Раз.

Мама рассказывала, что у нас испокон веку в роду были близняшки. Это ген такой устойчивый. Вообще, у бабушки и деда в семье было шестеро детей, а близнецов – две пары. Только один мальчик умер во младенчестве, слабенький был. Сама мама не из двойни, а вот мои крёстные, тётя Рая и дядя Женя, как раз близняшки.
Вот и у моей мамочки родились две девочки одновременно. Только что-то там не заладилось – я быстро родилась и со мной всё в порядке, а Дашеньку щипцами тащили и повредили ей головку и позвоночник. Она с самого детства болела часто, худенькая росла, хрупкая. Конечно, мама жалела её больше, но я не ревновала ни капельки! Даша добрая, хорошая, ей и так не повезло, неужели я не отдам ей лучший кусочек и лишнюю конфетку?

Бегать быстро Даша не умела, мячик ловила плохо, но мои друзья-приятели знали – обидят Дашку, я сразу с нею уйду, ни за что играть больше не буду! Так все и попривыкли постепенно, что где я, там и Даша и никак иначе! Тем более, жили мы в посёлке, где все всё друг о друге знали, да и мамочка моя работала заведующей единственным магазином – с нею ссориться резону нет! Никто над Дашей не посмеивался, привыкли люди к её небольшим недостаткам. Зеркал у нас в доме больших не было, так, стояли на комоде у мамы и у нас в спаленке, небольшие зеркальца на подставках - там едва лицо помещалось. Вот и не приучены были мы с сестрой себя разглядывать. Росли и росли себе потихонечку. Всё время вместе - куда иголка, туда и нитка.
Один раз, нам было лет по четырнадцать, к соседям приехала родственница и сказала матери:
- Ох, Любка, до чего же жалко твою Дашутку! Как взгляну на Марью – такая невеста растёт, глаз не оторвать, а рядом эта бедняжечка кособоконькая, словно бледная тень! Вот горе-то какое!
- Никакого горя, - ответила мама, - У меня обе девочки хорошие.
И ушла. А потом плакала и молилась в закутке за занавеской.
А получилось так, что мы с Дарьей недалеко были и всё слышали.
Никогда прежде нам не говорили прямо в лицо, что мы сильно отличаемся. Наоборот, все твердили вокруг, будто я с сестрёнкой очень похожа.

С этого дня я стала замечать, что Даша себя постоянно в зеркало рассматривает, а мимо магазина идём – в витрину глядится. Один раз просыпаюсь от тихих звуков. А это Дашенька накрылась подушкой с головой и плачет тихонечко, скулит как щеночек – не хочет меня разбудить. Я рванулась вскочить и бежать к ней и вдруг испугалась чего-то. Лежу и понимаю, что сестра не хочет со мной делить своё горе, поэтому таится. Я не посмела к ней подойти, так и замерла, сдерживая дыхание, а уснула только под утро.
Стала я сильно за Дашу бояться и старалась, как могла, порадовать её. Всё готова была отдать, лишь бы утишить её боль. Мама это сразу заметила, но ничего не сказала, а только с моего молчаливого согласия стала Дашеньке вещи получше, подороже покупать, баловать её, а уж коли есть возможность, тогда и мне что-то перепадёт. А я и рада. Будто искупаю свою вину перед сестрой за то, что родилась здоровой.

Как же я не любила, когда нахваливали посторонние мою внешность! Наговорят всякой ерунды, а потом добавляют: « И ты, Дашенька, тоже симпатичная. Вы с сестрёнкой похожи» - будто подачку Дашке кидают, дескать, не волнуйся, мы и тебя не забыли! Даша после этого дуется на меня полдня, не разговаривает, а лицо такое разнесчастное, что сил нет терпеть. Вот и стала я огрызаться, перебивать и грубить, если кто-то начинал мне комплименты отвешивать.
Стали люди маме жаловаться на меня, говорить всякие гадкие вещи:
- Ишь, Наталья, зазналась твоя красавица-дочь. Хамит, пререкается! Неравно Бог разделил твоих девочек – одной досталась красота, при дурном нраве, а другой характер хороший!

Так и повелось у нас и в школе, и на улице – все знали, что я плохая девочка, злая и грубая, а Дашенька хорошая и добрая. Ну, а я только рада была – меня все ругают, а Дашу хвалят, вот и хорошо, так и должно быть! Вроде у нас снова всё стало поровну.