Начало здесь:

http://www.gonduras.net/index.php?a=6606  

http://www.gonduras.net/index.php?a=6611  

http://www.gonduras.net/index.php?a=6615  

http://www.gonduras.net/index.php?a=6619  

http://www.gonduras.net/index.php?a=6625  

http://www.gonduras.net/index.php?a=6630  

http://www.gonduras.net/index.php?a=6635  

http://www.gonduras.net/index.php?a=6639  

http://www.gonduras.net/index.php?a=6642  

http://www.gonduras.net/index.php?a=6647  

http://www.gonduras.net/index.php?a=6649  

http://www.gonduras.net/index.php?a=6654  

http://www.gonduras.net/index.php?a=6660  


http://www.gonduras.net/index.php?a=6662  

http://www.gonduras.net/index.php?a=6668  

http://www.gonduras.net/index.php?a=6675  

http://www.gonduras.net/index.php?a=6682

http://www.gonduras.net/index.php?a=6691  

ххх

Словарь Оксаны

«Несмотря ни на что, я хочу родить ребенка. Моего ребенка. Надеюсь, что хоть это Его исправит. Хотя, чего уж там, Его не исправит ничего, он безнадежен, и отцом, я уверена, ему не быть, ни хорошим, ни даже плохим. Он просто не отец, и все тут.

Он постоянно храбрится, но на самом-то деле он неудачник. И я это знаю. Он знает, что я знаю. Может быть, именно поэтому он не хочется видеть во мне человека, и старается обойти необходимый для супругов момент, как обычное общение. Я хочу родить ребенка, но я боюсь, потому что мне придется тянуть двоих, а я и так надорвана. Тащить семью придется мне. Что ж. Дело не в деньгах, а в вещах куда более важных. В любом случае я уже решила. Мне все равно, от кого рожать. Как получится.

Я не хотела плакать. Я хотела быть счастливой. Не думать о плохом. Радоваться каждому дню. Не просыпаться, скуля, как собака, больная неизлечимой болезнью, которая не понимает, что с ней, и которой страшно, адски больно, но усыпить которую некому, потому что собака ничья. Я хотела радоваться дню, и протягивать руки рассвету. У меня не было всего этого. Я получила Его, мое проклятие, и свет в моих глазах померк.

Ничего, ты не узнаешь об этом, мое дитя.

Я надеюсь, что моему ребенку будет суждена долгая и счастливая жизнь. Маленький комочек, которого еще нет. Я сделаю все, чтобы ты был счастлив. Чтобы ты не знал той боли, которую постоянно испытывает твоя мать. Мы с тобой будем не разлей вода. Мы будем счастливы. Будем много смеяться, будем неразлучны и всегда вместе. Я буду для тебя Солнцем, и ты будешь для меня Солнцем. У тебя в жизни будет много радости и веселья. Ты будешь маленьким веселым человечком, который, - возможно, первым, кому
это удастся из мужчин, - подарит мне не омраченную болью радость бытия. Я уже знаю, как назову его.

Приходи скорее, Матвей.

ххх

 Аа-а-а-а-а-а!!!
 А-ха!!!
 А-а-а-а-а!!! - стонет он.
 Аа-а-а-, рыдаю я.
 Не надо, - кричит он.
 Пожалуйста! - рыдает он.
 И меня! - кричит она.
 Пожалейте, - визжит она.
 А-а-а-а-а, - орет брат.
 А, ха-ха-а, - рыдаю я.

И захожусь так страшно, что на минуту смолкают все.

Нас много. Мы под мостом, в парке, где даже днем гулять не стоит: что, учитывая положение дел в Молдавии, не так уж удивительно. Мы представляем собой групповую композицию. Что-то вроде «Ночного дозора» Рембрандта, только у нас больше экспрессии. Куда большая. Итак, слева направо.

Фигура первая. Леопард-на-бицепсе стоит на коленях, со связанными за спиной руками, уронив лицо в асфальт. Он без обуви и подошвы его ног разбиты. Я говорю «разбиты» на ради красного словца. Они разбиты по настоящему – из левой пятки торчит кость. Пальцы перемолоты, вместо них каша. Если леопард-на-бицепсе выживет после сегодняшней зарисовки, он останется инвалидом на всю жизнь. Правда, я не уверен, что он выживет.

Фигура вторая. Рядом с леопардом-на-бицепсе лежит, скорчившись, в позе эмбриона, старая мегера из попечительского совета. На ней нет юбки, и из ее зада, - я вынужден описывать все беспристрастно, - торчит что-то зеленоватое. Если вы наклонитесь пониже, а я не уверен, что вы захотите это сделать, то увидите, что это горлышко от бутыли зеленого тяжелого стекла, в которые в Молдавии разливают дешевое вино. Вы можете предположить, что оставшаяся часть бутыли находится в теле мегеры из попечительского совета.

Фигура третья. Рядом с мегерой лежит мегера помладше, с разорванным платьем, разбитым – пусть и не так, как ноги леопарда-на-бицепсе, но все же разбитым, - лицом, мегера номер два, та, что помладше.

Фигура четвертая. Какой-то мудак из суда, - кажется, секретарь, - блюет на ноги фигуры третьей, потому что ему очень-очень плохо. Рядом с ним лежит куча засохшего дерьма, и, если вы приглядитесь, а я уверен, что вам не очень захочется, то поймете, что блюет он дерьмом. Может быть, вы поймете первопричину этой рвоты – да, конечно, он блюет дерьмом, которое его заставили есть.

Фигуры пятая. Мой двоюродный брат, сорока лет, коротко стриженный и седой, двух метров росту, ста двадцати килограммов весу, только что бил паяльником по ногам леопарда-на-бицепсе, и остановился, только когда я завыл, и зашелся. Вообще-то брат должен был быть в Италии, но ему не дали визу. Главарям преступных группировок, сказали эти лицемеры в посольстве, не дают виз. А он разве преступник бля? Мой брат привык, что я, - когда еще был преуспевающим журналистом, - решал подобного рода вопросы, поэтому позвонил мне. И сейчас он здесь.

Фигуры от шестой до двадцатой. Множество коротко стриженных мужчин, дорого и не броско одетых, с колючими взглядами, курят, презрительно глядя на основных участников действа. В том числе на меня. Изредка их взгляды теплеют: это происходит, когда они глядят в строну, где в одной из машин, - а машин много, и они дорогие, - на руках у одного из таких мужчин играет красивый малыш, совсем такой, каких рисовали гитлеровцы на плакатах-агитках.

Это Матвей, и играет он кобурой от пистолета.

 Славный пацан, - говорят они, гладят его голову, и задумчиво добавляют, - бродяга бля...
 Ага, - говорю я.

Они презрительно не смотрят на меня и суют ему кто брелок, кто купюру, кто блокнот. Пусть поиграет.

Только что все фигуры от номер один до номер четыре плакали, визжали и выли, и мой брат, подняв голову, спросил меня:

 И вот это дерьмо всерьез собиралось лишить тебя ребенка? Ну, хера ты сопли жуешь? Успокойся. Бля, Володя, нельзя же быть таким слабонервным.

Я начинаю плакать, икать, трястись , и выть. Я говорю:

 Аа-а-аааааххх!

После чего падаю, и, выгнувшись, впиваюсь зубами в лицо леопарду-на-бицепсе, стискиваю челюсти, а потом теряю сознание. А уже после меня оттаскивают, и отливают водой.

В зубах у меня зажат кусочек его щеки. Придя в себя, я отплевываюсь. Меня шатает.

 Успокойся, - перепуганный брат трясет меня за плечи, - успокойся, брат. Ну? Все, все. Успокойся. Возьми себя в руки. Сейчас мы их бля замочим всех.

Продолжение следует.