Поначалу она казалась мне прелестной, хотя и ужасно странной. Обожала говорить гадости или то, что она ими считала. Могла, к примеру , наморщив носик, глубокомысленно произнести: ты мой первый мужчина, у которого член меньше 25 сантиметров. А потом смотрела искоса, ожидая, что я надуюсь. Или спрашивала, почему это я явился на свидание без носового платка. Что я буду делать, если у меня вдруг потекут сопли, и я вытру нос рукой? Неужели ей придется, вместо того, чтобы наслаждаться общением с любимым человеком, наблюдать за тем как он весь перемазался в собственных соплях. Я, честно говоря, несмотря на то, что, хотя и был человеком образованным и неглупым, не всегда был в состоянии найти ответ, терялся, пытался отшучиваться.

Она любила придумывать какие-то садистские ограничения типа: заниматься любовью, по ее требованию, мы могли только, не снимая верхней одежды. А, выходя на улицу, должны были расходиться на противоположные стороны и так гулять по городу. Она утверждала, что надо стараться создавать препятствия и дистанции. Тем ярче потом радость от встречи или возможности просто побыть рядом друг с другом.

У себя дома она запретила мне ходить в туалет. Утверждала, что звук спускаемой воды несовместим с любовью. Полюбив, доказывала она, люди теряют право испражняться. Я ржал как бешенный и соглашался, говорил, что , хорошо понимаю. В детстве я также точно не верил подлецам, утверждавшим, что Ленин срал. Ну ладно, посикать, еще куда ни шло, но, чтобы вождь и говно, не мог представить. Родитель зачем-то объяснил мне, что иначе с человеческим организом не бывает. Тогда я решил, что Ленин меня предал.

Ей не подходило ее обычное имя, поскольку вся она была книжная, придуманная и агрессивно вынашивала замыслы, как сделать из меня идеального любовника, который на 99 процентов состоял из чистого эфира и только на один процент из хуя. Последний должен был быть не менее 25 сантиметров. Я подтрунивал над ее смешной, детской авторитарностью. Придумал ей прозвище – Фома Фомич. Есть, если кто не знает, есть такой персонаж в "Селе Степанчиково и его обитатели". Все нелепости мне казались милыми, поскольку я ее любил.

Но до поры, до времени. Однажды я вернулся домой и обнаружил, что кто-то изуродовал входную дверь в мою квартиру. Она выглядела так, как будто ее рубили топором, драли вилами, грызли зубами а напоследок просто отхуячили грязными сапогами, чтобы окончательнорастоптать и унизить ее дверное достоинство. Орудие преступления валялось тут же. Никогда бы не подумал, что орудием столь впечатляющего вандализма стал хзаурядный детский конек, погнутый и ржавй. Скорее всего, найденный на какой-нибудь ближайшей помойке. Была у нее привычка заглядывать в мусорные баки.

Я полчаса не в силах пошевелиться изучал эту вахканалию бешенства. Оказывается, дверь можно искалечить также как человека. Поверите или нет, но мне чудилось, дерево рыдало от боли и незаслуженной обиды.

Я моментально сообразил, кто был источником этого перформанса, только не знал его причины. Сначала мне стало страшно, поскольку я вдруг осознал, что ее неконтролируемая ярость может когда-нибудь обрушиться не на дверь, а на мою несчастную голову. Сразу звонить не стал, а через некоторое время ощутил странное равнодушие. Потом мне стало как-то неловко вспоминать о нашей странной связи.

И вот через много лет. я снова в этом городе. Случайно подумал о ней и какая-то тоска по утраченному неожиданно сжала сердце. . Я вспомнил ее нелепый хохолок, наши жаркие объятия в верхней одежде, когда только хуй наружу, и где-то в глубинах одеяла надо найти маленькое живое отверстие. Позвонил.


- Фома Фомич! произнес я полузабытое прозвище.

Мне на самом деле безумно хотелось встретиться встретиться. Думал, вместе вспомним былое, похихикаем над ее причудами, вернем на секунду память о пережитом. Но я слегка запоздал, а когда вошел в кафе, сразу понял – вот она. За столом сидела жирная, почти лысая тетка со злобным, почти свинячьим рылом. Она явно готовилась дать бой человеку, который, надо полагать, по ее мнению испортил ей жизнь. Мне стало страшно и я просто ушел. Некрасиво по отношению к женщине, понимаю.