 Заладили, Пушкин, Пушкин, Пушкин, Пушкин... Да пошел он на хуй, этот ваш Пушкин!
 Точно!
 Сколько блядь себя помню, все меня тычут этим Пушкиным сраным.
 Верно!
 Пушкин то, Пушкин се, управдом краны чинить отказывается, потому что денег блядь нет, просишь починить по-хорошему, а он тебе, Пушкин что ли денег даст, в дверь куда-то войдешь без стука, а тебе — Пушкин стучать будет...
 Верно!
 Да меня еще в школе заебали этим блядь Пушкиным! Господи, эта училка сраная, ну, по-русскому, она меня затрахала в свое время им, вечно она приговаривала, что Пушкин это наше все... какое «наше»? Это ИХ все!
 Кого их? Училки по-русскому?
 Русских, кретин!
 А, понятно!
 Понятно ему! Эти блядь русские заебали всех блядь своим Пушкиным, хотя он вовсе не был русским.
 А кем он был?
 Ты что, совсем тупой?
 У нас не было уроков русского языка и литературы, я же младше тебя, это у вас они были. С каких хренов я должен Сам что-то читать об этом блядь Пушкине сраном?
 Ладно, рассказываю. Пушкин был негр.
 Настоящий?
 Стопроцентный. Как мы с тобой румыны, так и он негр.
 Значит, настоящий негр.
 Стопроцентный, я тебе говорю. Они его с дерева сняли.
 А кто же за него писал эти...
 Стихи? Да у него говно, а не стихи. Конек блядь Горбунек, про деда еще какого-то с длинной бородой, про дядю еще, про то, как этот негр кого-то встретил и у него все из башки вылетело, еще хрень какая-то. Руские говорят, будто бы он великий поэт, а он говно, и никому, кроме самих русских, на хуй не нужен! Но, почему-то, его сраный памятник у нас в румынском городе Кишиневе, а не у них, в их сраной Москве.
 Разве в Москве нет памятника Пушкину?
 Ты, блядь, его там видел?
 Нет. Но мы строили дом в Бутово, а там я вообще памятников не видел.
 Ну так в Москве и нет памятников!
 Ни одного?!
 Ты блядь хоть один видел?
 Нет, но я же жил в Бутово!
 Ты жил в строительном блядь вагончике, куда тебя, кстати, посадили русские.
 Точно! Ну то есть как... наш прораб, ну, который кинул нас с деньгами, он был молдаванин.
 Он им только назвался. А на самом деле был русский.
 Он говорил по-румынски.
 Значит, выучил по-скорому. Вот видишь на что только не пойдет русский, чтобы наебать молдаван!
 Точно... ты открыл мне глаза...
 Ни одного памятника на всю Москву, говорю тебе. Это же блядь народ дикарей.
 Поразительно... А у нас, в нашем маленьком солнечном Кишиневе, памятников с тридцать наберется.
 Да, Петрика, ты прав, и памятников кому?! Великим! Титанам! Людям, известным всему миру. Гога, миронеску, виеру, луческу, мандыкану, дойна и алдя теодоровичь, петреску... Мировая Элита! Это тебе не всякая хуйня типа Пушкина сраного, о котором знают только русские, да медведи, которых они по пьяни потрахивают!
 Вот уроды!
 Вот уроды!
Собеседники остановились, чтобы передохнуть. В вечернем Кишиневе пахло поздней весной. Жара в городе наступила, как всегда, внезапно. Поэтому парни, одетые еще по ранне-весеннему сезону, вспотели. На старшем, Иване Украинском, была теплая куртка, перчатки, и свитер с горлом, поднятым до середины лица. Младший, Петрика, был в строительной куртке с множеством карманов, военных штанах, и берцах. Иван нес стремянку, а Петрика — три ведерка с краской и кисти. Выглядели они как два маляра, что было само по себе удивительно — все маляры, штукатуры, и вообще строители, давно уже уехали в Россиию. Строить в Москве дома, и красить заборы этим диким русским, живущим в городе без памятников. Ивану было тридцать пять лет, он работал программистом, был патриотом Молдовы, и ужасно переживал из-за своих имени и фамилии. Как и все молдавские патриоты с русскими фамилиями, он искупал свою вину тем, что писал на местных форумах в интернете «русские пропили мозги, бухаха», но этого было недостаточно. Поэтому Иван и предложил своему младшему школьному приятелю, Петрике Кройтору, совершить подвиг...
 Давай раскрасим бюст этого сраного Пушкина, который до сих пор почему-то в Кишиневе стоит, в цвета румынского флага, - сказал он.
 Зачем? - спросил туповатый Петрика.
 Чтобы показать этим русским сраным, что Кишинев это румынский город, - сказал Иван.
 Настоящий европейский чистый город, а не какой-нибудь сраный грязный Нижний Тагил, - сказал Иван, споткнулся в выбоине асфальта, которую не разглядел из-за отсутствия уличного освещения, и упав, ткнулся рукой в собачье говно.
 Вот суки блядь, - сказал он, вставая с помощью друга, - все засрали своими русскими блядь собаками...
 Да, полно русских, развелось их тут, - сказал Петрика. - Полный Кишинев русских...
 Их тут нет! - сурово поправил его Иван.
 Верно, - сказал запутавшийся Петрика. - Но откуда тогда здесь собачье говно?
 Они во всем виноваты, но они есть, только когда они виноваты, - сказал Иван.
 Собаки или русские? - спросил Петрика.
 Это одно и то же, - угрюмо ответил Иван.
Парни перекурили и зашли в центральный парк города. Где-то там, посреди клумб и газонов, возвышался бюст ничего не подозревавшего и заебавшего молдаванина Ивана негра Пушина.
 Может, просто поссым на него, да и все? - негромко спросил Петрика, когда друзья подошли к бюсту.
 Да ему наплевать на это, он же бронзовый, - ответил Иван.
Парни стали расставлять стремянку. В парке никого не было, потому что прогуливаться в нем после шести вечера было довольно опасно. Шалили бандиты. Тех, кто улизнул от бандитов, добивала полиция. Но Петрика и Иван сделали себе фальшивые удостоверения работников городского хозяйства и рассчитывали отбиться и от одних и от других. Иван поглядел на Пушкина оценивающе, сплюнул, и полез на стремянку. Начал он с красной краски и прически. Работа шла споро. Классик глядел на Украинца с удивлением. Да пошел ты, Пушкин сраный...
 Иван, - негромко окликнул его Петрика.
 Что, Петрика? - спросил Иван.
 Я нахо... - начал было Петрика, но замолк.
Иван обернулся, балансируя, и увидел человека в полицейской форме, который надевал наручники на бесформенно сложившегося на траве Петрику. Полез в карман за удостоверением, и хотел было соврать насчет плановых работ, но полетел на землю. Это легавый выбил ударом ноги стремянку из-под Ивана.
Последнее что увидел Иван перед тем как отключился - бюст Пушкина злорадно подмигнул...
ххх
Первое, что увидел Иван, когда открыл глаза — Петрику без штанов и полицейского без штанов...
 Паритет, - подумал Иван.
Но полицейский был в более выгодном положении. Они с Петрикой любили друг друга. Это мягко говоря. По правде, полицейский трахал Петрику, привязанного к столу. На лице у Петрики была, почему-то, маска Бетмена, и во рту торчал большой черный шар. Это чтобы не орал, догадался Иван и хотел было закричать. Увы, такой же шар торчал во рту и у него. Надеюсь, подумал Иван, - лихорадочно пытаясь понять, что случилось, - это будет единственным сходством в моем и Петрики положении в этот вечер...
Петрика беспомощно мычал. Иван огляделся. Он был привязан к стулу. Находились они в каком-то «обезьяннике». В помещении никого, кроме них троих, не было. Мент был довольно крупным — но это не пугало, Ваня и сам был крупный и обрюзгшим парнем, - с шрамом в поллица.
 Отто Скорцени, - подумал Иван, и подумал, что подумал уже второй раз за вечер.
Трахая Петрику, полицейский глядел в глаза Ивана и улыбался.
 М-м-м-м, - сказал Иван.
 Вы нарушили закон республики Молдова, - сказал мент, - и понесете суровое наказание, парни.
 М-м—м, - сказал Иван.
 Потерпи сладкий, - сказал легавый Петрике, и с хлюпаньем рассоединился.
Иван от звука страдальчески поморщился. Мент похихикал и освободил Ване рот.
 Вы не имеете права поступать так с нами из-за вашего сраного Пушкина, засовывать нам в рты эти сраные черные резиновые блядь шары, мы поступали по совести, мы двое бессарбских румын выполняли долг всякого уважающего румы... - затараторил Ваня.
 Остынь, - на хорошем румынском сказал мент, и заткнул Ване рот таким ужасным способом, что бедный парень пожалел, что это было сделано не шаром.
 Да-да, о, да... - сказал задумчиво полицейский, после чего с характерным хлюпающим звуком покинул Ивана и вернулся к Петрике.
Ошарашенный Иван, с которым это случилось впервые в жизни, - причем во всех смыслах, поскольку Флоричика его оральными ласками не баловала, - пустил слюни на подбородок. После чего вдруг дико заорал. Легавый похихикал, снова встал за Петрикой, - изредка отходя к Ивану — и мучения парней продолжились.
Где-то через два часа ребята все поняли.
Они в лапах маньяка.
ххх

 Вы блядь пидоры! - сказал мент, когда сделал перерыв, чтобы покурить. - Какое право вы имели в мое дежурство красить этого ебаного Пушкина?!
 Мы хотели доказать свою румынскую идентичность, - плача, ответил Иван.
 Так и доказывали бы не в мое блядь дежурство, - сказал мент.
 Русская сука, - сказал с ненавистью беспомощный Петрика, - мы освободимся и я убью тебя.
 Я румын, - гордо сказал мент, несильно ударив Петрику по спине дубинкой, - а за суку ответишь. Я блядь воевал в Приднестровье, получил контузию второй степени, пока вы, пидарасы, в тылах отсиживались.
 Мы не пидорасы, - без особой уверенности возразил Иван.
 Точно, - сказал мент, - ты еще не совсем.
После чего настала пора Ивана постоять у стола.
 Да-да, - приговаривал мент, - о, да. Да-да-да-блядь, суки вы блядь ебанные, как я же вас блядь русских ненавижу...
 Мы румыны, - плача ответил Иван.
 Вы румыны? - спросил мент, орудуя в Ване собой, а в Петрике дубинкой.
 Мы румыны! - плача, ответил Петрика.
 Ах вы румыны, - пыхтел мент, - так ведите себя блядь как румыны, а не как говно цыганское.
 А как ведет себя цыганское говно? - спросил изрядно подуставший Петрика, который понял, что дубинка это еще хуже чем...
 Оно воняет и говорит по-цыгански! - заорал мент.
 А еще? - спросил Иван, поскуливая.
 А еще оно задает слишком много вопросов про цыганское говно! - заорал мент, и ударил Ивана по затылку.
Правда, потом объяснил, что это параксизм страсти, и во время оргазма с ним всегда так. Иван понял.
Под утро полицейский заставил парней сделать «бутербородик», и читать стихи Эминеску, пока он их трахает. Потом запер в какой-то каморке, заткнув рты шарами. Вечером все продолжилось...
Время шло. Полицейский называл их своими Шахерезадами... Ребята узнали, что его зовут Джику Мындреску, что он слегка тронутый, любит танцевать голый и в ботинках на столе, ему нравится щекотка — ну, специфическая щекотка кое чем кое где, - стихи Эминеску, и румынский морской курот Байе, куда он даже пообещал свозить Ивана на лето, и купить там ему новый цельный купальник...
На третий день полицейский заставил ребят изобразить позу «Аист несущий рыбу в клюве как рыба, несущая в пасти аиста» под музыку из кинофильма «Криминальное чтиво», со вставками Бреговича, и с чтением произведений Октавиана Гоги нараспев.
Смеясь, легавый называл это «нашей балканской мультикультурностью»...
На четвертый день на столе Петрика сказал шепотом, скосив глаза за спину:
 Знаешь, а он ничего. Ну, чисто в сексуальном плане, я имею в виду.
Иван горько сплюнул.
ххх
На восьмой день Иван задушил полицейского.
Джику всего на мгновение утратил бдительность, и этого хватило. Он ослабил наручники на Иване, попросив «помассировать спинку», пока он обрабатывает Петрику. Делая неутомимому маньяку массаж, и зачитывая вслух из «Воспоминаний детства» Крянгэ, Иван поднял руки повыше к шее и совершил рывок. Терять было нечего, Ваня понимал, что после случившегося мент их не отпустит. Застрелит и зароет где-нибудь...
 Апрых, - сказал Джику.
 Больно же! - сказал Петрика.
 Больно?! - сказал Иван.
 Апрых, - сказал Джику.
 Да мне блядь по хуй, - сказал Иван, - больно ли педику, который нас блядь неделю трахал, ты что, совсем поехал? Да пусть ему Будет больно!
 Мне больно! - заорал Петрика. - Он же блядь до сих пор на мне!
Иван пригляделся. Получилось и правда неловко по отношению к Петрике. Но выхода не было, иначе легавый мог бы очнуться. Пришлось додушивать Джику прямо на друге. Джику подергался еще немного — Ивану даже показалось, что стоны Петрики в этот момент были не только болезненными, но он отогнал от себя эти мысли, - и затих. Ваня попинал немного его труп ногами, а потом расстегнулся.
 Что ты делаешь?! - спросил Петрика.
 Трахну его в жопу! - мрачно ответил Иван.
 Ты что, гомик?! - спросил Петрика.
 Блядь, есть варианты? - спросил Иван.
Петрика подумал слегка, и тоже расстегнулся...
Потом, обоссав труп оттраханного Джику, парни, пошатываясь забрали свою одежду, и выбрались из обезьянника. Был вечер. Смеркалось. Ребята купили по пиву, и выпили по бутылочке. Потом взяли большой пятилитровый баллон. Пиво было невкусным, но ребятам было лень обсуждать этих русских, которые везде нагадили — даже в молдавское пиво ссут. В глаза они друг другу не смотрели...
 Наверняка отпечатки пальцев найдут, - сказал угрюмо Петрика.
 Свалим все на аффект, - сказал Ваня.
 Да и невыгодно им поднимать шум вокруг такого дела, - подумал вслух Иван, - мертвый педик -мент с наручниками в жопе, убитый своими жертвами, которых похитил и трахал...
 Иван, - робко сказал Петьрика, - а что мы будем делать теперь со всем этим?
 С чем? - спросил Иван.
 Ну, с Этим... - сказал Петрика.
Парни неловко помялись. Ситуация складывалась и впрямь экстраординарная... Иван подумал немного, а потом вдруг порывисто притянул к себе Петрику и поцеловал друга в губы. Растерявшийся Петрика поначалу застыл, а потом ответил. Все равно Флоричика не делает минет, и готовит дерьмово, подумал Иван, увлекая любимого в темный парк.
... потом новая влюбленная пара, застегиваясь, вышла на аллею парка.
 До рассвета еще целый час, - сказал Петрика. - Что будем делать?
Иван подумал, и предложил:
 Давай докрасим памятник Пушкина!

КОНЕЦ