Водка проходит внутрь слишком мягко. Закусывать не хочется. «Это плохо, - думаю я, - пора притормаживать». «А нахрена вам все это?» - спрашиваю я у Витька. Он молчит, где-то далеко. «Пьян, скотина?» - делово осведомляюсь я. «Нет. Думаю, что ответить на твой тупой вопрос…» - оживает Витя. Мы начинаем ржать. Состояние, будто играем сценку в школьном спектакле.
- Нет, в самом деле! Как далеко я поеду? Полечу… Блять… Окажусь я где? Если получится? Я должен буду кого-нибудь убить? Замочить ефрейтора Шиккельгруббера? Или какого-нибудь горбачева? Моя миссия?
- Миссия в том, чтобы ничего не менять. Просто оказаться там и вернуться. Главное – обеспечить материальное подтверждение. Двадцатый век, недалекое прошлое, места будут тебе хорошо знакомы.
- Я-то думал, куда-нибудь к Рамзесу Второму. Или – в Киевскую Русь. Владимир-Ясно Солнышко…
- Устроишься гастарбайтером, пирамиду штукатурить? Или к Мамаю, прессекретарем пойдешь? Ты знаток эпох и древних языков?
Демидовский смягчается: «Да ладно. В общем, дело не только в тебе. Это только начало. Загадывать не будем, но есть и стратегические наброски. На случай успеха. А пока – все рядом. Отправишься в август тысяча девятьсот восемьдесят второго года. Место назначения – Харьков. У тебя будет около двадцати минут, не больше». «Почему восемьдесят второй? - спрашиваю я. – Почему Харьков? Как я попаду обратно?» Сознание опять работает четко. «Все по порядку» - говорит Виктор. «Завтра складываются оптимальные условия для активации субатомарного пространственно-временного перехода. Пока – это то, что мы имеем. Двадцать минут – период, в течение которого мы способны удерживать туннель от коллапса. Ты окажешься в «нашем» районе. Там, где прошло детство. Я думаю, это поможет тебе сориентироваться, действовать правильно и быстро. Появишься в девять вечера вот здесь…» - Дема кладет на стол спутниковую фотографию, и ставит палец на точку, отмеченную небольшим треугольником. Я всматриваюсь в снимок. «Это же возле нашей школы! Пустырь!» - говорю я ошарашено. Виктор кивает головой: «Точно. Вот видишь, ничего сложного. Съемка выполнена сутки назад. Вокруг – точечная застройка, детскую площадку по соседству под автопарковку асфальтом закатали. А поляна нетронута. И старый тополь у дороги – тоже.
Ты появляешься здесь. Вечер, сумерки. Людей - никого. Может быть, пара каких-нибудь алкашей случайно забредет. Проходишь несколько метров. У тропинки, возле одинокого тополя закладываешь контейнер. После этого возвращаешься в точку прибытия. Казуальная скрученность пространства сохраняется . Откроешь глаза уже здесь».
- И?
- И все. Ты – «почтальон». Отправляешь «письмо времени» своим ходом, а сам возвращаешься «короткой дорогой».
- А если я не успею?
- Ты должен вернуться. Сразу после того, как опыт будет закончен, контейнер появится под деревом в настоящем времени. Наши люди в Харькове изымут капсулу из земли.
- Что в контейнере?
- Ничего.
Виктор кладет на стол предмет, напоминающий крупную бусину. Я поднимаю его и подношу к глазам. Цилиндр серого цвета, чуть больше фасолины. На матовой поверхности выбита латинская буква «Тета». «Как его искать будут?» спрашиваю я у Демы. «Он же маленький!». «Ничего, найдут! – говорит Демидовский. – Это кадмий. Внутри – небольшое количество радиоактивного вещества…» Я быстро возвращаю «посылку» собеседнику в руки. Дема смеется: «Не бойся, для здоровья такой фон не опасен. Это «маркер». Подойдешь к дереву, положишь в стеклянную бутылку, и закопаешь.
- Бутылку?
- Да, самую обычную бутылку. С собой – ничего лишнего. Каждый грамм – гигаватты усилий. Посмотришь по сторонам, поднимешь любую – они же валялись на каждом шагу, помнишь? Там свалка. Земля у тополя рыхлая, мягкая. Отгребешь сантиметров двадцать чернозема, вдавишь, присыпишь грунтом, и бегом обратно.
- «Бутылочная почта», получается? Скажи честно, этот идиотизм ты придумал?
Напряжение спадает, мы опять улыбаемся. Добиваем оставшуюся - «по сто».
Демидовский опять становится серьезным: «Еще, очень важно – никаких контактов! Это правило. Наши теоретики считают, что даже незначительное вмешательство в прошлое может привести к значимым последствиям в настоящем. Несанкционированный контакт – несанкционированные перемены. Понял?» Я киваю головой: «Да ладно, все будет хорошо. Аналитики жути нагоняют - парадоксы времени, замкнутые траектории, причинно-следственные процессы… Судьбы мира меня как-то не очень волнуют. Ты лучше скажи, каковы шансы, что я вернусь, а не зависну где-нибудь… между мирами? Или, что меня ваша чертова машина просто током не шибанет? «Током не шибанет, - серьезно отвечает Виктор, - вернуться должен. Даже если ты по какой-то причине не успеешь, туннель схлопнется раньше, мы постараемся тебя достать. Худший вариант - тебе придется добираться до нас «естественным образом». В любом случае капсула времени должна быть помещена в на свое место!» Я киваю: «Насколько я понимаю, худшее, это если меня при переходе просто развеет на молекулы» «Твой риск оплачен!» - резонно замечает Виктор. «Да ладно, Олега, не ссы! Все будет хорошо!» Слишком много информации, я пытаюсь ее переварить. Из оцепенения меня выводит Витька: «Стакан выронишь! Я смотрю, ты совсем вырубаешься. Ладно, поспи немного. Твоя комната этажом выше, она там одна, не ошибешься. Подъем в десять по Москве!»
***
Я думаю о воздействии поля тяготения на магнитные волны… И о том, что в детстве тополя были выше. Почему-то вспоминаю, как был град, и вихрь сорвал крест с Благовещенского собора. Все говорили, что это не к добру… Кровать начинает покачиваться, я куда-то плыву.
Плыву, и смотрю вверх. Над коляской – небо. Тысяча девятьсот семидесятого года… Высоко над домами кружат красивые черные птицы. Они разговаривают со мною, и я их понимаю. Высвобождаю руку из теплых пеленок, протягиваю ее к облакам и громко кричу, чтобы меня услышали. Вокруг начинают суетиться тетеньки. Среди них одна, которая мне уже хорошо знакома.
- Сыночка, сыночка! Заговорил! Надо же… «Кар!» И так четко «Р-р-р»! Скажи «мама»!
Река несет дальше. Мелькают лица – добрые и злые, они что-то говорят, улыбаются, злятся. Хочется пить, но до воды не дотянуться. Тогда я начинаю думать о вороне. О том, что он мудрый. И что у него память лучше, чем у человека. Каждая встреча с вороном – как знамение…
***
В сон врывается настойчивый мелодичный сигнал.. Селектор. Слышу, как жужжат реле - раздвигаются жалюзи на окнах. Комната наполняется светом. Пора. Несколько секунд лежу, собираюсь с силами чтобы встать. Еще через минуту распахивается дверь. На пороге Виктор. Судя по всему, давно поднялся, слишком бодрый.
- Подъем! Час на умывание и завтрак. Потом – инструктаж. В целом то, что ты уже слышал, только подробнее, и от других людей. Пройдешь несколько тестов – формальность. Обеда не будет, в полдень примешь кое-какие стимуляторы и глюкозу. Старт в четырнадцать ноль-ноль.
Я стою под потоками теплой воды. Выбираться из душа совсем не хочется. Надеваю приготовленный для меня спортивный костюм, жадно выпиваю два стакана минералки. Омлет, салат, гренки. Еда не лезет. Сегодня дои ожил, за стенами, как за театральными кулисами, угадывается движение. Неразговорчивый и предупредительный человек проводит меня к лифту. Пол мягко уходит из-под ног, мы опускаемся. Несколько стареньких профессоров в медицинских халатах. Светят в зрачки фонариками, ощупывают руки, ноги, стучат пальцами по груди. «Старые извращенцы» - бормочу я.
- Что Вы сказали?
- Так, ничего…
На меня навешивают провода. Впрыскивают под кожу какую-то гадость. Остается полчаса на отдых. Вместо скафандра приносят легкие сандалии, мешковатые брюки, рубашку с коротким рукавом. Я переодеваюсь. Вот и все.
Голые белые стены. Посреди комнаты небольшая кафедра. На возвышении стоит кресло. Обычное офисное кресло. Мягкое, удобное, кожаное. По бокам – правильные параллелепипеды в рост человека. Резонаторы? Я представлял все несколько иначе. Кожей чувствую какой-то ритм, становится тепло, жарко. Миллионы комариных носиков впиваются в мозг через уши, боль заполняет тело. Словно через вату доносятся команды. Все вдруг становится черно-белым. Вспоминаю, что я не сделал что-то очень важное… Что? Пытаюсь крикнуть, чтобы они остановились, но не могу. Отсчет. Я падаю…
