- Сволочи, - батя допивает вторую бутылку пива, – всю Россию разворовали, суки.
Батя сидит на кухне, положив локти на стол, радиоприемник настроен на «Эхо Москвы».
-Куда ни глянь, везде они.
Я пью кипяченую воду из эмалированного чайника.
-Кто?
Батя вырывает пробку из очередной бутылки.
-Жиды, сынок, кто же еще.
-А-а, понятно.
Я ставлю чайник на место и иду в зал.
Мать парит ноги в глубоком тазике, методично щелкая кнопками пульта дистанционного управления. Картинка на экране меняется с интервалом в 3 секунды. Останавливается на канале «Культура». На экране плешивый министр одноименного ведомства с повадками Айвора Куильти щиплет взглядом молоденькую интервьюершу с пышным начесом на тыквообразной голове.
-Вань.
-Ну.
-У нас «Валокордин» остался?
-Был где-то.
-Накапай мне капель десять.
Снова иду на кухню. Батя все так же сосредоточен на радио-эфире, бутылка пива
наполовину пуста. Открываю холодильник, достаю «Валокордин».
- …приехали, мечетей своих понастроили, куда ни глянь, везде они. Шаурма, лаваш, сидят на корточках, как воробьи и все на жизнь свою жалуются. Я вчера на почте был, видел, как один такой к себе в Туркестан тысячу переводом отсылал. Слышишь, «тысячу»! Не рублей- долларов, мне таких денег за год не заработать…
Маслянистые капли «Валокордина» оставляют на поверхности воды
кляксообразные размывы.
***
-Спасибо, сынок.
Мать принимает из моих рук стакан и, морщась, проглатывает содержимое.
-Вань, а кто та девочка?
-Которая?
-Мне соседка сказала, видела тебя на речке.
-Знакомая.
-А зовут как?
-Лена.
-Елена, хорошее имя. Порядочная?
-Что?
-В семье у нее как?
-Не знаю, не спрашивал.
Отношу стакан на кухню. Батя, уткнувшись лбом в стол, спит. Пустая бутылка стоит рядом, через выпуклую призму зеленого стекла его бугристый нос напоминает клубень молодого картофеля.
Выкидываю бутылку в помойное ведро. В прихожей хлопает входная дверь.
-Вань, отец дома?
Дядя Паша Свиридов скидывает нечищеные сапоги и появляется в дверях с бутылкой «Столичной» в руке.
-Ба! Никак спит? Сейчас-то мы его и разбудим.
Поворачивается ко мне.
-Праздник у меня, Ванюша, серебряная свадьба, юбилей. Грех не выпить.
-А почему не дома? Не с женой?
-Чудак-человек. Мы с ней 25 лет бок о бок, успею. А с кентом выпить- самое то по этому поводу. Кент же, он что…
Дядя Паша наклоняется ко мне. В нос бьет запах перегара и гнилых зубов.
-…кент – святое. У нас на зоне такое понятие было «кент- пачка сигарет, которая курится всю жизнь», а жена… За жену понятий нет, за кусок пизды вестись- это даже западло. Понял?
Когда выхожу из кухни, слышно, как дядя Паша тормошит отца.
-Сергеич, вставай, что разлегся? Время уж до ели, а мы еще не ели. Опа! Презент! Поднимайся давай.
***
У меня в комнате холодно, отопление еще не работает, хотя уже и середина ноября. На улице лежат проплешины сугробов. Сакраментальное: «С наступающим!» начинает звучать все чаще. По телевизору транслируют рекламные ролики с бородатыми Дедами Морозами, призывающими покупать минеральную воду, и сексуальными Снегурочками, нахваливающими гигиенические тампоны.
Я достаю из-под матраса початую бутылку водки и делаю глоток из ствола. Кладу ее на место и сажусь за уроки. Завтра три пары: «Русская литература», «Философия» и «История России». Открываю первый же попавшийся под руку конспект.
«…Мейерхольд в своей новаторской системе биомеханики стремился к созданию не только нового типа актера, но и идеального «нового человека», отвечающего революционной теории. Упор всегда делался не на личность, а на группу…».
Звонит телефон. Я механически поднимаю трубку.
-Витек? Ну… Минут через сорок на «Продуктах».
Переворачиваю страницу. В углу тетрадного листа моя неудачная карикатура на декана, которому какой-то остряк-самоучка пририсовал ослиные уши и отвисший член с волосатой мошонкой.
***
Витек пьет водку из пластикового стаканчика. Запивка - лимонад «Зеленое яблоко»- на вкус еще более отвратная, чем водка, осадок на дне пластиковой бутылки напоминает мыльный порошок, который в период перестройки народные умельцы не гнушались добавлять в разливное пиво. На скамейке, где мы сидим, лежит уже чуть подтаявший снег. В детстве почему-то видел снег белым и пушистым, сейчас, когда мне двадцать два, он всегда серый, похожий на половую тряпку.
-Ну как?
Витек жадно пьет лимонад.
-Ацетон, бля.
Водка обжигает мне верхнее небо, но я не подаю вида.
-Да не так уж и плохо.
Выбиваю из пачки сигарету. Закуриваю.
-Слушай, Вань, давно тебя хотел спросить, что у тебя с Ленкой?
-Тебе не по хуй?
Витек гугниво ухмыляется.
-Странный ты стал в последнее время, Вань. Морозишься. Влюбился, что ли?
Я отмахиваюсь. Витек отводит глаза в сторону.
-Да ладно, не дуйся, я так спросил. Думал, у тебя проблемы или что…
-Или что.
***
Я выкидываю бычок и шуршу стаканом.
-Налей.
Витек льет щедро. На три пальца.
-Лимонада по верху плесни.
-Дурак, как потом домой пойдешь? Пропалят ведь…
-По хуй.
Газированные пузырьки бьют в нос, я неприятно отрыгиваю спиртным и перевожу дыхание.
-Завтра у Тараса родичи к тетке валят, он пьянку решил закатить. Идешь?
Я морщусь.
-Да ну.
-Со своей пойдешь гулять?
-Да пошел ты.
-А ты ее ебал?
Витек жаждет увидеть мою реакцию, его скулы в надежде подрагивают, лицо вот-вот расползется в глумливой ухмылке.
Я выхватываю из его рук бутылку и, отхлебнув из ствола, бросаю ее на снег.
-Иди ты.
-Ты что, ебанулся! Там еще половина осталась.
Я встаю и, не оборачиваясь, ухожу. Идет мокрый снег, вода в ботинках противно хлюпает.
***
Ленка. Ленка, она такая… смешная что ли. Мне и поговорить-то с ней не о чем. Восьмиклассница, прям как в песне. Не девочка, мультик ходячий. И пахнет от нее, как от щенка – молоком.
Тушу сигарету о кирпичную стену. Ее дом, рыжая пятиэтажка. Ленка тоже рыжая.
У нее третий этаж. Стены в подъезде исписаны «хуями» и «гробами». На втором живет Славик Присяжный, я с ним в одном классе учился, даже на бокс ходили вместе, потом он в параллельный класс перешел, когда делиться стали на группы по языку. Я изучал немецкий.
***
-Эй!
Поднимаясь на крыльцо, я оборачиваюсь на крик.
Сутулый мужичонка лет тридцати в тапках на босу ногу и пустым мусорным ведром просит прикурить.
-Ты к Ленке?
-Тебе какое дело?
Большой палец соскальзывает с колесика китайской зажигалки.
-Не парься, я так, из интереса. Я тебя часто здесь вижу. Меня Толяном, кстати, зовут.
-Иван.
На ощупь его большая богатырская ладонь чересчур мягкая, поверх костяшек выцветшая татуировка - полукруг солнца с прямыми отрезками лучей.
-Если что, какие проблемы, сразу ко мне обращайся, меня тут все знают. Ты как… выпить хочешь?
-Нет.
Толян переминается с ноги на ногу.
-А десятки не будет? Я отдам, как только, так сразу, хули там.
Шарю в карманах.
-Голяк.
Толян хлопает меня по плечу.
-Ну, хоть сигаретой угостишь? А то у меня «Прима», рот весь в табаке, что лесопилка в стружках.
Открываю пачку, он вытягивает три штуки.
***
Дверь в Ленкину квартиру обита тонким дерматином, черная кнопка звонка оплавлена по краям. Наверное, спичками прижгли. Нарисованная простым карандашом стрелка указывает на кнопку, сверху пояснительная надпись «шлюха». Слюнявлю рукав куртки и старательно стираю надпись. Звонок противно дребезжит. Дверь открывает Ленкина мать, полная женщина лет сорока.
-Лен, к тебе.
Голос у Ленкиной матери прокуренный и скрипучий, между пальцев, как переходящий кубок, дымящаяся сигарета.
Ленкина мать никогда не пускает меня в дом. Стою в подъезде, ковыряя ногтем серую известку стен. Маленький ее кусочек падает на ступеньки и распыляется белым порошком.
Ленка выходит на порог. Вытянутый полосатый свитер, растрепанные волосы. На указательном пальце полоска лейкопластыря.
-Привет.
Она нехотя чмокает меня в щеку.
-Как твои дела?
Я стараюсь не дышать перегаром в ее сторону.
-Нормально. А твои?
Ленка поправляет свитер.
-Нормально. Только вот палец порезала, когда рыбу чистила. Мама карпа купила живого, он у нас в ванной почти день плавал. Смешной такой, на тебя похож.
-Значит, уху варить будите?
-Нет, мама сказала лучше пожарить, с гречневой кашей.
Я невольно выпячиваю вперед губы. На карпа похож, смешной…
-Значит, гулять не пойдешь?
Она мотает головой.
-Ты завтра приходи, завтра у меня дел никаких. А через неделю нам телефон обещали поставить. Правда, здорово?
-Ага.
-У тебя номер какой?
Я механически перечисляю искомые числа.
-Хорошо. Я запомню, у меня память хорошая. Я стих за пять минут выучить могу за просто, все в классе завидуют. Когда телефон поставят, каждый день будем разговаривать, правда?
-Ну, ладно я пошел. Пока.
Ленка улыбается одними губами и захлопывает дверь.
На скамейке у подъезда встречаю Толяна. Он подмигивает мне, между его ног стоит бутылка с самогоном. Говоря «самогон», имею в виду разведенный водой спирт, подкрашенный растворимым кофе «Пеле».
-Здорово, басота, выпить хочешь?
Он сует мне под нос бутылку. Я делаю глоток.
-На, закуси, любовничек.
Толян протягает мне ириску.
-Спасибо.
Сую конфету в карман. Толян кутается в заношенное драповое пальто.
Я смотрю на ночное небо, потом опускаю глаза вниз. Осенняя слякоть таит в себе уличный мусор и несказанные слова. Несказанное - оно ведь самое главное…
-Ну, я пошел.
Толян с размаху бьет по моей ладони.
-Счастливо! Не подыхай, басота.
Иду по улице, пиная носком ботинка мятую жестянку. Завтра в институт, электричка, Киевский вокзал, глухонемые в тамбурах и белорусские зонтики по 120 рублей. Витек выторговал такой за стольник, до сих пор работает.
