Книга Корешей. Книга ЖУК. Глава 4 Рассказы всякие::Винсент Килпастор
Я опух на жесткой шконке в кливлендской городской. Сквозь решетки не было видно ничего, кроме соседней хаты. В ней расположилось два негра, хотя камера была явно одноместная. Камеры американские обычно стремятся к размерам среднего грузового лифта. Все рассчитано гребаными рационалистами до сантиметра. Впритык по санитарным нормам. В американских камерах я понял значение термина «клаустрофобия». Вас не надо пытать или бить по пяткам. Просто посадят в шкаф с еще одним телом и вы научитесь нажимать на смыв точно в тот самый момент, когда говно проходит через сфинктер. Не насилуют вас там — а ебут в жопу — описанным способом. Ничего так не ломает как животное унижение, стыд за то что ты воняешь, когда срешь. Впрочем, можно не срать. Попробуйте.
Возможно негры и не были преступниками, но большинство белых, увидев негра в клетке невольно вздрагивает. Толстый негр лежал на шконке и смотрел в потолок. Худой негр лежал на полу рядом и пытался спать, кутаясь в тонкую синтетическую толстовку «Академикс».
- Трамп-чмо — сказал я громко, стараясь им понравится. - Я тут исключительно из-за него. Депортируют наверное теперь, хлопцы.
- Депор — что? Спросил толстый, глядя в потолок.
- Депор-дьё — ответил ему худой не открывая глаз. Разговоры негров часто происходят в рифму или белым стихом.
- Домой отправят говорю — пояснил я — Пятнадцать лет тут прожил и вот теперь все, хана.
- Меня бы кто домой отправил. Эх и хорошо сейчас на двадцать четвертой западной улице!
- Я имею в виду домой — из штатов выпрут. В Россию отправят.
При слове «Россия» - оба негра привстали и глянули на меня.
- ИЕ- бать! Холодно у вас там уже поди. Снег.
- Я с юга. Дело не в этом. У меня вся жизнь здесь — дети, дом, ноутбук.
- Бляя. Жалко ноутбука. Я вот по иксбоксу скучаю сейчас до ломок. Эй, постой-ка, а тут ведь еще один русский есть - «эгегегей, русский, тут еще одного поймали» - заорал худой в коридор.
Кто-то ответил через пару камер. Это был не русский, понятно дело, а казах. Его звали Серик. Или Берик — мне было плевать. Наивно говорить американским ментам, что ты с Казахстана или Узбекистана — эти колхозные угодья им одинаково Афганистаном кажутся. Вот сержант у меня даже узбекский номер сошиал секюрити спросил. Думают уже вся планета по их жандармским стандартам функционирует. Почти все жители бывшего СССР говорят - «Россия». Про Россию слыхали все без исключения американцы.Даже самые дремучие. Хреново тут только грузинам. Грузины гордые и потом объясняют, объясняют американцам по полдня, что кроме штата Джорджия, есть, оказывается еще и экзотическая и сказочная страна. Республика Джорджия. Кстати, в Тбилиси аэропорт имени Джорджа Буша. И мы есть очень любить соединеный штата америка!
Казах спросил где я служил в армии и, узнав, что нигде обиженно замолк.
Подошел дубак. Тоже черный. Я думал станет ворчать, что я ору через две хаты. Он спросил:
- You wanna chow?
Я по дури тогда не догнал о чем он. Чау — это название собачьей еды на воле. А по тюремному «хавка», баланда.
- Не-не — на всякий случай ответил я: «I don wanna chow»
Мент ушел, а толстый сказал — в другой раз будет предлагать все равно возьми — мне. Все бери что дают — потом можно поменяться. На что-нибудь полезное. Я вспомнил правила жизни в тюрьме и мне стало тоскливо. Опять упаковали. В такие минуты я понимаю Феликса Дзержинского. Его тоже долго морили по казематам. Поэтому потом, когда Железный Феликс сам получил власть над добром и злом, он старался не сажать, а разменивать. Пачками. Так гуманнее. Все эти безликие буржуа, которые таращаться в айфон, когда приходят в зоопарк — давно уже ждут нового Феликса.
Вскоре за мной явились евклидовы менты и мы снова помчали в Евклид через весь город. Там меня переодели в оранжевое, выдали контрафактные кроксы и откатали пальцы. Пальцы сейчас быстро катают — машинка электронная. Хотя базы данных у муниципалов и федералов — разные. Глобальный пиздец начнется, когда их объединят, а уличные камеры начнут использовать распознавание лиц. Сначала для рекламы, а потом для ментов.
Пальцев им показалось мало и они взяли пробы ДНК. На это все еще спрашивают разрешения, и я мог отказаться, но мне было похуй. Во-первых, из-за самого нелепого ареста, во-вторых потому что я никого пока не насиловал и не убивал и бояться мне абсолютно нечего.
- Это ты? - гордо спросил тамошний сержант показывая найденный им мой файл.
- На фотке-то вроде я, но обвинения против меня в корне ошибочны. И фамилия моя не так пишется. Так что, вроде и не я это.
- Судье расскажешь — вяло отмахнулся сержант — все к судье.
Меня увели в камеру наполненную неграми всех возможных размеров и оттенков черного. Негры сидели, лежали и ходили друг у друга по головам — так много их там было. Белый был только я. Уровень переполненности евклидовой городской совсем не отличался от таштюрьмы 90-х.
- Смари-ка, смари, Абусалам, один негр ткнул в меня пальцем - твоего лоера тоже посадили. Негры громко заржали. Потом кто-то спросил меня о чем-то, но с таким густым негритянским акцентом, что я нихрена не понял и покраснел с досады. Вот тебе высшее филологическое образование, выскочка.
- Я русский — объяснил я им. Наверное, депортируют теперь.
- Ссука! — сказал кто-то визгливым фальцетом Преснякова младшего — Вот ведь сууука какая, уже русских начали отлавливать. Мало им наших братьев, тварям ненасытным.
На полу лежала стопка журналов, которые никто не читал. Журналы были «белые».
- А можно мне журнал почитать — спросил я по русской камерной традиции обо всем спрашивать разрешения чтоб не влезть в дебри в первые дни.
- Читай ежели грамотный — ответил старый негр. У него под подбородком был замызганный галстук-бабочка, будто его забрали прямо из консерватории.
Я читал журналы до вечера, из-исподтишка наблюдая нравы негров. Негры не обращали на меня никакого внимания. Негр Абдусалам рассказывал историю как вышел из зоны и начал честную жизнь и его негде не брали на работу по тому что он судимый и негр. Потом подошла очередь на квартирку в проджектс — это такие в США современные гетто — негров локализуют не силами армии и полиции, а дешевой квартплатой в специально отведенных хрущобах. Потом, если понадобится быстро окружить и упаковать — они все там скопом, очень удобно.
«Переехал я, пацаны, в проджекс -почитай прям из приюта для бездомных в даунтауне переехал. Жесть. В лагере и то больше комфорту было. Стены тонкие — кулаком можно пробить. Все-все слышно. Я столько рэпа написал в зоне — думал запишу альбом. А у меня соседний апартмент слева — трэп. Справа тоже — трэп.
Трэп это по английски «ловушка», а на сленге — барыжная яма.
Вечером выдали чау — макароны с фаршем из протертой индейки, вываренную в компоте грушу и пакетик с сухим напитком кул-эйд.
- Что это за отрава — голосом уальдовского сэра Алжернона Монкрифа из спектакля «Как важно быть серьезным», спросил Абусалам
- Чикен паприкаш — грустно ответил тот, что из консерватории — Это ведь вы, русские, называете баланду «паприкаш»?
- Не. Это венгры — у этих вроде «гуляш» или этот «борщц»
Жрать не хотелось и я даровал свой паприкаш неграм-этнографам. Потом нас обмотали цепями и повезли в окружную. Было бы похоже на фильм «Джанго освобожденный», но в цепь с неграми затесался маленький очкарик-статист, да и испортил хороший тарантинов дубль.
Я уже сидел в окружной 11 дней за вождение без прав пару лет назад, а потому особого мандража не испытывал. Почему-то совсем не думалось о том, что сегодня я потерял семью и дом как в скверном анекдоте.
***
Я вырвался тогда из общего потока. Бросил работу. Стал профессиональным тунеядцем. Мне кто-то упрек на днях послал — хорош писать рассказы с ошибками — иди лучше на завод работай.
Мы произвели товаров в тысячи раз больше чем нам надо. Издали книг больше чем можем прочесть. Мы живем в эпоху перемен. Идите нахуй со своим заводом.
Вырвался я тогда из общего потока. Перестал быть одним из тех кто каждый день уходит прочь из дома около семи утра. Сразу заметил идиотизм общества — все норовили попасть на шоссе одновременно — то есть с точностью до минуты — каждый в отдельной машине с отдельным стаканом кофе злой как собака в пробке, дергается в ужасе представляя как разозлится босс опоздай он на пять минут. Я пошел в другую от пробки сторону и дорога моя была свободна. В кафеюшнике, доставал старенький комп потому что недавно понял, что главное не ценник, а контент. Я давно научился реставрировать старые компы и моя машинка побьет вашу — последней модели за две тысячи баксов. Значит мне не надо пока двух тысяч чтоб быть счастливым — мне просто нужна тема для нового романа.
Когда вырываешься из социальных сетей и бросаешь играть в социальные игры — вся планета ложится на ладонь, как Гагарину в космосе, как математику Перельману в его хрущобе. Тыньк пальчиком — и все крутится, слушается тебя. Сразу видно оси координат, нулевые меридианы, реперные точки. Выпав из реальности, ты вдруг начинаешь ей управлять.
Здесь — снаружи иногда дует холодный ветер. Зато можно мизинцем регулировать скорость вращения Земли. До выборов нового президента оставалось три месяца. Если сфокусироваться и писать по тысяче слов в день — ко дню выборов у меня будет первый черновик готового романа. Это немного некрасиво перед женой и детьми — писать роман, вместо трех смен у станка, чтобы заработать на Диснелейнд, где рублевый бутерброд стоит пятнадцать, но зато с микки-маусом.
Ну — подам пока на документы — вдруг дадут, смогу пойти куда-нибудь получше чем ночные половые забавы Шебастьяна. Рассматривать будут минимум три месяца — вот и совесть заткнется. От голода не умираем, а новый кошмарный кашемировый джемпер или электровеник от Айкея пока не нужны нахуй.
Все что нужно реально сейчас это тема для романа.
В современном американском писательстве существует две школы — Стивена Кинга и Курта Воннегута. Кинг садится и строчит всю вещь целиком, не останавливаясь и не перечитывая. Потом дает отлежаться и начинает редактировать. Воннегут, наоборот, пишет абзац, откатывается назад, шлифует, шлифует — шажок за шажком, таким образом к последней главе у него уже почти готовая вещь. Я хотел по-быстрее, а потому в этот раз выбрал технику Кинга. Осталось определиться с темой.
В предвыборной гонке — (в данном случае термин «гонка» подходил идеально) все было устроено так, чтобы гарантировано выиграла Хил. Как на охоте для старого генсека Брежнева на поляну выпихнули обдолбанного транками совершенно безмозглого оленя — оставалось только нажать на курок. Одновременно с этим они, похоже, нагло проводили эксперимент — олень произносил речи и тезисы срисованные с ранних выступлений юного Володи Жириновского и позднего Адольфа Шикльгрубера. Они внимательно наблюдали реакцию населения на пограничные лозунги граничащие с фашизмом и готовили конспекты для следующих выборов.
Сам олень, как и любой микроблогер его масштаба торчал от переизбытка внимания. Никому особо и стыдно не было выдвинуть на пост, который в годы холодной войны называли «лидер свободного мира» полуграмотного наследного купчишку вороватой гильдии.
Это и натолкнуло меня на идею романа. Я думал написать о проклятии индейского вождя Текумце, который проклял все последующих белых вождей так чтоб каждый избранный в год с окончанием на ноль — презик умирал насильственной смертью, а последний белый вождь должен быть уничтожить и самые соединенные штаты. О том же наговаривала и Ванга. Происходящее на экранах несколько пугало — демократический выбор был между фашиствующим рыжим из дешевого цирка или семейной династией мультимиллионеров Клинтонов. Дело однозначно шло к концу света.
Тема оказалась слишком велика и размазана для одинокого писаки-любителя, тут материала хватило бы на целый научно-исследовательский институт. Ухватить бы хоть одно событие из современной американской истории, которое у нас мало освещают, а в США вообще по-скорее стараются забыть.
Как раз такое и произошло в эпоху правления Клинтона-мужа. Сюжет идеально подходит для романа. Романа о Давиде Кореше.
Давид Кореш был проповедником из небольшой церкви в Маунт Кармел, штат Техас. Церковь жила коммуной, никого особо не трогала и постепенно росла — приезжали люди даже из Австралии и Великобритании. Он строил проповеди на последней Книге Библии — Откровении Иоанна Богослова. Эту Книгу еще называют Книгой Апокалипсиса. Название романа родилось само собой — Книга Кореша. И тема конца света была очень кстати. Я засучил нарукавники.
Дэвид Кореш это псевдоним Вернона Хауэлла, парнишки с детства страдающего дислексией. В школе ему никак не удавалось научиться читать. Тогда за дело взялся дядя — он научил Вернона читать по-единственной книге, которая была в доме — Библии.
В 19 лет он примкнул к церкви-коммуне Ветвь Давидова возглавляемой стареющей Луизой Роден. Амбициозный Вернон становится Давидом Корешем (Кореш в честь персидского царя Кира) и пристраиваться в постель Луизы, постепенно прибирая к рукам власть над коммуной. Естественный наследник — сын Луизы, одногодка Кореша вступает в конфликт, но Давидка выжимает его из церкви, а Луиза вскоре переходит в мир иной.
Харизматичный проповедник, Давидка быстро преумножает количество прихожан. И вот тут происходит конфликт с сыном Луизы — который считает, что у него отжали наследство. Он подал на коммуну в суд и проиграл. Потом с дружками, он попытался вернуть собственность рейдерским совсем не христианским способом — с оружием в руках. Все кончилось тем, что Кореш нашел себе новое место и увел за собой всех прихожан.
Памятуя печальный опыт захвата, Давид вооружил мужчин секты огнестрельным оружием. Купить поддержанное оружие в Техасе так же легко, как и поддержанный автомобиль. Коммуна находилось на самообеспечении и Давидка решил, что скупать поломанное оружие на ярмарках, реставрировать и перепродавать. Это легче в наши дни, чем возделывать землю. Торговля на ярмарках стала основным доходом для его церкви и, надо отметить дела у них пошли очень хорошо. А оружейные ярмарки по южным штатам — почти каждые выходные.
Случилось так, что при Клинтоне созрело решение упразднить АТФ — федеральное агентство по контролю за оборотом за табака, алкоголя и оружия. Агентство было создано во времена сухого закона в тридцатых годах прошлого века. В 90-х в нем абсолютно никакой необходимости не было. Их сократили до предела, а на следующий бюджетный год должны были и вовсе упразднить.
Отделения АТФ уже были даже не в каждом штате — например Техас контролировал отдел из соседней Оклахомы. И тогда руководство отделения в Оклахома-сити решило сыграть ва-банк. Нужна была быстрая красивая медийная операция в прямом эфире и в секту Кореша был внедрен федеральный агент. Вместо получасового блица дело выросло в двухмесячную осаду, в ходе которой ФБР оттеснила АТФ в сторону, а завершила операцию зловеще знаменитая армейская Дельта Форс — подразделение уровня советского «Вымпела», которое применять на собственной территории запрещалось категорически.
История с продолжением — как оказалось очевидцем уничтожения верующих, включая детей и беременных женщин, оказался некто Тимоти Маквей — сам бывший спецназовец. Когда весь комплекс церкви Кореша сгорел на глазах у толпы, Маквей отправился залить горе в местный бар и встретил там знакомца из Дельты, еще неуволенного в запас. Там за пивом и стало понятно почему операция была такой смертельной и молниеносной — Дельта тренирована работать исключительно на территории противника и исключительно на поражение.
Ровно через год Тимоти Маквей сам воспользовался знаниями полученными в спецуре. На годовщину уничтожения церкви Ветви Давидовы, он подогнал грузовик груженный под завязку селитрой и топливом для гоночных машин к федеральному зданию в Оклахома Сити. Тому самому зданию где расположены офисы всех федеральных агентсв, включая АТФ.
Грузовик рванул и здание аккуратно сложилось, будто взрывчатка была под каждой колонной. Красоту операции подпортил факт, что во всех федерал билдингах США всегда расположен и детский сад для детей сотрудников. Оклахома Сити Мара Билдинг не был исключением. Скандал подавил шумиху вокруг смертей в Маунт Кармел. Теперь все требовали смерти для детоубийцы Маквея.
Ряд фактов в этой картине выглядит несколько странно — например, то как быстро поймали супер-профессионала Маквея, то как складывалось здание (в США великолепно работают фирмы подрывники старых зданий — в 2006 около моего дома взорвали огромный мост через фривей — грохоту было, мост рухнул кучей пыли прямо в центре города, но в двух шагах от взрыва даже не дрогнули оконные стекла).
А еще, у многих федералов из ФБР и АТВ в тот злополучный день был объявлен внеочередной выходной.
Долго бы обсуждали это дельце, если бы не 11 сентября, когда такие же карточные домики, только побольше — сложились в Нью Йорк Сити.
