Начало здесь:

http://www.gonduras.net/index.php?a=5102

http://www.gonduras.net/index.php?a=5116

Я не смогу, Мария Афанасьевна, правда не смогу!

Шантаж оказался чертовски приятным делом. И к тому же на удивление плевым. Афанасьевна допустила простейшую ошибку, не воспользоваться которой было преступлением даже для такой дуры как я : взяла и выложила все как есть, не оставив мне ничего иного, кроме чувства, что теперь все в моей воле. И прежде всего – их гребанный бизнес.

Ну чего ты ломаешься Ксюш? – Афанасьевна смотрела на меня, склонив голову на бок, - вон, бери пример со своей Риты.
С кого? – не удержалась от смеха я.
Да-да, с нее. С половиной города переспала, а ведь и не скажешь.

Я закрыла рот ладонями, но смех от этого не стал приличней – вышло и вовсе какое-то лошадиное фырканье.

Вдвоем с Афанасьевной (Света неожиданно выпала из семейного дуэта, укатив «клубиться» с подружками) мы сидели друг напротив друга в дорогущем японском ресторане в самом центре Кишинева и изредка бросали невидящие взгляды на прохожих, которым приходилось задирать головы, чтобы увидеть нас. Ничего подобострастного в их действиях не было бы – ресторан на самом деле как бы нависает над тротуаром, – если бы я не знала, какие мысли скрываются за каждой парой любопытных глаз. Сама я, каждый раз проходя мимо, видела паривших наверху людей, не на небе и все же недостижимо высоко, в сферах, куда мне путь был заказан, хотя, казалось бы, чего проще: семь ступенек и твое пальто ненавязчиво принимает ресторанный швейцар.

Рекомендую «Зеленого дракона», - посоветовала, глядя в меню, Афанасьевна, - и жареное мороженое на десерт.

Я кивнула так, чтобы не дать застывшему над нами официанту иного повода для размышления, кроме моего безграничного доверия вкусу Афанасьевны. Четыреста семьдесят леев - вот во что обойдется ей мой ужин. Почти треть моей зарплаты – интересно, чувствует ли хозяйка неловкость, придя к аналогичному выводу? Я подняла глаза на Афанасьевну – она так увлеклась темой, ради которой и притащила меня сюда, что не заметила, как я ем суши руками: палочки я испуганно отодвинула, а подзывать официанта ради вилки мне было неловко.

Понимаешь, для нас этот конкурс – прекрасный шанс, - она так ловко подхватила завернутую в рис рыбу, что я не удивилась бы, узнав, что и с пловом Афанасьевна управляется при помощи палочек. – Все ж как думают: а, Крэчун, это которая шмоточница. Или, еще хуже, мыльница, или там, порошочница. Кстати, порошком, – она понизила голос, – ну, ты понимаешь о чем я, так вот, я бы этим занялась. Серьезно, чего улыбаешься? И продюсерством занялась бы. Этой, как ее… «Фабрикой звезд». У меня средств свободных знаешь сколько? Надо в перспективные проекты влезать, бензин там, или ресторанный бизнес. Знаешь, это ведь со стороны все кажется простым, а попробовала бы ты пятнадцать лет тряпками да порошками заниматься! Тошнит уже от всей это мелочевки.

Я молчала, переваривая извивающимся с непривычки желудком огненное васаби, а мозгом – изреченную хозяйкой истину. Ну да, ведь свою работу я знаю лишь со стороны, точнее, с очень узкого угла – нелепо, конечно, но не более чем непосвященность инкассатора в финансовые махинации банка.

Ты должна выиграть «Мисс Компания-2008», - сформулировала задачу Афанасьевна, - или хотя бы дойти до финала.
Что вы, Мария Афанасьевна, - притворно испугалась я.
Ты это брось, - пригрозила мне палочками хозяйка, похожая в этот момент на учительницу с двумя игрушечными указками в руке – ты думаешь, что выигрывают достойнейшие? Дурочка ты, прости меня, Ксюш!
Мария Афанасьевна, можно, я заплачу за себя?
Ксения! – перешла на официальный тон Афанасьевна. – Дурочка, это же и твой шанс, ты что, не понимаешь? Ты, главное, не переживай, - снова смягчилась она, – председатель жюри – мой давний знакомый. Дима Кырлан – слышала о таком?

Я отрицательно мотнула головой.

Ксюша, мне нужен новый круг общения. Мне во как – она полоснула большим пальцем по горлу, - нужно в этот блядский кишиневский бомонд. Выручай, а? Будешь получать триста долларов в месяц.
Мария Афанасьевна, я…
Восьмичасовой рабочий день.
Я не смогу, Мария Афанасьевна, правда не смогу!
Напарницу тебе найдем, а если приглянешься кому – кстати, может прямо на конкурсе – сразу отпущу, обещаю.
Что значит приглянусь? - покраснела я.
А то и значит, - закокетничала Афанасьевна (фу ты, ужас какой!). – А по-хорошему, ты мне в ножки должна кланяться. Другие девчонки на все пойдут, только чтобы попасть туда.
Ой, что вы, я так стесняюсь…
А еще – она вдруг стала серьезной, - с отцом помогу.

Перестав жевать мороженое, я почувствовала, что у меня задергался правый глаз.

В клинику для алкоголиков положу. Извини, конечно, - спохватилась она.
Мария Афанасьевна, - с искренней страстью я схватила ее за руку.
Ладно, ладно, - улыбнулась хозяйка, - ну так что, договорились?

Прощаясь, уже на улице она засунула в мой карман какую-то упаковку.

Зачем? – я почему-то решила, что в кармане деньги.
Это гормоны, - сказала Афанасьевна, - начинай пить с завтрашнего дня. До конкурса две недели, а таблеток хватит на месяц.
Зачем? – повторила я, теперь этот вопрос был куда более уместен.
У тебя что, месячных не бывает? – вытаращилась на меня хозяйка. – Зачем тогда спрашивать? Вот все повеселяться, если из под трусов прокладка будет торчать, да? Сюрпризы нужно исключить, понимаешь? – добавила Афанасьевна и, конечно, была права.
А зачем вы про Риту наплели?

В подобной, с позволения сказать, форме я общалась крайне редко и уж точно никогда – с собственной работодательницей. Я мысленно поблагодарила неизвестного мне изобретателя шантажа. Афанасьевна, однако, и бровью не повела.

Про Риту? – задумчиво прищурилась она, словно забыв, что именно о ней говорила, - сама не знаю. Чтобы взбодрить тебя, что ли.
А-а, - протянула я и, подумав пару секунд, не удержалась от еще одной шалости, - Мария Афанасьевна, а почему вы на конкурс дочь не отправляете?

Спросила невинно-задорным голосом пионервожатой и стала внимательно наблюдать за перипетиями борьбы мышц на некрасивом лице хозяйки. Вот чуть приоткрылся рот, но нижняя губа, словно спохватившись, плотно сцепилась с верхней, а кончик длинного носа, казалось, еще немного вырос. Но наибольшую активность развили скулы – они несколько раз заходили вправо-влево, будто по всему ротовому пространству метались вот-вот готовые взорваться слова.

Света, - приглушенно, словно ей не хватало воздуха, начала Афанасьевна, - официально не состоит в «Золушке». А по регламенту, в конкурсе участвуют только штатные сотрудники компании.
Понятно, - улыбнулась я, давая понять, что неуместные шутки не повторятся.

Но Афанасьевна уже решила контратаковать.

Да и знаешь, Ксюшенька, не ее это уровень – конкурсы-шмонкурсы. Она – совладелица бизнеса и будущая единоличная хозяйка. Зачем ей это? А вот тебе – для какого-никакого начала – очень даже полезно.

Вот уродка, подумала я – не о Свете, да и не о ее не менее уродливой мамаше. Идиотский характер, вечно подводит меня, когда дело, казалось, на мази. Лишь только обо мне складывается впечатление, как о молчаливой, покорной овечке, как я вдруг кусаюсь коброй и тут же ныряю в кусты, откуда, если раздвинуть ветки, вновь приветливо глядит простодушная овечья мордашка. Какая же я настоящая, размышляю я и с сожалением понимаю, что если и кусаюсь, то совсем не тогда когда нужно и не того, кого в данный момент требуется укусить.

На остановке я вспоминаю про обещание Афанасьевны насчет отца, и во мне вскипает любовь ко всему живому. Ловлю первое же такси и мчусь в другой конец города, туда, где своей роли – дарить людям радость или печаль – дожидаются прекраснейшие создание во Вселенной.

Цветы.

Сюда меня привозила Рита – в огромный ангар, пункт пересылки между теплицей (обычно голландской) и цветочным киоском. Бросив таксисту «спасибо» и тридцать леев на сиденье, я побежала к двери, дважды оступившись на гравии.

Рита, Рита! – радостно орала я, перепрыгивая высокий ангарный порог, но оказавшись внутри, застыла с открытым ртом.

Сообрази я тогда заглянуть в зеркальце, идеальный образ тупой блондинки в моем представлении сложился бы окончательно.

***

Где тебя носит? – визжит он в трубку.
Спрашиваешь, что, блядь, случилось? – таращится он на меня.
И ты еще спрашиваешь? – с ненавистью повторяет он в телефон.
Нет, что ты, я спокоен, – ужасно противно кривляется он.
Я спокоен, как мишка клоака на своем сранном эвкалипте, - он, конечно, хотел сказать «коала».
Спасибо тебе, родная, низкий поклон, - кланяется он трубке.
За что? Ты еще спрашиваешь, за что? - снова орет он.
За мои окровавленные брюки, в которых мне предстоит вручать главный приз этой суке!
Да ты сам козел! – не выдерживаю я и получаю пощечину.

Я всегда мысленно посмеивалась, когда слышала, что у кого-то, якобы, голова идет кругом. Обычно от обилия проблем. Глупое выражение: голова не может крутиться как волчок, а значит и проблемы ненастоящие.

Но теперь я убедилась, что это правда. Не про вращающийся череп - про мысли внутри него. В моей голове хозяйничает настоящий торнадо: японский ресторан, Рита, визажисты и платье, парикмахеры и примерки, кулисы и модный ведущий Александр Елкин, приглашающий конкурсанток, и меня в их числе, на сцену, пот, заструившийся прямо во время прохода с моего лба – все это завертелось со страшной скоростью и провалилось в какую-то черную дыру и остались лишь двое – председатель жюри и я, и, судя по нашему виду, у нас обоих проблемы.

Сколько мы здесь? Минут семь, не больше. В комнате с подушками в розовых слониках на бежевом диване и с гелем для анального секса на столике. Даже комната знала, что меня ожидает. Что комната – такое ощущение, что все были в курсе.

Кроме меня одной.

Что…, - в нашу компанию вливается третий персонаж, разумеется, Афанасьевна, прискакавшая в связи с телефонной истерикой занудного паникера. Председателя жюри по фамилии Кырлан.

«Что у вас происходит?», примерно это, полагаю, она намеревалась произнести, но вместо этого уставилась на председателя. Не на всего, а чуть ниже пояса. Теперь она походила на тупую, правда, брюнетку, да к тому же уродливую.

Тупая же блондинка в моем лице, застывшая на пороге цветочного ангара, тоже смотрела чуть ниже пояса, только на Риту, хотя имелся повод повнимательней рассмотреть ее целиком. Все-таки совершенно голой, да еще верхом на голом мужчине, Риту я еще не видела. Рита ойкнула и, схватив охапку тюльпанов, попыталась прикрыться ими, но не удержала, поочередно роняя цветы на мужскую грудь и живот.

Не понял, бля, - усыпанный тюльпанами мужик приподнял голову на макушке, чтобы увидеть, хоть и в перевернутом виде, обломавшую весь кайф идиотку.

Я бы узнала его и без этого небезопасного для шейного позвонка упражнения. Под Ритой, прямо на полу огромного склада, среди моря цветов, лежал он.

Мой маньяк с остановки.

Вот так, просто, будто и не было нескольких недель переглядываний через дорогу. Самой большой глупостью было бы разрыдаться прямо в глаза изменщику и предательнице, но стоила ли того прописавшаяся в моем воображении, не без помощи Риты, иллюзия любви, а значит, и иллюзия измены и предательства? Наверное, стоила, раз уж я так и поступила: разрыдалась и выбежала прочь, отбрасывая каблуками гравий, пыхтя и теряя по дороге слезинки, жалея, что отпустила такси и что до ближайшей остановки троллейбуса еще пилить и пилить.

Не поняла, бля.

Я вздрогнула, вспомнив о Рите с маньяком, хотя Афанасьевна не поняла совсем другое, и именно от этого другого мне и следовало бы вздрагивать. Хозяйку можно было понять: до меня тоже не сразу дошло бы, как это получилось, что у председателя жюри спущены брюки, да не просто спущены, а заляпаны кровью, а еще кровью заляпан его съежившийся член. Возможно, предположила бы на месте Афанасьевны я, источником кровопотери является голая женщина, которая, как мне, Афанасьевне, доподлинно известно, служит у меня продавщицей в «Золушке» и в триумф которой на этом гребанном конкурсе я вбухала совсем немалые, даже для моего кошелька, бабки.

Ты что, идиотка, гормоны не пила? – совсем тихо спрашивает хозяйка, и прежде чем я успела ответить: пила, конечно же пила, Марья Афанасьевна, Кырлан издает страшный хохот, от которого вздрагиваем мы обе – я и Афанасьевна.
Какие на хуй гормоны? – кричит он. – Она целка, Маша, цее-лкаа!

Кырлан, по большому счету, прав, с той лишь поправкой, что целкой я все-таки была. Каких-то десять минут назад, до того момента, как он зашел в меня чуть ли не с разбега, я и пикнуть не успела. Но до этого он заставил меня попробовать. Я вспомнила стаканы с чем-то желтым на столах членов жюри – что ж, не так уж и плохо, успокаивала я себя, расстегивая его ремень, вот и проверим, будет ли привкус апельсинового сока. Правда, кончать на мои вкусовые рецепторы он не стал, но мне, если честно, понравилось, хотя не обошлось и без неудобств: он увлекся, и меня чуть не вырвало, к тому же я осторожничала, боясь укусить его.

Но самое примечательное в моем дебютном оральном опыте, ставшим – так уж случилось – первым сексом в моей жизни, было необыкновенное и волнительное ощущение власти. Этот застрявший у меня во рту мужчина стоял на этой гребанной социальной лестнице на сто ступеней выше, и все-таки, именно я, продавщица бытовой химии, владела его волей в эти удивительные мгновения, возможно, самые главные в его жизни. Энергия, сколь безумная, столь и пьянящая, заполнила каждую клетку моего тела, отрезвление же наступило внезапно - когда Кырлан буквально выскочил из меня, ошарашено глядя то ли на член, то ли на болтавшиеся ниже колен брюки. И то, и другое было обильно помечено символом моего прощания с девственностью.

А ну, оба за мной, - развернулась Афанасьевна и выскочила в коридор.

Я схватила купальник и, прикрывая почему-то груди, выбежала за ней. Глухо выругавшись, за мной последовал Кырлан. Брюки он приподнял, но застегиваться не стал, так и шел, поддерживая их и раскорячивая ноги.

Ты же обещала, что все будет нормально, - берется он за старое.
Слушай, заткнись! – срывается Афанасьевна, не замедляя шагов. – Ты бабло получил? Не фальшивое ведь. Извини, что девка оказалась не идеальной. Что, кстати, еще вопрос.
А ты, оказывается, быстро добро забываешь. Я ведь тогда был сааавсем не большим человечком. Рядовым майором. Знаешь, чего мне стоило снять должок твоего повесившегося муженька?
А у тебя, бля, память тоже говенная. Или может, ты какую другую за это ебал в своем сраном ментовском кабинете? Это при живой-то жене и двух детях, а?
Ну хватит! – взвизгиваю я и сама вздрагиваю от собственного крика.

Как ни странно, мое вмешательство подействовало отрезвляюще.

Девчонка права, - говорит Афанасьевна, и останавливается между двумя туалетными комнатами, мужской и женской. – Быстренько отмывайтесь и одевайтесь. Не бойтесь, никто не зайдет.
А как же… - Кырлан смотрит вниз, демонстративно выставляя свое окровавленное хозяйство.
Привезут тебе штаны, успокойся, - заталкивает его в туалет Афанасьевна и достает мобильник.

Перед зеркалом в умывальнике я расплакалась. Мне стало жаль себя, да так, что я даже не стала развлекать себя мыслью о том, был ли Кырлану в удовольствие секс с Афанасьевной.

Что будет дальше, я не решалась даже подумать, не из-за страха – когда все случилось, бояться глупо. Если честно, мне было лень выбирать из вариантов, ни один из которых не сулил пусть даже призрачной надежды. И все же я плакала, и, уже подмывшись и одевшись, поняла, что и слезы, и головокружения, и боль в низу живота связаны с тем, что произошло совсем недавно. Что и говорить, потерю девственности я представляла совсем иначе: если не с фейерверком, то с шампанским, это уж точно.

И все же я набираю, прямо из под крана, воду в найденный на окне стакан, чокаюсь с зеркальной Ксюшой, и мы говорим друг другу:

Поздравляю, ты – женщина!

А еще через час, сверкая природной красотой и взятыми на прокат бриллиантами, я получаю из рук улыбающегося Александра Елкина главный приз. Меня, словно пчелиный рой, облепляют конкурентки и мне кажется, что сквозь их липкие поцелуи я и в самом деле чувствую пару укусов.

Впрочем, возможно, мне это почудилось, но двух человек, ручаюсь, я буду помнить до конца жизни. Председателя жюри, пожавшего мне – нет, не ладонь, а кончики пальцев, да так, будто через него пропустили электрический разряд. И Афанасьевну, которая, сдавив меня в своих объятиях, шепнула, целуя в левую щеку «поздравляю», а чмокнув в правую - «ты уволена».

Продолжение следует.