Если бы все евреи мира были такими, как моя мачеха, они бы давным-давно выродились и сгинули с лица этой планеты, согласитесь, дорогой читатель. А ведь они живут и процветают. Да ещё как процветают-то! Из одной только России вывезли 400 миллиардов! Значит, не все они такие, вот о чём я хочу сказать. Не все они такие, как мои отмороженные «родители».

Вот такой ещё эпизод припоминается. Когда я была маленькая, по радио часто крутили песню «Я не могу иначе», которую пела, по-моему, Толкунова, царство ей небесное и земля пухом. В ней ещё были такие слова:

Нет без тревог ни сна, ни дня,
Где-то жалейка плачет;
Ты за любовь прости меня,
Я не могу иначе…

Я переделала эту песню на свой манер, бродила по квартире и распевала во всё горло:

Нет без тревог ни сна, ни дня,
Где-то Шелейка плачет;
Ты за любовь прости меня,
Я не могу иначе…

Моя мачеха, конечно же, наябедничала об этом Шелейке. Однако та не только не обиделась, но наоборот, стала смеяться; поняла это как шутку (так оно и было). Я это привожу здесь для того, чтобы показать, что Шелейка, само собой, не была ангелом; видимо, она тоже якшалась с каббалистами, однако всё же выгодно отличалась на удручающем и бесчеловечном фоне прочих работников КГБ.

Да. Такие вот дела. Такая жизнь. Ну что, кто там следующий? Чья сейчас очередь? Ну, а следующей пусть у нас будет гражданка по имени Марина и по фамилии Божейко, ещё одна закадычная подруга (и тоже без кавычек) моей якобыматери, с которой она (псевдомать), случалось, и в буквальном смысле этого определения иногда заливала за кадык, когда Божейка приходила к нам в гости. Про эту Божейку в самом начале сразу скажу, чтобы не забыть, что её старшая сестра Фаина где-то в 1991-м году, когда я училась в 10-м классе, эмигрировала из Минска в Израиль. Я её один раз видела, когда мы с мачехой приходили к Божейкам в гости; с собой Фаина забрала также сына Диму и дочь Анжелику, их я тоже видела, они оба по возрасту гораздо старше меня. Но вот младшая сестра этой самой Фаины, мачехина закадычница Марина Божейко, о которой здесь пойдёт речь, в Израиль почему-то никогда не рвалась, по крайней мере, я об этом не слышала. Скорее всего, ей, как и мачехе, запрещали помышлять об этом её хозяева – масоны из КГБ СССР (и иже с ними), Божейка «нужна была здесь». Она долгие годы (всю жизнь) исполняла их подлые «мелкие поручения», о которых я буду сейчас рассказывать.

Чтобы вы могли составить себе её портрет, напишу, что данная «бойчиха невидимого фронта» по возрасту была примерно мачехина ровесница, имела слегка восточное лицо, была маленького роста, полноватой, по семейному положению была разведённой и жила с двумя детьми в халупе из досок на окраине Минска. Эту её избушку на курьих ножках я видела собственными глазами, и не один раз, потому что в детстве и подростковом возрасте не одиножды была там в гостях, меня таскала туда мачеха. Наверное, раньше в этом строении держали коров или свиней, а потом разобрали в нём стойла и поселили туда евреев, по причине вечного жилищного кризиса в этой Нищей Стране. В халупе, как я уже сказала, кроме Божейки проживали двое её детей, старшим был сын Женя, а младшей – дочь Оля. Про эту Олю у меня тоже сохранились воспоминания. Вот с неё-то я и начну.

Короче, вот такая тяжёлая история. Мы с мачехой пришли в очередной раз к Божейке в гости. Как-то так получилось – конечно же, по заранее разработанному чекистами сценарию – что обе старшие провокаторки (Божейка и моя мачеха) куда-то вышли, то ли на кухню, то ли даже вообще вышли прочь из халупы, а я и эта Оля остались в комнате одни. Мне в тот год было примерно 13 лет, а Оле где-то шесть или семь. Эта самая Оля сразу же стала предо мной кривляться: как-то так жеманиться, кокетничать, ёрзать, жаться и т.п. Мне всё это страшно не понравилось, потому что лесбийских наклонностей у меня нет, но, так как я была у неё в гостях, то, соблюдая хорошие манеры, я смолчала, сделала вид, что всё нормально. Так продолжалось довольно долго, эта надрессированная Оля всё кривлялась и кривлялась, а потом в свои семь лет сделала следующий финт, исполнила свой, так сказать, коронный номер. Слушайте и представляйте себе сцену. Сидя в старом продавленном кресле, Оля якобы нечаянно роняет на пол конфетку и затем, перегибаясь через подлокотник, начинает её доставать. Она опускает корпус вниз, при этом колени у неё остаются в кресле; потом, якобы для равновесия, она вертикально к потолку задирает одну ножку; её платье скатывается вниз, ОБНАЖАЯ ЯГОДИЦЫ И ПРОМЕЖНОСТЬ, всю тазобедренную область. Голова у неё получается внизу, у пола, где она шарит рукой конфетку, а голая задница и задранная к небу голая нога – наверху. Такое вот непристойное и порнушное зрелище.

Я прямо вспыхнула. Первым моим желанием было двинуть ей в эти её бесстыжие половые губы, выставленные мне напоказ, врезать по ним изо всех сил. Не знаю уж, каким усилием воли я сдержалась. Однако нестыдливая Оля как будто этого и ждала (вместе с её хозяевами), шарила конфетку долго-долго, не торопясь; и всё это время её бесстыжие еврейские прелести, на которых даже ещё не начали расти волосы, находились у меня перед глазами. Наконец, минуты через три, она выпрямилась, снова села в кресло и с гаденькой - гаденькой улыбкой стала рассматривать меня. Я, наверное, от гнева покраснела как кумач, сидела красная и насупленная, настроение у меня было полностью испорчено. А ещё через несколько минут в халупу вошли обе старшие еврейки. Всё как по нотам в КГБ, не правда ли?

Мне стало больно не только от того, что меня провоцируют на грязь, но и от того, что я мгновенно вспомнила, что меня саму в прошлом году, в так называемом «летнем лагере» 75-й школы, вот так же бесстыдно обнажали. Наверно, вы помните, я писала об этом выше по тексту в главе «Стриптизёрша поневоле». Я сразу подумала, что и моя промежность вот так же красноречиво красовалась перед глазами других людей, как сейчас Олина перед моими, и мне стало очень горько и стыдно, будто надо мною вновь надругались. Я сидела, понурившись и опустив голову, а бесстыжая и наглая еврейка СЕМИ ЛЕТ ОТРОДУ тем временем с гаденькой усмешечкой поглядывала на меня, как бы желая знать: отчего это я так расстроилась?

Не знаю, зачем чекисты организовали этот спектакль? Хотели пришить мне педофилию лесбийского толка, что ли? Девочке тринадцати лет предъявить такое обвинение? Или просто хотели попить кровушки, напомнив, как в прошлом году меня голую принудили раздвинуть ноги перед мальчиками? Надо же, какая подлость! Хороша же и Божейка, не возражавшая, что её СЕМИЛЕТНЯЯ дочь сыграла в таком грязном порноспектакле! Хорошая же она мать, ничего сказать! Не менее хороша и моя мачеха, «голубокровное» мурло, сознательно притащившая меня в этот грязный сарай, прекрасно зная, какое представление мне там приготовили её хозяева! Ну как вот это всё простить им, скажите мне, добрые люди?! А вы бы простили?..

Кстати, про эту подлючую Олю можно ещё добавить, что выросла она шлюхой. Мачеха через годы рассказывала мне, что Божейка в её присутствии спрашивала у дочери: «Оля! Ты с таким-то спала? А с этим ты спала? А с тем-то ты спала?», а потом совала ей контрацептивы. Мачеха сидела рядом и наблюдала за этой сценой (если, конечно, не врёт). А года четыре назад я слышала про эту Олю, что она уехала в Голландию, наладила там связь с местной еврейской общиной и устроила себе распрекрасную жизнь. Даже нашла какого-то молодого голландца и вышла за него замуж. Интересно, как она его окрутила? Тоже конфетку на пол роняла, а потом ногу задирала? Он что, никогда не видел этого места?

Тем не менее, факт есть факт: вышла замуж за иностранца. Вот так. Учитесь. Из коровника да в особняк, знай евреев. Наверное, всё же соплеменники - каббалисты из тамошней агентуры КГБ помогли, их вклад был решающим. Помнят про её заслуги. А как же!

Тяжело мне писать эту книгу, если бы вы только знали! Сразу всё вспоминается, вся эта мерзость и грязь, бесконечная, бесконечная грязь, грязь и грязь! Боже мой! Ну какая же грязная страна эта Белоруссия! Ну какая же она грязная, посмотрите, добрые люди! Как же она до сих пор ещё не утонула-то в этом своём грязном месиве?!..

Сама Божейка, когда приходила в нашу квартиру, держалась со мной долгое время подчёркнуто приветливо, всё дарила улыбки от уха до уха. Так продолжалось примерно до того времени, пока мне не исполнилось 23 года, около этого. А с этой даты она почему-то стала держаться со мной надменно и даже враждебно, словно ей кто-то что-то нашептал на ушко. Более того, с этого времени она начала почему-то настойчиво интересоваться моей личной жизнью, образно выражаясь, лезть мне в душу грязными руками. Её – странное дело! – почему-то вдруг ОЧЕНЬ остро стал интересовать вопрос (как в детстве палачиху Остапкович, помните, я писала), КТО, КТО же будет моим мужем, ЗА КОГО же это я выйду замуж, словно от этого человека весь мировой кагал ждал каких-то больших для себя неприятностей. Опять воняет Каббалой и хрустальными шарами, чувствуете? Чувствуете запашок характерный? И что уж эти нелюди увидели в этих своих проклятых шарах, из-за которых искалечили мне жизнь? Потерю власти в России, что ли? Возвращение награбленного? Почему их лечат, я одного не могу понять?

Однажды вечером Божейка по своей привычке пришла к нам в гости, мне тогда было примерно 26 лет, уселась за накрытый для гостей стол, за которым сидели также мачеха, я и порщик - папа, и начала требовать от меня выйти из-за стола и пойти на некую «встречу одноклассников». Причём говорила настойчивым и решительным голосом, словно была моей начальницей или родной матерью. Меня, помню, это тогда крайне возмутило: пришла ко мне домой и меня же из него гонит, как лиса зайца. Какое ей дело до моих еврейских одноклассников, которые всю школу унижали меня и оскорбляли, тысячу раз назвав «дурой» и «недоразвитой»? Которые первых три школьных года ещё и ежедневно избивали меня ногами? И с такими встречаться? Она сама бы на моём месте захотела с такими встречаться? Не помню, писала я или нет, они даже выпускной вечер устроили без меня, не захотели, чтобы я была на общей фотографии, и для этого сознательно заломили сравнительно высокую цену за участие в торжествах, которую «папуля», конечно же, отказался платить. А у них у всех деньги, естественно, нашлись. Это всё сознательно было организовано, именно чтобы избавиться от меня, я уверена в этом. Им не хотелось в такую минуту, какая бывает один в жизни раз, продолжать предо мной выплясывать, и одноклассники, я так понимаю, упросили чекистов организовать им выходной. И с такими снова встречаться? Чтобы они снова начали кривляться и опять меня на что-нибудь провоцировать, презренные гэбэшные наймиты? Они же ничего другого в жизни не умеют делать, это их главная профессия – выплясывать по сценариям КГБ! Зачем же снова давать им такую возможность?

Конечно, всё очень просто с этим «вечером одноклассников». Божейка требовала от меня «встречи» с провокаторами, потому что сама была провокаторкой. Точно такой же чекистской наёмницей, как и те мерзавцы и мерзавки, с которыми я училась в школе. Вот и всё, вот и весь секрет. Всего лишь.

Другой случай. Однажды Израилевич в очередной раз прислал любимой подруге – моей мачехе – фотографии из Америки. Божейка опять пришла к нам в гости, мачеха завела разговор об Израилевиче (со вздохом), и Божейка захотела эти фото посмотреть. А мачеха перед этим зачем-то отдала их мне. Здесь в скобках можно вставить вопрос: для кого же он в действительности их присылал? Кого спецслужбы так яростно тянули на Запад? В-общем, отдала их мне, поэтому, когда Божейка захотела на них взглянуть, мачеха попросила меня их принести и показать этой Бабе Яге без метлы. Я встала и пошла за ними в свою комнату, но неожиданно для меня фотографий в том месте, где я их оставила (в тумбочке стола) не оказалось. Я перерыла всю тумбочку – безрезультатно. Я вернулась, извинилась и сказала, что фотографии куда-то пропали. Однако Божейка стала настаивать их принести, якобы я намеренно не хочу ей их показать, я вспыхнула, в итоге получился скандал.

А примерно через полгода эти фотографии нашлись. На том же самом месте.

Я всю жизнь удивлялась мелочности, пакостности и вот какой-то школярской гадливости чекистов. Это только один пример, таких ничтожных «спецопераций» были сотни! Ну много ли дала им эта «спецоперация с фотографиями»? Так уж они много с неё поимели? Ну, испортили мне вечер – и дальше что? Или у них зарплата зависит от того, сколько крови они у меня выпьют, я не понимаю? Или они просто таким способом показывают свой национальный характер, сочиняя «спецоперации» в соответствии с национальным менталитетом? Что они получили в результате всего этого, скажите мне? Вот эту книгу? Чтобы люди, прочтя её, ещё больше их ненавидели и ещё хуже к ним относились?

Конечно же, это либо мачеха, либо Дурно Пахнущий Еврей (который папа) вытащил заранее фотографии из моей тумбочки по приказу своего кагэбэшного начальства, и мерзавка Божейка прекрасно знала, что их не окажется на месте. Данная подлость понадобилось чекистам для того, чтобы искусственно создать конфликтную ситуацию и под её предлогом наговорить мне гадостей. Это, надо так понимать, одно из проявлений национального характера евреев, неукоснительно выполняемая линия поведения в отношении их ритуально - каббалистических жертв: изводить их и изводить, отравлять и отравлять им жизнь, еженедельно, ежесуточно, ежеминутно, каждый день, каждый час, каждый миг. Прав был Даниил Андреев, когда писал, что их когтистый и шерстистый Иегова просто - напросто нуждается в чьих-то страданиях, для него это, представьте себе, этакая своеобразная пища («гаввах» по андреевской терминологии), а белорусские каббалисты, по всей видимости, каким-то образом выиграли тендер на поставку этого «гавваха» в его поганое логово. Какой отвратительной чертовщиной несёт, ну правда же, каким-то катакомбным сатанизмом, чувствуете? И это в КГБ?.. И ЭТО В КГБ?!!!.. Вот это страна так страна!.. Вот это гниль так гниль!.. Какой ужас!!!..

Ещё вспоминается случай. Когда мне было 18 лет, мачеха однажды привязалась ко мне с просьбой связать Божейке макраме на дверной проём, якобы Божейка сама её об этом просила. Я начала ей объяснять, что это немалая работа – связать вручную макраме таких размеров, тогда мачеха якобы от Божейки стала предлагать мне деньги – сумму в белорусских тугриках, в пересчёте что-то около тридцати долларов. Я посчитала, что это не та сумма, из-за которой стоит трудиться целый месяц, а то и два; поэтому выдумала какую-то уважительную причину и отказалась. Однако этим дело не кончилось, не думайте. Спустя какое-то время Божейка по своей привычке опять пришла к нам в гости, и, когда увидела меня, подняла крик и ругань, возмущаясь моим отказом вязать ей это злосчастное макраме. Словно это была вменённая мне обязанность, а сама я являлась профессиональной рукодельщицей и специалисткой по плетению из нитей. Божейка кричала, а моя еврейская мачеха с наслаждением наблюдала за этой сценой и неописуемо гаденько улыбалась. Вот такие они, евреи, в быту. А потом ещё жалуются на антисемитизм и всеобщую к себе ненависть. Почему их называют «умными», я удивляюсь? Если бы они были «умными», разве бы они сеяли к себе ненависть собственными руками? Разве они не поняли бы за две тысячи лет отторжения и гонений, откуда этот антисемитизм возникает?

Сразу после моего окончания школы, в июле 1991-го года, был ещё один интересный момент, о котором мне хотелось бы здесь рассказать. В июле месяце того года, в его первой половине, чекисты подготовили мне сюрприз: по предложению моего семитского папы я поступала в минское Медицинское училище и, конечно же, с треском провалилась. Это случилось потому, что меня там уже ждали, и о том, что меня там ждут (причём ждут с сюрпризом), сам подлец - папа распрекрасно знал. В этом училище на вступительных экзаменах мне поставили двойку за диктант по белорусской мове, но не потому, что я наделала орфографических ошибок, а за «неразборчивый почерк». Уговаривая меня подать туда документы, подлый вонючка лишь озвучил желание его хозяев, заранее вырывших мне там яму – и это у него получилось. Результат, как говорится, не заставил себя ждать. Я провалилась и в итоге потеряла год; вместо того, чтобы приобретать специальность, необходимую для выживания в этой нелёгкой жизни, я целый год просидела дома, сочиняя, когда находило вдохновение, разные дурацкие стишки да ещё занимаясь от скуки декоративно – прикладным искусством, проще говоря, вышивкой. С сентября, правда, и по май я в тот год посещала также курсы по подготовке к поступлению в минский Педагогический институт (два раза в неделю по вечерам), однако эти курсы абсолютно ничего не дали мне в плане личностного развития, потому что изучала я на них всё ту же никому не нужную, никуда неприложимую и нигде не востребованную, искусственную и коряво-деревенскую «белорусскую мову», будь она неладна. Только время потеряла, целый причём год. Но рассказывать я сейчас собираюсь не об этих курсах, а о том, что случилось за полтора месяца до них, сразу же после моего т.н. «провала в Медучилище». На мой взгляд, это было нечто из ряда вон выходящее. Вот послушайте, дорогие друзья.


Итак, сразу же после того, как мне влепили двойку за диктант по злосчастной мове, мачеха объявила всем своим домашним, в том числе и мне, что собирается – вы представляете? – собирается ехать ТОРГОВАТЬ В Польшу, на срок 10 дней, якобы с целью «подзаработать». Как будто ей было мало основной её работы на заводе шестерён и кагэбэшных приработков в разных подлых спецоперациях. Я была в крайней степени удивлена, можно сказать, стояла с раскрытым ртом. Я ведь хорошо знала несусветную лень этой еврейки; как я уже писала, из-за своей страшной лени она в пору моего детства превратила нашу квартиру в натуральный свинарник, делая в нём влажную уборку примерно ОДИН РАЗ В ГОД, НО НЕ КАЖДЫЙ ГОД. А между этими эпохальными мероприятиями она обходилась стареньким веничком, похожим на собачий хвост, и тоже не чаще раза в квартал, примерно так. С нетерпением ждала, когда я вырасту, чтобы взвалить все эти уборки на меня. И вдруг – вы представляете?! – поездка! В Польшу! На базар! Пыльный и грязный! С тяжёлыми чемоданами!.. Вот это да!.. Вот это трудолюбие!..
--
Тем более это было удивительно, что данная породистая дщерь народа Израилева не один раз во всеуслышание заявляла (причём громким голосом), что ПРЕЗИРАЕТ стоять на базаре и НИКОГДА не сможет работать продавцом, потому что это НИЖЕ ЕЁ ДОСТОИНСТВА, да-да. Базар – это для грузин и прочей разной небритой черноты, по её мнению; ну, ещё для деревенских тёток, разве что. Но никак не для интеллигентных евреев – руководителей этой страны. Что?!.. Еврей на базаре?!.. Да это нонсенс!.. Окститесь, граждане!..

И, тем не менее, не обращая внимания на моё остолбенение, мачеха предъявила нам всем на обозрение большой кожаный чемодан, который был доверху набит самыми разными копеечными предметами из пластмассы: какими-то детскими пенальчиками, футлярчиками, мыльницами, ещё какой-то пластмассовой мелочёвкой – и всё это в большом количестве. Кроме того, словно заботясь о достоверности своей затеи, мачеха предъявила лично мне под нос какой-то документ со своей на нём фотографией, объявив, что это ни что иное как виза в Польшу. Мне, как женщине, бросилось в глаза, что на нём была приклеена самая гадкая из мачехиных фотографий, с выпученными глазами и растрёпанной причёской, из-за которой её угловатая голова приняла форму конуса основанием вверх – в-общем, такая фотография, которую не жалко выбросить. А на следующий день, тёплым и ласковым июльским утром, мачеха по-дорожному оделась, взяла в руки этот чемодан с ерундой, крякнула и, хитренько - прехитренько хихикая, вышла из квартиры. Глаза у неё при этом лукаво улыбались, а широкое курносое лицо с тяжёлой челюстью просто-таки сияло, словно она ехала не стоять в Польше на пыльном и шумном базаре, а валяться на пляже где-нибудь в районе Хайфы, поплёвывая на море. < >

Всё. (прим.ред.)