Начало здесь:

http://www.gonduras.net/index.php?a=6606  

http://www.gonduras.net/index.php?a=6611  

http://www.gonduras.net/index.php?a=6615  

http://www.gonduras.net/index.php?a=6619  

http://www.gonduras.net/index.php?a=6625  

http://www.gonduras.net/index.php?a=6630  

http://www.gonduras.net/index.php?a=6635  

http://www.gonduras.net/index.php?a=6639  

http://www.gonduras.net/index.php?a=6642  

http://www.gonduras.net/index.php?a=6647  

http://www.gonduras.net/index.php?a=6649  

http://www.gonduras.net/index.php?a=6654

ххх

 Иа, - говорит Матвей.
 Заткнись, - говорю я.
 Ма, - хлопотливо обегает он гостиничную кровать. - Иа се?
 Заткнись, - едва не плачу я.
 Иа, - у него дрожат губы.
 Заткнись! - ору я на него, после чего, как истеричная мамаша, набрасываюсь на него с поцелуями, тискаю и обнимаю, чувство вины великое дело, ага.
 Иа, - тихо говорит он.
 Заткнись, - наливаю себе стакан воды я. - Это был пляжный роман, понимаешь? Сечешь, мужик.
 Бульбуль, - вспоминает море он.
 В следующем году поедем, - обещаю я. - Если денег хватит.

Денег, судя по всему, хватит. Мы в Москве, в гостиничном номере, причем добирались сюда не на метро, а на персональном автомобиле, да и не с железнодорожного вокзала, а из аэропорта. Нет, я не подался в гастарбайтеры. Нам повезло: мы с десятком рассказов попали в короткий список престижной литературной премии для молодых писателей. Не старше двадцати пяти. Мне вручили статуэтку, которой Матвей сразу же едва не убил гостиничного кота: любимца приезжих и администраторов, и, что куда важнее, пятнадцать, - пятнадцать, мать вашу! - тысяч долларов. Это внушало определенного рода надежды. Конверт с деньгами я спрятал на дне рюкзака, рюкзак сунул в шкаф, и сразу же позвонил своей знакомой.

 Конечно, я буду, - говорит она, пока я расстегнутыми манжетами сметаю со стола крошки и пыль, - что вам привезти?
 Ну, - задумываюсь я, - философский камень, еще какой-нибудь алхимической фигни, и, самое важное, выпить.
 Это все? - иронически, конечно, в ее понимании иронически, осведомляется она.
 Это все? - шепотом спрашиваю я Матвея. - Что нибудь-еще привезти, спрашивает? Чего хочешь?

Он поднимает голову и радостно говорит:

 Иа.

ххх


 Мне жаль тебя расстраивать, но у меня критически дни, - говорит она.
 Я, честно говоря, не ожидала, что ты не один, - улыбается она.
 С каких это пор у тебя ребенок? Ты мне ничего об этом не говорил и не писал, - обижается, правда, деланно, она.
 Я понимаю, что ты мужчина, и тебе тяжело будет вот так, не солоно хлебавши... - улыбается она.
 Он крепко спит? - спрашивает она.
 Ты уверен, что мы его не разбудим? - опасается она.

В углу, на кресле, посапывает Матвей. Я мрачно гляжу на его руку, высунутую из-под одеяла, сам не знаю, почему мрачно, дела ведь пошли в гору, не так ли, и поворачиваюсь к ней. Снимаю с нее все, и долго рассматриваю. Есть на что попялиться: когда женщине двадцать один год, она стройная, блондинка, да еще и грудь у нее большая, и живота и боков еще нет, вдобавок ко всему она готова дать вам просто так, без каких либо предварительных условий и утомительных игр, похотливым козлам типа меня мало просто взять да и вдуть ей: так и хочется на нее поглазеть, сожрать глазами, подчинить визуально. Типа как обозвать шлюхой, чтобы подчинить вербально и... ну и все такое. Я расстегиваю две верхние пуговицы рубашки и сажусь в кресло. Подумав, отставляю фужер, и пью из бутылки. Оля стоит, чуть напрягшись, - выглядит она просто роскошно. Пятнадцать тысяч и телка что надо. Сегодня я малый не промах, думаю я.

 Чего ты ждешь? - улыбается она.
 Никогда не говорит так мужчинам, - разыгрываю я из себя умудренного опытом, - слишком банально.
 И все-таки? - переспрашивает она.
 Будь я лет на десять моложе, - говорю, проталкивая пальцем пробку в бутылку, это уже вторая, но вино до моей головы доходит всегда позже любого другого спиртного, поэтому я не боюсь напиться, - то набросился бы на тебя сразу же. Но так как я, увы, стар, мне хочется сначала тебя как следует рассмотреть.
 Ну, смотри, - тихо говорит она и улыбаясь, садится на край кресла.

И я смотрю, видит Бог, смотрю, как в последний раз. Там есть на что посмотреть. Я пью еще немного, потом хватаю ее за голову, и, сжав руками, прижимаюсь своими губами к ее и брызжу ей в рот вином. Льется и туда, и на лицо, она тихо, - я ценю ее такт, - чтобы не разбудить ребенка, смеется, и потихонечку сдирает с меня рубашку.

Я беру ее на руки, и кладу не постель. Чем хороши эти гостиничные матрацы, - они упругие и пружинят что надо.

ххх

 Дай мне что-нибудь, а то здесь будет полная кровать крови, - говорит она.
 Сиди, как сидишь, - шлепаю ее по заднице я, и она, хихикая, наваливается на меня.
 Вредина, - кусает она за ухо меня.
 Опа, - говорит Матвей.
 Опа! - говорю я.
 Опа!!! - восклицает она.
 Матвей?! - грозным, как я считаю, голосом, восклицаю я.
 Матвей? - улыбаясь, спрашивает она, и я вспоминаю, что так и не сказал ей, как его зовут.
 Мей, - подтверждает Матвей.
 Спать! - страшно вращая глазами, говорю я.
 Не! - восклицает, теперь уже он возмущен, мальчик.
 Да! - жестко говорю я.
 Тетя! - радостно говорит она, поглаживая ее по спине. - Те-е-е-е-тя.
 Ага, - киваю я, слава богу, он уже не называет их всех мамами, - Настоящая тетя, сынок.
 Мне стыдно, - прячет она лицо мне под шею.
 Спокойно, - говорю я. - Мы же под одеялом.
 Он...
 Ему и двух еще нет, - раздраженно восклицаю я, - думаешь, он понимает, что здесь происходит?
 Не понимает, - соглашается она. - Ой! Он шлепнул меня по заднице.
 Это он так тебя гладит. Видит, что папа к тебе неравнодушен.
 Се! - говорит Матвей.
 Какие на хрен деньги?! - поражаюсь наглости этого ребенка я.
 Се!!! - показывает она на шкаф.
 Черт с ним, бери! - соглашаюсь я.
 Ох, - говорит она.
 Да, - соглашаюсь я.
 Знаешь, у меня нет слов, - почему-то говорит она.
 Ага, у меня тоже, - соглашаюсь я.
 Это было нечто.
 Угу, - соглашаюсь я.
 Ну, я имею в виду первый раз. Надеюсь, мальчик даст нам повторить? - треплет она волосы Матвея.
 Мм-м-м, - тяну я, - как договоримся.

Матвей вытаскивает из шкафа рюкзак, потрошит, и вынимает конверт с деньгами. Рассыпает купюры по полу, и задумчиво прохаживается по ним босыми ногами. Часть рассовывает по пустым стаканам на столе, часть ссыпает себе на подушку.

 Он что, - заинтересована она, - будет спать в деньгах?
 На деньгах, - мрачно уверяю ее я, - он будет спать еще крепче, чем обычно.
 Хи-хи, - говорит она.
 Ой, - говорит она.
 Сделай так еще, - говорит она.
 Я умираю, - почему-то все еще живет она.
 Ох, - говорит она.
 Не кончай в меня туда, ладно? - говорит она.
 Что ты, - говорю я.
 Я могу долго, - говорю я.
 У меня нет слов, - говорит она.
 Се, - бормочет Матвей.

ххх

В ванной она прижимается ко мне грудью, но я обматываю ее полотенцем и выношу в комнату. Внезапно я думаю о том, что все, в принципе, не так уж и плохо. Мне двадцать восемь лет, и, по сравнении со многими своими знакомыми, я везунчик. Ведь я еще жив. Не умер в ванной, набухавшись, и захлебнувшись, не скончался от сердечного приступа после трех месяцев запоя, не попал под машину по невнимательности, не разбился вдребезги, дав порулить... Своими опасениями с ней я не делюсь, потому что давно уже смирился с тем, что мои страхи отпугивают от меня людей. Планов отпугивать ее до утра у меня не было.

 Мас! - кричит Матвей, показывая на экран.
 Что он говорит, - она прижимается ко мне под одеялом, на этот раз я отвечаю взаимностью.
 Он говорит Маус, - объясняю я, - мультфильм про Мики Мауса.
 Да? - она поднимается на локте и смотрит минут пять на экран.

Я думаю, что она, по сути, такой же ребенок, а потом спрашиваю, какого, собственно, хрена, я стал размякать? В конце концов, ей двадцать два года, а я в этом возрасте уже. Кстати, что я в этом возрасте? В самолете надо будет подумать, повспоминать. Я глажу ее изумительный живот, ее идеальную задницу, и легонько кусаю в шею. Она кладет мои руки себе на грудь. А я что, я запросто.

На экране Мики и его компания попали в жестокую передрягу. Все они застряли у какой-то переправы, и не могут перебраться на тот берег. Мост сломан, брод непонятно где, да и есть ли он, этот брод. Все они: вся эта иррациональная компания в составе мыши с башмаками, собаки с шапкой и еще каких-то чудиков, созданных явно не на трезвую голову, застыли у берега и мозгуют, чего им делать дальше. Хм, а правда, что им делать-то? Двигаться-то надо.

Мультфильм из разряда тревел-трип, путешествие нон-стоп, когда дети подрастут, Мики Мауса сменят на угловатых девчонок-одноклассниц, и вся эта компания, посрывав шутовские маски персонажей Диснейленда, продолжит нестись по дорогам благословенной страны, Америки... По крайней мере, такие кинокомедии, - хит молодежного кино этого лет, - показывают в наших кинотеатрах каждый год. Америка, ох, Америка. Великая, благословенная страна. В последнее время я подумываю над тем, чтобы эмигрировать туда. В Молдавии мы не пропадем, надеюсь, мы вообще нигде не пропадем, но, оказывается, я вовсе не хочу, чтобы мой ребенок рос среди всего того дерьма, в которое вполне органично вписался его батюшка. Я в смысле. Впрочем, я замечтался. А Мики и его компашка так и не перебрались на ту сторону реки. Чего бы им посоветовать?

 Мауструмент, - угрюмо говорит Матвей.
 Точно бля! - радостно восклицаю я.
 Что?! - испуганно встрепенулась она.
 Тсссс, - успокаивающе глажу я ее по спине, и она снова сопит мне в руку.

Мы лежим на гостиничной кровати одноместного номера. Втроем. Вернее, лежим-то мы двое, а Матвей сидит по левую руку от меня, обернутый маленьким дорожным одеялом, - сто баксов, пропади пропадом та фабрика, где его выткали, спряли, или как делают одеяла? в общем, произвели, - и смотрит мультфильм. Я тоже смотрю, а еще глажу спину Оле, потому что когда тебе под тридцать, и семя уже не брызжет у тебя из ушей, и три раза уже было, а ей все мало, только это – почесать спинку, - и спасает, не так ли, Матвей? Тебе-то все равно, у тебя -то вся эта хрень впереди. Уверен, он справится, горделиво смотрю я на его причиндалы и, кстати, говорю:

 Не трогай писю!

На экране появляется огромный пузырь. Это типа Маусструменты. Волшебная хрень, которая появляется каждый раз, когда лох Мики и его компания лохов попадают в лоховскую ситуацию. Стоит им облажаться, как появляются Маууструменты, и ими уже можно сделать все, что угодно. Маууструменты это как ядерное оружие, или Доктор Зло, или самолеты ВВС США, которые прилетают поддержать огнем облажавшихся спецназовцев.

 Маусструменты помогут нам, - дурацким голосом говорит Снупи-Дог, и вся компашка радуется.

Матвей тоже хлопает в ладоши. Вообще-то, мультфильмы я ему смотреть не разрешаю, но для этого делаю исключение. Вынужден признать, что этот мультик - развивающий. Там то и дело просят сказать хором какое-то слово, учат считать, писать, и все такое. Так что, можно сказать, этот мульт для Матвея – академия на дому. Как и полагается по ходу занятий, студент уснул: Матвей уже сполз на подушку и сопит, надо проверить ему температуру, думаю я, тихо – вот уж этому сын меня научил, - встаю, и, не разбудив ни его, ни ее, хожу по комнате. Нахожу градусник, сбиваю столбик, гляжу в окно: в Москве началась метель, и это весной: ну, что за фигня-то, а, что за город, потом пью вино, сидя на подоконнике, пока градусник под Матвеевой подмышкой дрожит и покачивается, а малыш похрапывает, проверяю температуру, и она, слава Богу, в норме, кладу градусник обратно, глажу обоих по головам, возвращаюсь к широкому подоконнику и, обхватив колени, гляжу на крышу какого-то ресторана напротив нашей гостиницы. Снега уже совсем много, и мне почему-то хочется остаться еще, хотя я и не могу жить в Москве: этот чудесный город создан для всего, для чего угодно, только не для того, чтобы растить там детей. Я голый, но мне не холодно: здесь, как обычно, топят не жалея дров. Поворачиваюсь к кровати и вижу, что ее глаза блестят и, стало быть, она не спит. Оля тоже тихо, - вот уж не ожидал, - встает с кровати, гладит Матвея по лицу, и подходит ко мне.

Странное это чувство: сидеть голыми на подоконнике, смотреть на снег за стеклом, сколько это? миллиметров пять, и чувствовать тепло. Зима и лето, а между ними кусочек стекла: сода и песок, которые как-то случайно смешались в огне, и бородатый финикийский хрен, увидев кусочки чего-то удивительного, полупрозрачного, должно быть, здорово вопил от удивления?

 Вы с ним не разлей вода, - говорит она, обняв меня сзади.
 О чем ты? - тихо смеюсь я. - Ты сбрендила.
 Нет, - серьезно говорит она.
 Да, - серьезно говорю я. - Мы оказались вместе совершенно случайно. Не умри его мамаша, я был бы классическим отцом, который видит ребенка 2 часа в неделю. Читает газету, орет на маленького спиногрыза, который ноет, желая внимания и любви, да водит его раз в полгода на футбол или карусели, считая, что этим его отцовские обязанности, обязанности настоящего мужика, так его, исчерпаны.
 Тебя злят такие отцы? - улыбается она.
 Боюсь, это меня устраивало бы, - признаюсь я.
 Да?
 Ага. Поэтому и говорю, мы с ним совершенно случайно вместе оказались. Как пара, которая случайно перепихнулась на карнавале по пьяни, а потом раз, и повенчалась с какого-то перепугу.
 Тебе нельзя больше заводить детей, - спокойно говорит она.
 Это еще почему? - удивляюсь я.
 Ты чересчур привязан к этому, - объясняет Оля, и садится на подоконнике напротив меня, - ты над ним трясешься просто.
 Чушь, - говорю я, - он славный малый, но он у меня в печенках сидит.
 Точно? - улыбается она.
 Ну, да, - говорю я.
 У тебя не получается врать, - склоняет она голову набок, отражается в белом из-за снега стекле, и теперь напротив меня две голые задумчивые блондинки с подбородком на согнутых коленях.
 Точно? - спрашиваю я.
 Точно, - говорит она, и повторяется – вы с ним не разлей вода. Ты в нем души не чаешь.
 Так тем более, - говорю я, - нужно еще какого-то. Чтобы не было эмоциональной зависимости. Я собираюсь отдать его в детский сад и завести жену. Нельзя быть чересчур привязанным к кому-нибудь. Это калечит и тебя и того, к кому ты привязан. Справедливо?
 Но ведь это измена, если называть вещи их именами, разве нет? - спрашивает она.
 В чем-то да, - признаю я.
 А разве любимым изменяют? - мягко отвечает она вопросом.

Я задумываюсь.

Продолжение следует.