Бутылка 1

До чего хорошо вот так в яркое пасхальное утро выйти из дома по весеннему солнышку, радуясь теплу и нахлынувшему счастью. Стайки юрких стрижей весело чертят воздушные дорожки между домами, заполняя мир своим звонким стрёкотом. Дальняя канонада, ещё вчера беспокоившая сон тусклыми зарницами, стихла и покой медленно возвращался в город. И всё бы так хорошо если бы не война… Наша армия нынче сражается на ближних подступах к городу так же яростно как она раньше билась на дальних, неся злобному супостату решительные и непоправимые потери.

Алексей почувствовал, что надо выпить. Радость бытия следовало немедленно разбавить чем-то живым и шипучим, дав роздыха обессиленной тяжкими думами душе. Несколько медных и серебряных монет в заднем кармане брюк призывно брякнули, словно приглашая своего хозяина освободить их от долгого заточения. Быстро дойдя до ближайшего винного, он с удивлением обнаружил подозрительно большую толпу, среди которой двойками шарили полицаи, безжалостно выхватывая из народа одиноких личностей с открытыми бутылками.

- Я же купил пиво, за что? – удивленно вопрошал скрученный горемыка.

- А то, что жрать его по новому указу без посещения церкви нельзя – отвечал ему мордастый верзила в форме – Совсем берега потеряли!

Подойдя поближе, Алёша осторожно осведомился у поникших граждан о причинах столь странных событий, на что получил разъяснение относительно нового распоряжения обязательного церковного сбора со всех спиртосодержащих напитков. «Батюшка специальный ярлык на бутылку наклеит, вот тогда пей хоть на виду и на здоровье».

- Балтику 9, три в стекле пожалуйста, – протянув деньги, Алексей подавил в себе острое желание немедленно скрутить пробку у первой же принятой им бутылки. Сложив добычу в пакет и выйдя из магазина, он по колокольному звону направился в ближайший храм, благо коих в небольшом городе числилось несколько десятков. Быстро одолев дорогу, Алёша внезапно наткнулся на новенький ЗРК, грозно выросший прямо у церковной ограды. Возле огромного тягача с поставленными на попа толстыми трубами важно расхаживал высокий полковник, изредка отдавая отрывистые команды снующим вокруг солдатам. Подле выкрашенной в камуфляж брони теснилась масса зевак, в основном школьников младших классов и их воспитательниц. Нисколько не смущаясь скоплением посторонних гражданских лиц,

полковник одновременно с несением боевой задачи был занят воспитанием молодых патриотов:

- Эй, мальчик, ты любишь Родину? - позвал он рыжего второклашку, - А ну-ка дёрни вот этот рычаг! Подсадив ребёнка в кабину, военный дал малышу потянуть на себя круглую рукоятку. Позади тягача что-то задёргалось и загудело, толпа школоты восхищённо ахнула. Гордо ссадив малыша на землю, полковник осанисто оглядел толпу ребятишек:

- Ну, кто из вас Мальчиши-Кибальчиши? – грозно спросил он, - Умрём как один за Родину? И вынув бинокль принялся тревожно рассматривать безоблачное небо.

Прямо на пороге храма Алексей, истово крестясь, положил три земных поклона, стараясь не сильно греметь бутылками в пакете. Однако брюхатый, весь в медалях и раззолоченных аксельбантах казак тотчас преградил ему путь.

- Кажи крест, - заявил он Алёше, - Ибо Храм Господень нехристь в себя не примет!

- Да христь я, истинный христь! - чуть не закричал Алёша, рвя на себе ворот рубахи. Дорогой серебряный нательный крестик на золочёной цепочке выпал у него поверх кармана, тускло блеснув на солнце. Казак немедленно захватил его всей пятернёй, и нагнувшись жарко зашептал на ухо Алексею:

- Господь мытарю велел сребо на землю кинуть, дабы пойти за ним в жизнь вечную, так и ты грешен не будь! – сорвав крест и сунув его в карман, он быстро надел Алёше простой, медный, на шёлковом шнурке, - Вот, ступай теперь с чистой верой Христовой в Божий Храм!

Внутри под завязку забитой церкви, как и обычно пахло амброй и ладаном, везде царил полумрак. Приглядевшись, Алёша заметил некую странность – на ведущих праздничную службу пару батюшек были надеты маски-противогазы, отчего их гнусавые, распевные голоса слышались особо зловеще и безрадостно. В противогазах были и певчие, и дежурная старушка у выхода. Как только хор потянул смесью контральто и меццо-сопрано нижнюю «фа», один из батюшек положил себе на плечо похожую на базуку короткую трубку со шлангом, а второй с наложением креста начал качать что-то вроде ручной помпы или насоса. Белый аэрозоль вырвался из трубки, окутав верующих плотным туманом. Алёша закашлялся. Сухонькая ручонка дежурной старушки взяла его за локоть:

- Ты чё пришёл то? – тихо спросила она его сквозь противогазную мембрану, оглядывая сумку с бутылками, - За этикетками? Сколько, три? Давай три медяка и давай милый отсель, пока с лизергинки до мультиков не нанюхался.

Заплатив и быстро наклеив на бутылки ярлыки «сбора Христова» и стараясь глубоко не дышать, Алёша поспешно покинул Храм Господень. Протиснувшись сквозь толпу прихожан, он решил выйти через заднюю калитку в тихое место, чтобы даже будучи с легальным пивом случайно не нарваться на одну из блуждающих зондеркоманд, ныне рьяно отлавливающих уличную пьянь с невоцерквлённым бухлом. Поди им докажи потом… «Балтика» мирно позванивала в пакете, когда Алёше послышался шум слева от него, прямо за небольшим заборчиком, где при церквях обычно сооружают хозблоки. Так и есть – опять экзекуция. Среди мусорных баков, на заднем дворе, как правило всегда есть несколько врытых в землю толстенных столбов, используемых по разной надобности – редко как виселицы, но гораздо чаще - как сейчас – искоренению порочной нехристи из блуждающих грешников, ибо блуд их «заблуден в блудие сием». Так, если память не изменяла Алёше, писал старец Ветхоникодим, питавшийся в глубокой пещере кореньями степных злаков в течении тридцати лет, что означало высшую святость из всех возможных.

На висевшей посередине столба позорной клетке ютились две девушки – вчерашние школьницы, замотанные в грязные лохмотья. Деревянная табличка внизу столба на церковнославянском извещала: «Поползновение к грехопадению», и немного ниже приговор: «Три дня, хлеб, вода». Среди множества зевак сумасшедшего вида тётка в расшитой серебристыми крестами рясе яростно подпрыгивала на месте, пытаясь достать до несчастных суковатой палкой:

- Блядские суки! – истово орала она, - Вам пёзды для чего Господом дадены?! Ребятёнков для великой страны рожать в церковном браке, батюшкой с законным супружником венчанным, али под каждый попутный мужеский хуй юную нецелованную манду свою сраную раскрывать?! Воля моя была – зашить бы крепко вам пёзды суровой нитью, дабы не то, чтоб слоновий хобот, струйка бы с комариного хуя туда не текла, лярвы позорные!

«На светлый праздник их к вечеру отпустят» - подумал Алёша – «Выпорют под молитву напоследок розгами, на том и дело с концом». Его внимание привлёк другой столб, с высокой перекладиной. Вот здесь всё хуже – прикрученный за руки алюминиевой проволокой человек совсем обессилел, босые ноги его скользили по небольшой прибитой дощечке, пытаясь найти хоть маленькую опору. Из всей одежды на нём болтался картофельный мешок с проделанными тремя дырами под руки и голову. К столбу была

приставлена длинная лестница, на самом верху её молоденькая практикантка из воскресной школы безуспешно пыталась надеть на голову несчастного венец из колючей проволоки. Застёгнутый карабином страховочный фал явно мешал ей, цепляясь за юбку. Та же моложавая тётка в рясе, видимо дежурный экзекутор, уже под крестом принялась давать команды своей наставнице:

- Дура, чего ты ему венец как цилиндр на башку надеваешь? Он тебе что, сиятельный граф что ли? Может ты с ним ещё бутылочку Шабли разопьёшь? Накручивай как лампочку в цоколь и слазь оттуда, пока цела!

Человек на кресте тихо застонал, Алексею показалось, что он узнал голос. Подойдя ближе, он не поверил своим глазам – его близкий приятель приезжий программист и инженер-электронщик Паша Колобков висел на кресте в позе Спасителя. Внизу на табличке значилось: «Злобный перерожденец», и ниже: «Использовал неправославные компиляторы С++ и продукцию Analog Devices». И приговор: «Висеть нечисти до гласа Господнего». Между тем практикантка уже слезла с лестницы, завершив водружение венца. Несколько тёплых капель упало на Алёшину щеку, то была кровь коллеги. Сделав шаг назад, ногой наткнулся на сумку, присел, не спеша вынул Балтику 9 и снял пробку. Медленно поднялся и словно горн поднёс бутылку ко рту. И мелкими глотками выпил всю без остатка. И в следующий момент понял – нужна жертва. И этой жертвой должен стать он. Тщательно размазав чужую кровь по лицу, отступил от столба, нагнулся и набрав полные ладони валявшегося повсюду пополам с перьями воробьиного дерьма, вымазался с головы до ног. Выпрямившись, заметил торчащей из мусорного бака конец толстенной якорной цепи. С трудом вытянул наружу вместе с волочившемся на хвосте небольшим адмиралтейским якорем. «С морского буксира» - подумал Алёша, и с нечеловеческим усилием взвалил вериги на плечи. Зарычав, он тяжёлой поступью пошёл прямо на тётку в крестах, вытянув перед собой словно ветхозаветный посох початую бутылку «Балтики». Та, поначалу опешив, закричала:

- Ты чё, алкаш, боярки обожрался?! Вали отсюда!

Не прекращая рычание, Алеша продолжал наступать, сверля экзекуторшу глазами, пока не уткнулся ей бутылкой в лицо. Отпрянув, она быстрым, профессиональным движением подняла обе руки. «Пацанка, ты ещё и боксу обучена» - пронеслась запоздалая мысль, и следующий миг Алексей пропустил классическую «двойку». И лежать бы ему на асфальте, но дёрнувшись он успел закрыться веригой, отчего первый удар пришёлся прямо по лапе якоря, а второй вдребезги расшиб початую «Балтику» о цепь, отчего оба кулака «пацанки» сразу обагрились кровью. Ещё шаг и тяжёлая цепь рухнула ей на шею. Упав, она разбитыми пальцами сумела сбросить с

себя веригу, с перекошенным от злобы лицом поднялась на колено, и тут треск рвущегося подрясника перекрыл гневные голоса вокруг – крепкая Алёшина рука сдёрнула верх рясы с монахини. Пытаясь вернуть одежду, она закрутилась в лохмотьях, запутавшись в них, тем облегчив противнику захват юбочной части вместе с трусами. Тишина пала на церковный двор. Где вы, благочестие и непорочность? Почему вы покинули нас?

Яркий, едва прикрывающий соски, и стилизованный под американский флаг элитный бюстгалтер, плотно обтягивающий расписанное тюремными татуировками тело, проколотый пирсингом пупок и - апофеоз сатанинской нечисти – бритый лобок, явили себя толпе верующих.

- Ведьма! Ведьма! – истово заверезжала высокая и очень худая прихожанка. Упав навзничь и выгнувшись колесом, она, закатив глаза забилась в припадке. Ухватив якорь за шток, Алексей с трудом вытянул его к распятому. «Тише, блаженный говорит» - смиренно раздалось в толпе.

- Пошто, пошто и доколе агнец земной невинно поруганный несёт крестный гнёт сей?! – возопил Алёша, тряся якорем – Али не по ведьминому навету светлая христьянская душа поганится в чертогах диавольских?! Доколе с поганых козлищ Вера наша святая окормляться станет?! Ибо сказано Господом, - свят не тот, кто святит имя Его святое, а отринув грех, свято идёт за Ним! И набрав воздуха изо всех сил закричал – Кровь, кровь Спасителя кропит греховную землю нашу, омоет она грешников и падёт сатанинское царство покуда свят Он во веки веков! Рёв возмущённой, почти поголовно женской толпы ответствовал его словам, - «Сымите праведника во Христе! Пошто душу невинную гнобят!» Толпа прихожанок с горящими как у спартанских гоплитов лицами ринулась в атаку. Спасаясь, голая тётка бросилась наутёк к раскрытой калитке, но несколько жертвенных тел кинулись ей под ноги и повалив, принялись неумело по-бабьи бить. С небольшой прокуренной сторожки неподалёку на шум вывалилась кучка бородатых монахов, большей частью принявшись разнимать дерущихся, а меньшей - лестницей и рогатинами снимать тело несчастного инженера с креста. От греха сняли и клетку с девками, выгнав их пинками за церковную калитку.

Бутылка 2

- Пить, пить… - шептал Колобков. Опустившись на колено и приподняв раненому голову, Алексей быстро скрутил пробку у второй «Балтики» из пакета, дав живительной влаге упасть на иссохшие губы. «Ещё, ещё…» стонал Колобков. Насытившись, он наконец сосредоточил зрение на своём спасителе.

- Алёша, - судорожно зашептал он, - Спасибо за всё. Там в коде, на семьсот тридцать второй строке модуля Service.cpp поправь в тернарном операторе… - раненый закашлялся, - Возврат константного указателя на функцию… Это ошибка… И замолчал.

- Паша, Паша! Какие функции?! Завод вот-вот разбомбят в хлам! Паша… - тот молчал. Мёртвые глаза доверчиво-безучастно рассматривали стайки игривых стрижей на высоком небе. Алёша яростно допил пиво и одним махом разбил бутылку о столб. Краем зрения он почуял недоброе. Повернув голову, заметил стоявшего у храмовых ворот расшитого в золотую парчу батюшку, уже без противогаза, окружённого кучкой монахов. И они показывали пальцами на него, Алёшу, что-то громко и зло доказывая. Надо уходить. Достойно выпрямившись, с каменным лицом он взял конец якорной цепи и шагом римского императора поспешил на выход. Прихожанки целовали ему руки. Уже за воротами он вновь наткнулся на полковника, командующего батареей ПВО. Сейчас офицер был переодет во всё парадно-белое, только огромный аксельбант и ремень ярко отливали золотом на весеннем солнце.

- Трос, где трос, блять! – властным баритоном орал он на чем-то провинившегося солдатика, - Опять спиздели! Война, блять, под трибунал пойдёшь!

- На, подавись, - Алёша отрешённо швырнул якорную цепь к сапогам полковника, - Сгодится, всё же северный флот, не хуй собачий… И стал быстро уходить по улице.

Всё поменялось, особенно звуки. Здесь рядом река и пруд, а на нём утки и чайки. Вот они летят, большие белые птицы. Хотя почему белые? Их крылья блещут дивными карминно-красными блёстками, причудливо завиваясь в фиолетовые восьмёрки. А голоса? Разве вы не слышали, как чайки приятно ревут на контроктаве, а быстрые розовые стрижи басовито отвечают им на полтона выше? Окна домов на зелёных пятиэтажках размягчились и горячим воском принялись стекать вниз, на тротуар, где синие урчащие вороны нелепо размахивая кастетами в скрюченных лапах бросились отвоёвывать добычу у смешных, вооружённых финками белок. Мир стал напоминать вкусный ореховый торт, весело булькающий в огромной кастрюле с красной смородиной, помешиваемой заботливой рукой матери-хозяйки, где любовный покой лишь изредка прерывается войной между чёрной и белой смородиной, а красная мирит их, нацело развариваясь в кипятке… «Храмовое зелье, новейший психоделический коктейль используемый для соития с богом» - одна часть Алёшиного мозга хладнокровно отметила этот факт, а другая бурно запротестовала – «Контрабасы весной всегда

возвращались из тёплых стран и выводили потомство, разве ты сам не кормил с руки молодых воркующих скрипок, так нежно поющих в ночном лесу?». Сколько он надышал там, в храме? Плюс два с половиной по шкале Шульгина, а может и выше? Это уже плато, или действие усилится? Мозг окончательно раздвоился – большая часть находилась в гигантском цветном калейдоскопе, а меньшая небольшими фрагментами вырывала реальность из бытия. Или бытие из реальности. И как мелкую частность Алексей отметил наличие несомого им пакета с последней бутылкой «Балтика 9».

«Неплохой трип. А где Бог? Самое время рухнуть ему с небесной тверди дабы предъявить свою реальность тем бабам в платках и юбкам в пол, что облизывают доски с его изображением.» - Алёша с любопытством всматривался в очередную психоделическую галлюцинацию на розовом небе – «Хотя их вроде трое. Бог Сын, Бог Отец и кто ещё там, Бог Дух? Вот у меня было три бутылки «Балтика 9», две я выпил и разбил, сколько осталось?» Казалось, простая детская задача по арифметике для Алёши, математика по образованию, неожиданно превратилась в непреодолимый барьер. Он пробовал составить отображение конечного множества богов на конечное множество бутылок «Балтики», но математический анализ скручивался в змеиный хвост и злобно шипя уползал в ближайшую подворотню. К тому же время остановилось. Между шагами проходили долгие недели, колесо проезжавшей мимо машины вращалось не быстрее секундной стрелки. Или вот эта маленькая продолговатая галлюцинация на небе, что летит прямо на меня? И вой сирен. Нет, я знаю, как они воют, но сейчас они просто булькают. По новым канонам, граждане в момент воздушной атаки должны выбегать на улицы и молиться на Храм Господень, дабы отвести вражеские ракеты от святых алтарей, приняв удар на себя. Разве это неправильно? Интересно, куда эта штука летит?

Повернувшись (за вечное время) он упёрся в рекламный щит. А может и не рекламный. С щита на него смотрел Бог. Грозно и задумчиво. «Я спасу тебя, Алёша» - сказал Бог и с силой ударил Алёшу в лоб. И спас его. Толстый картон рассёк взрывную волну надвое, выгнувшись и треснув пополам, бросив нашего математика прямо под урну с окурками. «Сука, локтем то, как приложился, а? А где «Балтика»? Уфф, цела» - на этот раз рой мыслей пролетел быстро, настолько быстро, насколько ракета с вражеского дрона долетает до цели. Его вырвало. Прямо на рваное изображение ветхозаветного старца. «Бог, прости меня». «Не бери в голову, сын мой, это просто контузия, старайся поблевать ещё» - молвил Бог и дьявольски подмигнул Алёше коричневым глазом. Ещё и ещё, снова и снова, пока чужие бычки из перевёрнутой урны не поплыли в луже блевотины из утреннего чая и недавно выпитой «Балтики». Шум в ушах и пульсирующая боль над левым ухом -

«Под кислотой и контужен». С трудом опершись на локоть, он всмотрелся на Храм во Крови. Как ни странно, зрение улучшилось, пляшущие цветные треугольники пропали, и он достаточно чётко разглядел гигантское облако пыли прямо перед собой. Чёрный дым от горящего топлива красивыми клубами окутывал Храм, поднимаясь к высокому небу. Интересно, где полковник? Или уже майор? Воображение рисовало ему удивительную картину – разрыв пущенной с беспилотника ракеты аккуратно отстёгивает четыре звезды с полковничьих погон, понижая того до майора. Как несправедлива жизнь.

«Домой, домой» - та рациональная Алёшина часть подсказывала оглушённому организму бежать, пока его не убили. Надо встать и идти. И он встал. Медленно, на дрожащих ногах, обходя мусор и битые стёкла. Уже недалеко, почти совсем рядом. Несколько чужих, с хищными крокодильими мордами вертолётов низко кружились над городом. С них грохали пушки. Вот и его старая пятиэтажка. Только не упасть. Открытый подъезд и прежний пакет с «Балтикой» в руке. Зачем он его тащит? Может бросить? Рука захватила горлышко. «Нет, не бросай» - запищала бутылка, - «Я ещё пригожусь тебе». Совершенно обессиленный он рухнул на лавочку. Если бы можно позвонить Наташе, но связь не работает, она, наверное, давно ждёт его. Только немного отдохнуть… Небольшая, замаранная под камуфляж военная машина стремительно въехала прямо во двор, сломав песочницу и детские качели. Из неё выскочили двое солдат с длинными трубами на плечах и военный батюшка-наставник в рясе с большим нагрудным крестом, складным автоматом, подпоясанный ремнём с боекомплектом.

Бутылка 3 и последняя

- Бери на прицел! – скомандовал он, - Быстрее, быстрее! Заметив Алёшу, он с потемневшим от гнева взором, закричал:

- Почему не на коленях?! Где крестные поклоны на Храм?! Пьян, собака?!

Алексей слишком устал, чтобы ответить ему. В полной прострации он меланхолично рассматривал вентиляционные трубы на соседней пятиэтажке. Батюшка поцеловал крест и медленно оттянул затворную раму. И отпустил её. Механизм щёлкнул, приближая конец. «Всё» - подумал Алёша. Далёкий тяжёлый рокот внезапно усилился, из-за пятиэтажки неожиданно поднялась крокодилья морда чужой машины. «Один, два, три, четыре» - считал Алексей. И не досчитал до пяти – длинная пушечная очередь обрушилась с неба. Прямо в него… Почему он лежит на земле? И дым, опять этот невыносимый коптящий дым от горящего бензина. Соседняя лавка разбита вдребезги, рядом тела убитых солдат, разбитая и подожжённая машина. А

где батюшка? Так он же почти лежит на нём. Разодранная осколками ряса, и кровь, много крови. «Помоги мне, сын мой» - шепчет батюшка. Его единственная действующая рука продолжает сжимать автоматную рукоять. Белые, холёные пальцы медленно двигают дуло оружия прямо к Алёшиной груди. «Да, отец мой, сейчас» - шепчет он, но та, вторая рациональная его половина возмущённо кричит – «Блять, прижми ствол к земле, он ранен, ты справишься!». «Но батюшка свят, разве можно нести зло святому человеку?» - вопрошает первая половина, - «Разве Господь не учил нас любви?». Но что это льётся ему за ворот со скамейки? Пиво? Враг убил последнюю «Балтику»? Пальцы по одному зажимают горлышко разбитой бутылки. Так родные прощаются с близким человеком. Рваная мокрая этикетка «Балтика крепкая» на остром стеклянном зубе. Батюшка резко выгнулся, из волосатого рта были готовы сорваться проклятия. И одно движение двух Алёшиных рук – одна увела короткую автоматную очередь по стёклам соседней пятиэтажки, вторая - обрушила длинный стеклянный зуб «розочки» чуть ниже подбородка святого отца. Фонтан алой влаги толчками выплеснулся из порванной бороды, а затем медленно угас…

«Домой, домой» - последние метры он вполз в подъезд, обильно заливая пол кровью из рассечённой штанины. А вот и Наташа. Заботливо подняв Алёшу, она только спросила – «Идти сможешь? Нет? Я тогда дотащу» Она медик, в доме есть всё необходимое. Ближе под утро он заснул. Беспорядочная стрельба в городе затихала. Уже днём он подполз к выходящему на широкую улицу окну, осторожно выглянул. Отовсюду шёл дым. Несколько уродливых приземистых машин промчались мимо, лавируя между битыми легковушками. Где-то ещё постреливали. Громадный нерусский танк лениво выполз на середину дороги, немного постоял, и опустив пушку выстрелил. Вздрогнули стёкла, Наташа взвизгнула.

- Не кричи, ответил ей Алёша, а то денег не будет. И невесело засмеялся.