В детстве у меня был знакомый - белобрысый мальчик, Женя Мельников. Его называли Сусликом, а когда он брился налысо, то - Мюллером. Мюллер ему больше подходило, это я сейчас, только что понял, ведь Мюллер - это мельник по-немецки. Хотя в то же время - думать о том, что ему больше подходило - ни к чему. Женя любил Аллу Пугачеву. Он любил ее всю: ее платья, ее песни, ее фотокарточки. Когда на экраны вышел фильм "Женщина, которая поет", и заборы страны были облеплены плакатами Аллы Пугачевой, то Женя сорвал один плакат и съел. Нет, конечно, не сразу, а постепенно. Он порвал плакат на мелкие кусочки, а потом добавлял их себе в суп. Когда в воскресенье, после обеда последний кусочек плаката был доеден, Женя-Суслик вышел во двор погладил себя по животу и сказал:

- Теперь она моя!
- Она никогда не будет твоей, - ответил я и ударил его тяжелым солдатским ботинком по голени. Других ботинок у меня не было. Фигли - тогда ж у нас была совдепия.
Женя согнулся от боли, но на его губах играла улыбка. Он был счастлив, и не стал со мной драться.
- Тебе завидно! - сказал он и побежал к реке, навстречу солнцу, такому же рыжему, как волосы Аллы Пугачевой.

Конечно, мне было завидно. В тот день я и написал письмо Алле Пугачевой. Я написал, о том, что хоть Суслик и сожрал ее плакат, но все равно, я ее больше люблю и хочу быть с ней и что жду ее. Я не знал адреса и подписал конверт: "Алле Пугачевой".
Этого было достаточно. Через неделю мне пришла телеграмма с короткой фразой: "встречай выезжаю". Поезд приходил рано, в шесть утра. Я завел будильник на четыре и положил его под медный таз, чтобы он громче звенел. Правда, это оказалось лишним, я просто не смог заснуть - все думал: что я ей скажу, а вдруг я ей не понравлюсь. Еще мне было интересно, в чем она будет одета? Хорошо бы в такую белую рваную простыню, в которой она пела песню на стихи Шекспира: "Уж если и разлюбишь, дак теперь", тогда бы я ей сказал, что когда сплю, то укрываюсь такой же рваной простыней. Я ее порвал из-за любви.

На вокзал я пришел рано - всходило солнце, легкий ветер гнал мятую газету "Правда", пьяный дворник пел на вокзальной скамейке: "Все могут короли..." и ему подвывала грязная одноглазая болонка. Я грустно смотрел на нее и моргал. В тот момент я думал, что Алла Пугачева может и не приедет ко мне, но поезд пришел ровно в шесть, и в серой толпе прибывших засияли огненно рыжие волосы Аллы Пугачевой. Одета она была в настоящие джинсы фирмы Lee, желтую футболку с изображением Алена Делона и темные большие очки. Я сразу понял, что очки ей для того, что бы ее в поезде не узнали и не просили спеть.
Алла Пугачева подошла ко мне, сняла очки, и я увидел, ее большие изумрудные глаза. Они были гораздо красивее, чем в нашем черно-белом телевизоре.

- А вот и я, - сказала Алла Пугачева.
- Да, - сказал я и мы пошли по черному от начавшегося внезапно дождика асфальту. Светило солнце и шел дождь...
- Дождь, когда приезжаешь это к счастью, - сказала Алла Пугачева.
- Это грибной дождь, после него всегда бывает радуга.
- Да, радуга.
В небе, над гастрономом появилась радуга.
- Любишь, говоришь меня? - спросила Алла Пугачева и приостановилась.
- Люблю и хочу быть с вами.
Алла Пугачева провела рукой по прекрасным волосам. В свете утреннего солнца засияли ее веснушки. Прозрачные капли дождя стекали по ее щекам и отражали облака.
- Знаешь мальчик. Любовь вещь жестокая и злая. Знаешь, зачем я приехала?
- ?
- Хочу избавить тебя от нее.
- А как? А зачем?

Алла Пугачева не ответила и, махнув рукой, быстро направилась к гастроному.
Я ринулся за ней, наступил на развязавшийся шнурок и чуть не брякнулся в лужу.
- Как? У писателя, которого сейчас все читают, написано, что это делается через постель, - на ходу ответила мне Алла Пугачева, - Зачем? Да фиг его знает зачем. Разнообразия хочется. Надоели мне эти вечные гастроли и лицемерные рожи.
- У какого писателя?
Алла Пугачева не ответила - мы подошли к дверям гастронома и она стала в них стучать кроссовкам. Кроссовки у нее были фирменные. Настоящие!
- Дак ведь закрыто, - сказал я.
- Ебаная совдепия! - закричала Алла Пугачева красивым низким голосом.
- А что вы хотите там?
- Называй меня на "ты". Водки я хочу. Чего ж еще.
- Водки? - удивился я.
- Ну да! Какая ж постель без водки! Да и просто чисто выпить хочется.

Я в то время в тонкостях постелей не разбирался и промолчал.
- Придется брать у таксистов. - Алла Пугачева вытерла мокрый от дождя лоб. - Пошли!
Я почапал за ней к таксистской стоянке.
Таксисты узнали Аллу Пугачеву и с радостью дали ей водки и банку Завтрака туриста за бесплатно. Я все боялся, что они попросят Аллу Пугачеву спеть, но таксисты, видимо, постеснялись и только попросили, что бы Алла Пугачева дала им автографы. У одного таксиста она расписалась на щеке и со звонким смехом сказала:
- Спасибо, мужики! Только вот, как мы будем Завтрак туриста открывать? У меня консервного ножика с собой нет. Нет у меня привычки ножи с собой носить.
У таксистов консервный нож был. Они нам Завтрак туриста окрыли.
- Завтрак тракториста - пошутила Алла Пугачева и передала открытую банку мне, что бы я ее нес, а водку (две бутылки Пшеничной) понесла сама.

Я сказал, что ко мне лучше идти не надо, потому что у меня постель маленькая. Хоть Алла Пугачева и не велика ростом, (в то время я ее был даже чуть ниже) но все равно мы бы у меня на постели не поместились. Фигово еще и то, что мои предки или очень удивились, или обрадовались. Мать же у меня тоже Аллу Пугачеву любила, но не так как я, а просто ее песни. Она бы точно стала ее вареньем и чаем угощать. На фига все это!
- Да, конечно, на фига все это - сказала Алла Пугачева. - Пойдем в гостиницу, только давай сначала выпьем на природе, а то у меня от этих гостиниц уже голова кругом идет. Сам понимешь - гастроли. Вся жизнь на колесах. Это вы все наверное думаете, что у певицы жизнь легкая.
- Я так не думаю, я и правда не думал ничего такого. Я просто любил Аллу Пугачеву.
- Вот и хорошо.

Мы уселись с Аллой Пугачевой на скамейку под березой и стали смотреть на реку. Нет, смотреть стал я, на меня что-то напала нерешительность, я снова не знал, что сказать Алле Пугачевой. Не знал что бы ее заинтересовало. А ей было не до меня, она все никак не могла открыть бутылку и ругалась:
- Ебать в сраку! Вот, блядь, фабрики! Совкове фуфло! Не могут скоты нормальные крышки сделать для бутылки.
- Давайте, Алла Пугачева, я попробую.
- Ну вот. Я ж тебе велела, что бы ты меня на "ты" называл. Так мы с тобой не сговоримся!
- Хорошо. Буду называть на "ты".
- Вот и океюшки.

Алла Пугачева положила мне руку на голову, потрепала по волосам и улыбнулась. Я заметил, что у нее между зубами щель.
- Есть такая примета, что у счастливых людей щель между зубами, - сказал я.
Алла Пугачева прыснула от смеха и даже немножко покраснела. Я заметил, что ей эта моя фраза понравилась.
- Слушай, Алла, а вот скажи, а как там у вас в Москве? - вгрызаясь зубами в металлическую пробку спросил я.
- Не поняла? - широко открыла глаза Алла Пугачева и заморгала огромными ресницами.
- Ну, там мавзолей, Кремль. Как там? Он какой? Сам то я ни разу не видел, - я вдруг обрезал губу об острый край пробки и горлышко бутылки окрасилось красным.
- А, Кремль, - усмехнулась Алла Пугачева. - Кремль на месте. Обычный он. Стоит. Так что все нормально.

Я наконец-то открыл бутылку и передал ее Алле Пугачевой. Она зачем-то перекрестилась, выпила и нюхнула Завтрак туриста, чуть-чуть запачкав кончик носа в томате.
Я тоже выпил, подавился и закащлялся. Я раньше пил водку, только, не очень много и, конечно же, не с Аллой Пугачевой.
- Хорошо тут у вас, - сказала Алла Пугачева, потянулась и похлопала меня по спине.
Я перестал кашлять и оглянулся. Было и правда хорошо: березы, речка. В речке привязанные к берегу пустые лодки. Я подумал, что ради Аллы Пугачевой, точно, сегодня одну угоню.
- Алла, может ты споешь?
- Не сразу, не сразу, - задумчиво сказала Алла Пугачева и выпила. На этот раз очень много. Оторвавшись от бутылки она утерла красную томатную точку с кончика носа и вдруг неожиданно затянула:
Я несла свою Беду
По весеннему по льду.
Надломился лед - душа оборвалася,
Камнем под воду пошла,
А Беда, хоть тяжела,-
А за острые края задержалася.

И Беда с того вот дня
Ищет по свету меня.
Слухи ходят вместе с ней с Кривотолками.
А что я не умерла,
Знала голая ветла
Да еще перепела с перепелками.

Кто ж из них сказал ему,
Господину моему,-
Только выдали меня, проболталися.
И от страсти сам не свой,
Он отправился за мной,
А за ним - Беда с Молвой увязалися.

Он настиг меня, догнал,
Обнял, на руки поднял,
Рядом с ним в седле Беда ухмылялася...
Но остаться он не мог -
Был всего один денек,
А Беда на вечный срок задержалася

- Грустная песня, - сказал я. - Я ее у тебя, Алла в репертуаре не слышал.
- Это Высоцкий. Знаешь?
- Конечно, знаю. Он про зону песни поет. Блатняк. У него еще голос такой же как у нашего учителя по труду. Такой же хриплый.
- Да, что ты понимаешь!.. - немножко раздраженно сказала Алла Пугачева и снова выпила.

Первая бутылка кончилась, и я открыл вторую.
Алла Пугачева вдруг соскочила со скамейки.
- О кей! Жизнь одна! Не будем о грустном.
Она, пританцовывая, запела песню про Арлекино. Очень громко. К нам подошли два мента.
- Эй, что за еб твою мать! - закричал один.
Алла Пугачева прекратила пение и со злостью крикнула:
- Тебе чего надо, козел! Не видишь людям весело! - опьянела она очень сильно. Пошатывалась. - Пошли на хуй, сучары! Не видите что ли, кто я такая!

У одного мента подпрыгнула фуражка на его тупой башке, а у другого вытянулась челюсть.
Он схватили Аллу Пугачеву за руки и молча потащили к своей ментовской машине. Я схватил бутылку и побежал за ними.
- Дяденьки! Это ж Алла Пугачева! Вы что ее не узнали - кричал я.
- Уйди отсюда, пацан, - сказал один мент, а второй выхватил у меня бутылку и пихнул ее себе в карман. Вдвоем они затолкнули громко матерившуюся Аллу Пугачеву в машину и повезли.

Я побежал за ней, но машина, обрызгав меня грязью и скрылась за углом.
В голове от выпитого немного шумело, меня подташнивало. Как-то я добрался до двора. Увидел Женю Мельникова и сказал ему:
- Ко мне приезжала Алла Пугачева.
Суслик цыркнул через зубы слюной.
- Ну и где она теперь?
- Ее менты забрали.
- Ты чего пил портвейн что ли?
- Не портвейн. Мы выпили немного водки. Там еще Завтрак туриста остался на скамейке.
Суслик сплюнул еще раз и повертел пальцем у виска.
А меня вдруг начало рвать. Вроде я Завтрака туриста не ел, но рвало меня именно им. Суслик ржал, а мне было предельно хуево.

Сразу после армии Женю Мельникова-Мюллера посадили в тюрьму, за убийство тещи. А я и правда избавился от любви через постель. Точнее через больничную койку. В тот день проблевавшись, я рассказал матери, что ко мне приезжала Алла Пугачева. Меня отвела к врачу Колтошнику. Тогда, как раз пробовали электрошок, и мне досталось от Колтошника по первое число.
Больше я Аллу Пугачеву в живую не видел. Да и не хочу. Дело в том, что когда я ее вижу в телевизоре, то мне уже становится не хорошо. Это не от того, что она плохая певица, а от чего то другого...