***
-- Это же чистейший драгметалл, Тихоня, да какой!
-- Проверим чистоту, и аюшки – ты что себе, фрайер?! Редкозём, Гарик, это чистейшее стратегическое фуфло, с хорошей перспективой залёта к федералам или пули в живот!
Я вытер вспотевший лоб и вновь метнулся по диагонали офисного пространства.
Следом запрыгали по лакированному паркету блики фальшивых бронзовых канделябров.
-- Да ладно тебе… всех денег не заработаешь, какую-то часть всё равно придётся украсть.

Георгий Савельев, для меня просто Гарик – это стареющий бонвиван с внешностью окончательно рехнувшегося Дон-Кихота, репутацией опытного оратора, учёной степенью доктора физмат-наук, а также всеми навыками отпетого авантюриста и непризнанного гения. Месяцев семь назад наш предприимчивый дуэт едва оправился от неудачной попытки захватить карельские месторождения шунгита. Экстренное вмешательство канцелярии карельского президента вернуло родному краю так и ставшие освоенными минеральные копи.
М-да, долго будет Карелия сниться…
Ещё и поныне карельские братья по разуму впаривают измельчённый шунгитовый щебень в качестве природного очистителя питьевой воды… тогда как мы с Гариком *всего лишь* рассчитывали наработать путём ионной бомбардировки ощутимые количества (на уровне микродолей грамма) третьей после графита и алмаза модификации углерода, обладающей, всем на зависть, сверхпроводимостью даже при комнатной температуре.

Открытие валило набок энергетику всей Ойкумены – проще говоря, обитаемой части планеты. Нобелевки уже мерещились, лимонные заросли зелёни… и все дела.
Но куда там.
-- Янину помнишь? Она ж, если и приедет, старик, то только к тебе! Она тебе доверяет… сколько ночей мы тогда угрохали по их экстренной разработке! – громыхает бас Гарика, и я снова обращаюсь к воспоминаниям. Да, нелишний был опыт, почти год назад мы с Гариком довольно усердно разбирались с так называемой *красной ртутью*.

Работа велась оперативно, по хорошо оплаченному заказу друзей-прибалтов (читайте, западных немцев) и силами, пожалуй, еще пятнадцати-двадцати столь же закрытых, как наша, спецух союзной величины. Как только стало ясно, что пресловутая дрянь по составу представляет собой не более чем некий амальгамированный комплекс, наподобие роданидов, мы сразу же бросили это дело, присовокупив к масс-спектрам краткий, но исчерпывающий отчёт.
В ответном слове, уже устно, пребывая в творческой атмосфере пера и пуха, лейтенант таможенной службы Яниночка Балнене выразила мне, на ухо и в древнем обряде любви, всю свою девичью и служебную признательность, пообещав вдобавок пособить с растаможкой автомашины, если мне вдруг вздумается где-нибудь в Шяуляе приобрести себе иномарку.
Да щас, блин! Уже тогда, из множества вопросов-зацепок-полунамеков, мне было ясно, что некий подпольный траффик, металлы-драгоценности-оружие, цепляется где-то за ноготок этой белобрысой, веснушчатой таможенницы… впрочем, зачем бы мне знать это?
А вот оно и пригодилось.

-- Набирай уже Ваську Крейцера, звони Янке, нах! – внезапно заорал мне Гарик в самое ухо. – Колебаться будешь потом, вместе с линией партии!
Я вяло послушался… двинул бы кто придурку по темечку. На дворе – конец 90-х. Ну какой идиёт, будучи в здравом уме – а кто, собственно, ждёт подобного от идиёта?! – согласится вот так, на голых понтах, помочь слить за кордон двухкилограммовый слиток стратегического циркония?! Да легче вагон меди заслать!

Гарик меж тем, нещадно посыпая огромный письменный стол сигаретным пеплом, ворковал мне, аки горлица, что за металлом-де нет ничего такого, сухого-мокрого – так, спёрли, мол, брусочек в неком институтском подвальчике.
Мало ли чего утаивалось тогда в наших запасниках и подвальчиках… помню, как однажды мы с Гариком ломали голову над утилизацией ста двадцати килограммов металлической ртути. Продали в итоге прибалтам, само собой.
Захваченный размышлениями, я совсем некстати припомнил, как в аспирантскую пору нечаянно выяснилось, будто соседи мои, аспиранты-органики, в качестве промежуточной стадии сложного, многостадийного синтеза получили аналог принятого на вооружение боевого отравляющего вещества… вот когда все мы, прилегающие, струхнули по-настоящему! Да, а кто-то еще пытался предложить в качестве дипломной работы ступенчатый синтез фенамина…
.
Бывший сослуживец Васька Крейцер, сухопарый и кривобокий брюнет класса *ведущий инженер*, по-прежнему подслеповато тыкался в свою рентгеноскопию, однако принял мой заказ без всякого энтузиазма. Он и вообще был мало эмоционален, оживляясь только в обществе женщин за столом, уставленным обильной едой и выпивкой. Житейские пустяки, вроде путча или периода полураспада нашего с ним научного центра, Васька пережил весьма хладнокровно – равно как и двукратный провал своей диссертации, которую мы дописывали в итоге едва ли не всем этажом…

У него была одна смешная особенность: Васька просто сгорал от зависти к людям, без задержки рифмовавшим любовную чепуху. Наскоро слепив чудовищный мадригал очередной его пассии – а Васька влюблялся обильно и безответно – взамен я частенько уматывал с совместного ночного дежурства по центру, бросив Крейцера на произвол судьбы. Своим-то дамам мной редко писались стихи, ещё чего.

В итоге мы с Васькой оба считали себя в выигрыше, что и требовалось по ситуации.
Пояснив задачу, я безмятежно прослушал Васькино сообщение о цене вопроса в двести баксов и поинтересовался, как там, рифмуется помаленьку? Васька поёжился и спросил, а есть ли у меня литературная рифма на слово трамвай… ну так, чтобы не *наливай* или *подавай*? Да ясен пень, ответствовал я, но цена этой рифме – ровно пятьдесят баксов! Никогда ещё прелести высокого штиля так не котировались в научных кругах. Васька покраснел и вытащил из стола мятый листочек бумаги, сплошь исчёрканный корявыми строчками разной длины: ну?! Трамвай – синева, кротко проинформировал я.

Судя по Васькиному враз потеплевшему взгляду, прежний пиетет был восстановлен.
-- В общем, так, - сказал я. – Мне нужен процентный состав по степени чистоты, а я тебе забацаю полноценный стишок. Как хоть её звать-то, новопреставленную?
-- Типун тебе на язык, грязный поц! Юлей её зовут…
Результат пришёл почти синхронно. Я, измождённый муками творчества, заработал спектральное подтверждение того, что предложенный металл и вправду представляет собой химически чистый цирконий. Васька же, практически задаром, гад, приобрёл почти шекспировский сонет, в котором Юля многообещающе рифмовалась с *на стуле*…
.
К нашему изумлению, Янина на мой зов отозвалась практически сразу же. Через три дня она уже составляла нам с Гариком приятную компанию, утопая в кожаном кресле и болтая ножками в сетчатых чулочках на краешке подлокотника. Мы весело потрепались на общие темы, потом, как бы между делом, я показал ей Васькин рентген-анализ и намекнул на интересующую нас цену вопроса.
Янина, столь же небрежно, снизила её вдвое.
Надо пояснить, хотя и без цифр: мы с Гариком предложили девушке купить цирконий за половину его цены на лондонской бирже металлов. Янина в ответ пообещала только четверть – в итоге мы сошлись примерно на трети. Еще через два дня я получил от девушки условленный сигнал: наличка приехала! Мы вновь уединились в офисе Гарика, принявшись увлеченно пересчитывать и сортировать стодолларовые бумажки, откладывая в сторону порванные, неряшливые или в чернильных записях купюры.
Внезапно я услышал раздавшийся в приёмной изумлённый писк секретарши Гарика и шорох многочисленных ног. Гарик широкими шагами подошёл к окну и, повернувшись к нам, сказал отрешенно:
-- Менты!..
.
Янина, резко и собранно взметнувшись к денежным пачкам, рывком сгребла всю кучу в маленький, похожий на аптекарский саквояж и, отшатнувшись, молча катнула мне по глади стола полиэтиленовый пакет с брусочком циркония, плотно перехваченный пластырем. Я машинально перехватил его, чтобы не уронить на пол… в этот момент дверная ручка завертелась, и в комнату ворвался молодой свежий голос:
-- Всем стоять! Работает Федеральная служба безопасности!
Обстановочка, соображаю я в течение примерно полсекунды: Янинка с деньгами – ну, гости с ней обязательно поделятся… Гарик в полном дерьме, инициатор и продавец… я, как посредник, тоже попадаю на семь-восемь лет хар-рошего седуна… так!
Безотчётно повинуясь инстинкту, я подбрасываю в воздух полиэтиленовый комок и со всей силы, в духе финального штрафного удара на чемпионате мира по футболу, посылаю его подъёмом правой ноги в направлении арочного окна. На какой-то миг мне показалось, что я пинаю в бронзовый зад жеребца Медного всадника… полиэтиленовый комок довольно резво взмыл вверх-вперёд и, пробив двойное остекление, тяжко ушёл из виду.
Немая сцена – точнее, неоконченная минута молчания. Один из пяти вошедших рывком устремляется на выход. Ещё примерно через минуту в кабинет влетает разъярённый мужичок в потёртой кожаной куртке, по виду типичный водила, и орёт, аж скулы сводит:
-- Ну вот какая падла пробила мне крышу фургона, а?! За машину ещё не рассчитался! Урою, нах!
Присутствующие издают нервный смешок. Я, оцепенев, внимаю в этот момент тихим откровениям Гарика: этот выдающийся говень, оказывается, просто подсадил меня на крючок! Им, фээсбэшникам, казачка надо было засланного прояснить… того, что на пыталовской таможне засел. Так что пнул я от души не что хотите, а реальную лоховскую подставу стоимостью… ну да что там.
Но то, что Гарик оказался стукачом, угнетало меня сейчас куда больше угрозы ареста.
.
-- Так чья сумка-то? Брать будете? – мужичок уже испуганно озирался по сторонам. – Мне бы баксов триста, на покрытие ущерба…
Он медленно и аккуратно поставил ком полиэтилена на стол.
-- Брать не будем – так отпустим, возьмите визитку и съездите вот сюда… – облегчённо откашлявшись и отсмеявшись, один из вошедших набросал на кусочке картона несколько фраз. – Платить ничего не надо.
-- М-мм… ну, счастливо тогда! – мужичок резво выскочил, тихонько прикрыв дверь.
-- Вы пока тоже можете быть свободны… футболист хуев! – услышал я негромкую речь. – А вас, Янина, я попрошу остаться…
Теперь уже нервно хмыкнул и я: цитата из знаменитого сериала словно замкнула этот короткий скетч. А что, собственно – плакать, что ли?! Не жили богато, нефиг начинать.
Ну что же, думал я, хромая по мраморным ступенькам к выходу из гариковского офиса – Гарик, после пары тихих эпитетов, где-то испуганно отстал… богатые тоже плачут.
Когда им приходится иметь дело с бестолковыми.