Начало здесь: http://gonduras.net/index.php?a=1413

Случай им скоро представился. Однажды рассказал царь Махараш, что приснился ему загадочный сон. Будто стреляет он в ястреба, а тот взрывается тучей алмазов и осыпается на вспаханное поле. И будто бы приказывает Махараш алмазы собрать – а они в землю уходят, и вот их уже нет.

И спросил Махараш у волхвов: к чему бы этот сон? А волхвы: "Глупы мы, государь – не знаем, государь. Может быть, Асон тебе растолкует?"

Увидел Асон, что деваться некуда. И сказал: "Ваше Величество, сон и в самом деле непрост. Дайте мне в тишине посидеть, до утра подумать, а тогда и ответа спрашивайте".

Отпустил его Махараш домой. Там он Марине царский сон пересказал, а она говорит: "Досада какая! Что же царь ваш так рано проснулся? Поспал бы он ещё минуточку – прошёл бы денёчек, и из пашни мальчик бы проклюнулся!"

Поутру явился Асон к царю и объявил: "Ваше Величество! Сон ваш предвещает, что сегодня родится у вас наследник!" Так оно и вышло: в самом деле, к вечеру одна из царских жён мальчика родила. А у Махараша до тех пор сыновей не рождалось, одни дочки. Потому возрадовался он, Асона милостями осыпал и назначил придворным толкователем снов.

Асон этой должности и рад, и не рад был. Волхвы-то его теперь люто возненавидели, каждый день на него клеветали, порчу на него пускали, народ против него подбивали. Асон уже не раз подумывал в другое царство перебраться, да Махараш его отпускать не хотел. Говорил: если ты уйдёшь – я обижусь; а если я обижусь – ты никуда не уйдёшь. И Асон смирялся и оставался.

А Марина исправно все сны разгадывала и ни разу не ошибалась. Асон её от волхвов берёг и никому о ней не сказывал. Жила Марина взаперти и в одиночестве, но нимало этим не тяготилась. Всегда весела была, всегда Асона радовала, но вот только не росла, хоть и ела за двоих. Причину Асон понять не мог, и лекарей позвать не мог – кого же позовёшь, если все кругом враги?

И вот однажды случился у царя тревожный сон. Будто служанка по лестнице большое зеркало несла, и будто отразился он в этом зеркале. И тут же оно трещинами покрылось, и стало в нём лицо уродливое и как будто бы чужое. И ужаснулся царь, и отшатнулся, и проснулся.

Велел он Асону этот сон растолковать. А Асон говорит: "Отпустите меня, Ваше Величество. Стар я стал, трудно мне, ничего не понимаю, на покой пора". Махараш говорит: ладно. Растолкуй этот сон – и ступай на все четыре стороны, дам тебе охрану и провожу с почестями. А не растолкуешь – тогда проваливай. С позором и без охраны. И за жизнь твою я ручаться не буду.

Пришёл Асон домой, рассказал Марине про царёво зеркало. А она и говорит: "Что же это у царя сон такой некрепкий? Поспал бы ещё полминуточки – вгляделся бы в зеркало. Там бы лицо её появилось, и он бы без тебя всё понял".

Асон сказал: "Это понятно, что лицо её должно было появиться. А вот можешь ли сказать, как её зовут?"

Марина сказала: "Не могу. Но знаю, кто может. Мой старший брат умеет такие сны досматривать и по лицам имена вычитывать. Это надобно у него спросить".

Побледнел Асон при этих словах и испариной покрылся: уразумел он наконец, кто таков был Макар, подушкой удавленный. И сказал он: "Вот что, Марина: убил я твоего старшего брата. Теперь ты это знаешь, так что сама решай, то ли тебе со мной ехать, то ли без меня оставаться. А я уезжаю прямо сейчас, пока ещё ночь на дворе и никто не видит. Знал бы имя, никуда бы не торопился; а без него жизнь моя на волоске висит".

Марина рассмеялась: "Экий ты выдумщик! Брата моего убил… Да разве ж Макарку убьёшь? Он в огне не горит и в воде не тонет, и не дышать умеет сутками, и сердце умеет останавливать, и раны на нём зарастают любые и всякие. Если хочешь знать, Макар в ту ночь вместе с нами уехал. И всё это время в твоём доме жил, и сейчас вместе с нами сидит невидимкой, нашу беседу слушает. Эй, братец милый! Пожалей дядю Асона, открой ему её лицо и имя!".

И тут как бы из ниоткуда Макар появился. Не улыбался он, глядел сурово. И сказал: "Злодей твой дядя Асон, пусть получает по заслугам!" Марина возмутилась: "Да не злодей он, а просто меня любит и бережёт! А ты наглец и невежа, с ходу его пугать начал. Попросил бы по-доброму, объяснил бы по-простому, и ничего бы вот этого не было".

Макар от этих слов ничуть не смягчился. Сказал: "Важно, что это было. И нет у меня теперь причины с дядей Асоном по-доброму говорить. А предложу я вам на выбор: либо ты сейчас со мной уходишь, а я ему на прощание имя скажу – либо ты с ним остаёшься, завтра его хоронишь и тоже со мной уходишь. Вот моё слово, и я от него не отступлюсь".

Марина побледнела, губу закусила. "А что, - говорит, - если я прямо сейчас с ним уеду?" Тут Макар улыбнулся и говорит: "Ты в окно посмотри".

Глянули Асон с Мариной на улицу – а там десятка два басурман, и все при оружии. Будто собаки медведя обложили – только и ждут, чтобы побежал.

Марина взмолилась: "Братец любезный, не будь таким жестоким. Помоги дяде Асону - и позволь мне, пожалуйста, с ним ещё пожить. Ему ведь недолго осталось: поживёт лет тридцать, а там я ему глаза закрою и к нашим вернусь. Он же один на свете, и я у него одна".

Насупился Макар: "И охота тебе с калекой возиться, золотые годы терять? Тебе учиться надо, а ты тут прохлаждаешься. Через тридцать лет тебе двести исполнится, в таком возрасте уже многому не научишься. Послушай меня, пятисотлетнего, уж я-то больше понимаю".

Вздохнула Марина и сказала: "Ну, что ж, прощай, дядя Асон. Сам видишь, братца моего нынче не переспорить. Хорошо мне у тебя жилось и за всё я тебе благодарна. А более всего благодарна, что ты под юбку ко мне не лез, всё дожидался, пока я подрасту. Да только зря ты ждал, я ведь всегда такая буду, до самой смерти. Прости, что сразу тебе не сказала".

Хотел Асон заплакать, да не смог. Смог бы – наверно, легче стало бы. Но не такой он человек был, он и мать без слёз похоронил. Собрал он вечным детям узелки в дорогу, выдал им лошадей и проводил за ворота. Басурмане поодаль прохаживались, косые взгляды бросали, но приблизиться не осмелились – не время ещё. А Асон на дороге постоял, пока всадники из глаз не скрылись, и стало у него на душе светло и спокойно, как после смерти.

И направился он прямиком во дворец. Басурмане за ним последовали: близко не подходили, но и не отставали. Явился, слугам доложился, они царя разбудили. Вышел Махараш раздражённый и недовольный: что, мол, за дело такое срочное? не могло до утра подождать?

Асон ему говорит: "Дело у меня такое: узнал я разгадку твоего сна. Дорого она мне стала, но и тебе недёшево обойдётся. Отпусти своих слуг да пойдём-ка в сад – это дело не для чужих ушей.".

Удивился царь Асоновой дерзости, но сделал всё, как он велел. И рассказал Асон царю, что зеркало означает его дочь Амалию. Зеркало треснуло – дочка девственности лишилась, вот и весь сказ.

Каменным сделалось лицо Махараша: "Не жить тебе, Асон, если соврал!" Но Асон и бровью не повёл. "Пойдём, - говорит, - к твоей дочери в спальню, сам всё увидишь".

Поднялись они по лестнице, постучали в двери. Служанка им открыла и палец к губам приложила: тише, мол, почивает наша девочка. А Амалия и в самом деле спит как ангелочек, и на лице у неё покой и святая невинность.

Поглядел Махараш на дочку – и толкнул Асона в бок и приказал злобным шепотом: "Сей же час вон из спальни! Негоже тебе, собаке, здесь умирать!" А Асон ему отвечает: "Зря ты, царь, меня собакой назвал – ну да ничего, пусть твои боги тебе простят. А только всей правды ты ещё не видел, всю правду я тебе сейчас покажу".

Подошёл к служанке и подол ей задрал – а там прибор как у жеребца, висит-болтается! Махараш застыл ошеломлённый – а жеребец-то встрепенулся, толкнул Асона влево, царя вправо, и бегом из спальни! Но Махараш проворней оказался: ухватил подлеца за волосы и глотку ему перерезал. Амалия с постели вскочила, дурным голосом заорала. Махараш к ней подлетел, одним ударом на постель свалил, кинжал окровавленный над ней занёс –

но тут Асон его руку остановил. И сказал: "Погоди, государь, Амалию жизни лишать. Отдай ты лучше её мне в жёны – и смертоубийства избежишь, и позор свой надёжно спрячешь".

Вытер царь кинжал и спрятал его в ножны. И сказал: "Будь по-твоему. Только ежели она идти за тебя откажется, я её всё-таки зарежу". А Амалия на кровати сидит, от страха дара речи лишилась, только головой кивает: согласна, мол, согласна!

Так и сделался Асон зятем басурманского царя. Махараш ему пышную свадьбу устроил, два города и семь деревень в приданое дал. А вскоре после свадьбы отправил Асона и Амалию с глаз долой из сердца вон, и до самой смерти их не навещал, да и у себя принимал с большой неохотой.

Поселился Асон с молодой женой в подаренной вотчине, стал там княжить да править, детьми обзавёлся и до внуков дожил. Был ли он счастлив? Едва ли. Что за счастье нелюбимому с нелюбимой жить? А может, и слюбились они со временем, всякое ведь бывает.