На другой день Палыч проснулся не поздно. Какое там «поздно»! Он проснулся уже днём, если осенние сумерки вообще как-то различаются по временам суток. И сразу же вспомнил всё. И сборы в поликлинику, и очередь, и кабинет докторицы Ольги, и её прилипшую к взопревшему лбу тёмную прядку волос над изумленно-испуганными глазами. Всё, решительно всё вспомнил он. И это несмотря на то, что прошлявшись невесть где и вернувшись в первом уже часу домой, он в странном изумлении и рассеянности пил до двух ночи полбутылки «Перцовой», стоявшей по непонятным причинам в холодильнике бог знает сколько лет.
Вставать не хотелось. Хотелось опять уснуть и видеть сны. Про родной завод, про Первомай, про Ельцина на танке, про певца Моисеева…Про что угодно, хоть про выборы народного хурала республики Башкортостан, но только не про вчерашний день. Его не было! Его не должно было быть!

Палыч упрямо ворочался под жидким каньёвым одеяльцем, поправлял подушку, даже встал и зашторил окно поплотнее. Но ни тепло, ни взбитое куриное перо, ни густой полумрак не были помощниками в искусстве нарочитого забытия.
Смирившись с бессонной неизбежностью, Палыч замер в позе эмбриона и сдался. Просто лежал и глаза его, устремлённые в никуда, не моргали почти. Он стал похож на труп замёрзшего панцергренадира, скрючившегося под синтетической вермахтовской шинелкой в сталинградском подвале так и не дождавшись приказа мужественного Паулюса о позорной капитуляции.
Прошёл час или два. Ни мыслей, ни желаний больше не было. И вдруг… Вдруг Палыч почувствовал…Нет, Палыч понял отчётливо и без всяких сомнений, что кто-то неведомый, но охуенно добрый, человечный, простой, бесшабашный, бескорыстный и, очевидно, посланный самим Небом, подогнал резвый локомотив к унылому товарняку в тревожной тесноте тоннеля. И не просто подогнал, но успел уже и сцепить его с головным вагоном, и медленно-медленно, слегка пробуксовывая, тронуть с места неимоверной длины и тяжести состав, увлекая его за собой. Туда, где в конце тоннеля распустился, как серая роза, полумрак тоскливого позднего сентябрьского дня. Все мощнее и мощнее стучали колёса, всё чётче и чеканней жёсткий ритм победно грохотал по тоннелю. Литерный! Литерный идёт!

Не помня себя от внезапно свалившегося счастья, Палыч долго потом сидел на кухне, куря одна за другой сигареты и напряжённо пытаясь выстроить причинно-следственную связь происшествий предыдущего дня с неожиданным праздничным событием. Поликлиника? Да нет, сидели в очередях и пострашней. Ольга с её нежным дыханием? Хуйня! В прошлом году Палыча завалил во дворе соседский бультерьер, располосовал портки и совсем уже собирался отхватить кусок посочней, но, блять, призадумался. И всё это время, пока он думал своим приплюснутым мозгом, Палыч ощущал его хриплое плотоядное дыхание на своём очке: жар-холод, жар-холод. Пока хозяин не оттащил Тимошу. Так этого крысопиздного упыря звали. И чёрта лысого! Ни в тот день, ни на следующей на перегоне оживления отмечено не было.
«Перцовка»! Ну конечно! Именно, больше не кому. Даром, что столько лет стояла. А может, именно в тот день, когда Палыч последний раз пригубил ядрёный напиток, и начался хаос? Это сколько же лет тому назад было? Три, восемь? Ну правильно, ёба!
Палыч даже рассмеялся от осознания того, что загадка, над которой он бился последние полгода, решалась простым открытием дверцы холодильника.. И Ольга эта…Доктора тоже, еби их! Дура.

А если нет? Если просто совпадение и побудительный мотив совсем не тот? Необходимо было сейчас же, немедленно провести эксперимент и в случае, если результат окажется не тот, попытаться вспомнить ещё раз всю круговерть прошедшего дня.

- Какая «Перцовка», гражданин? Вы с машины время штоль свалились? Щяс не делают давно. Вон, «Путинку» возьмите. Тока сегодня завезли…
- «Пэрцовька»? Ара, Պղպեղ օղի ունեք? Ոչ? Ара, эээ.. Ай, иды уже обратна, пиянь, свиння русский, нэту твая Пирцоука. Патамушьта!
- Может, те блянмаже ещё?
Перцовки действительно нигде не было. Промаявшись часа три, Палыч набрался смелости и зашёл в «Седьмой континент», что в подземном Охотном ряду. Уж в таком-то, с безбашенными ценами гадюшнике для воров и проституток дложно было быть всё. Побродив среди великолепия водочных стеллажей и не обнаружив искомый продукт, Палыч было совсем отчаялся. Но тут всзгял его упал на квадратную бутылку с нерусскими буквами и нарисованным, однако, на этикетке перцем.
- «Немирофф» - прочёл он на ценнике, – 376 рублей.
«Немирофф… – задумался Палыч – Ёптыть! Так это ж не Миров! Русская водка стал быть! От гады, лишь бы только начудить, лишь бы только штоб как американцы. Но 376! А что? До завтра по ларькам бегать? Да и жрать охота. Проверю только, а дальше найдём мы ж этого не Мирова по нашим русским ценам!»
Взяв бутылку, четыре самых дешёвых сардельки и булочку с маком, Палыч поспешил на улицу. До дома добираться было часа полтора. На залитой светом Манежной толклась праздная молодёжь, степенно прохаживались менты. На другой стороне улицы – глухие мрачные фасады, где не только поссать в подъезд не пустят, но и у дверки оправиться не дадут – одни камеры и охрана кругом. Куда уж там водку пить.

Робко, озираясь по сторонам, нырнул Палыч под пышные кроны дерев Александровского сада. Народу по случаю позднего вечера будней и прохладной погоды не было почти никого. Где-то на освящённом пятачке у Ваечного огня колготились какие-то одинокие фигурки то ли припозднившихся туристов, то ли скучающих ментов. Все лавочки стояли порожние. Выбрав одну из них, приютившуюся среди буйных, но ухоженных кустов, Палыч всё так же сторожко, озираясь опустился на неё. Посидел минут пять – семь. Ни одного прохожего, ни скрипа шагов, ни голосов окрест. Отлегло…
Палыч потихоньку достал из сумки, в которой со вчерашнего дня так и валялись папки с его «диаграммами», сардельку и булочку. Сардельку съел всю, от булочки только отщипнул. Пришла пора и не Мирова. Быстро отхлебнув из горла, Палыч тут же убрал бутылку обратно и с непринуждённым видом закурил. А что? Сидит рабочий человек после трудового дня, курит себе. Нельзя нихуя разве?
Так, сарделька за сарделькой, глоток за глотком, сигаретка за сигареткой Палыч уговорил полбутылки. Не Миров оказался заборист и, одновременно, не дурён на вкус. Не зря были плочены большие сотни. Слегка расслабившись, Палыч с удовлетворением отметил, что события вчерашнего дня ушли даже не на второй, а на двадцать второй план. Голова очистилась от скорбных мыслей, и мозг получил возможность без ненужных помех сканировать и мониторить всё, что происходило в недрах палычевого организма. Увлёкшись прослушкой стуков и шорохов на потайных путях, Палыч очнулся внезапно от какого-то движения рядом. Повернув голову он увидел убегающего мальчишку-оборванца, то ли цыганёнка, то ли гагауза со своей собственной сумкой, которую он выпустил несколько времени тому назад и из рук, и из поля зрения, закинутой воришкой через худенькое плечо. На секунду опешив, в следующую секунду Палыч сорвался с места и кинулся вдогонку за злодеем. Силы вроде бы были не равны: прыткий сорванец и поддатый мужичёк-доходяга. Но засранец не рассчитал веса умыкнутой им добычи. Пухлые папки, мотыляясь по недрам сумки вместе с початой бутылкой, предательски смещали центр тяжести ноши, из-за чего сумка всё время норовила соскользнуть с плеча и била злоумышленника по бокам и заднице. Наконец, съехав ещё ниже, она запуталась в ногах мальчишки, и тот благополучно растянулся на посыпанной песком и битым кирпичом дорожке.

Палыч мгновенно накрыл щуплое тельце. Не мешкая, полез он своими здоровенными ручишами между тощих ляжек мальца, пытаясь как можно скорее завладеть своим похищенным сокровищем. Резкий свет ударил в глаза…
- Вот он! Ах ты, сука-маньячина! Прям под рубиновыми звёздами, гад! Товарищ лейтенант, може стрельнем его? Чо судить-рядить, и так дело понятное? Потофил и песдец, вот он. При попытке к оказанию сопротивления бегством, а?
Молоденький сержантик полез уже было за табельным Макаром.
- Не положено. – Мрачно отрубил лейтенант. – Да и караульные, суки, у огня от нехуй делать пялятся, небось, во все глаза. Потом не отбрешешься от них. Давай его в наручники и повели, бля. А ты, мальчик,.. Мальчик! Эй, мальчик, ты куда?
Воришка, воспользовавшись временной неопределённостью, стремглав рванул в сторону Манежа и скрылся в недрах подземного перехода.
- Ну и хуй с ним. И так расколем этого… детаёба, блять! – Махнул рукой лейтенант и они, крепко схватив Палыча под скованные руки, сжимавшие злополучную сумку, поволокли его в сторону ОВД Китай-город. Мимо гранитных стелл с названиями городов-героев, мимо Вечного огня с лопоухими часовыми на карауле, мимо памятника Георгию Константиновичу Жукову – Маршалу Победы, изображавшего его в тот славный момент, когда пересел он из штабного Виллиса на штабного коня и поскакал по разбитой вражескими снарядами грунтовке из Бердичева принимать парад на Красной площади.