - Имбо, мы же взрослые люди и должны принимать самостоятельные решения.
- Я... гетеросексуал... и не собираюсь...
- Имбо! Ты так ничего и не понял, я говорю о той возвышенной мужской дружбе, которую воспел Платон! Платонической!
- А зачем тогда эти? - И я опасливо посмотрел в сторону сопровождающих.
- Теперь ты все знаешь... будем жить вместе. Ты и я! Ты не против? - Егорушкин махнул рукой маски-шоу. - Можете идти!
- Нет. - Я торопливо купил в ларьке "Мороженное" две пачки пельменей и потянул участкового в подъезд: дома теперь казалось безопаснее, да и таскаться по улице с влюбленным милиционером мне было в падло. Мало ли кого из знакомых встретишь.
Мы поднялись по лестнице, я открыл дверь, и только тогда участковый разжал вспотевшую ладонь. Проходя по коридору, взял с тумбочки толстый том Фицджеральда. Прекрасное совдеповское издание красного цвета.
На кухне протянул участковому полиэтиленовый пакет:
- Положи в холодильник... дорогой.
Глаза Егорушкина счастливо блеснули.
Как только он повернулся спиной, я ударил его книгой. Удар пришелся в висок и участковый, не издав даже стона, кулем повалился на пол среди плачущих незабудок.
Холодильник оказался вместительным.
С тех пор я больше не ем. Ничего.
А когда я хочу поговорить о литературе, то просто открываю дверцу холодильника.
