Я приехала в Ташкент вот отсюда. Из Апокалипсиса, из фильма ужаса, где днем темно и не видно солнца сквозь дым, где весь сентябрь повсюду  на улицах валялись дохлые птицы, которых никто не ел.

 Мне срочно нужен был воздух родины, кислород.

\

Вот она, родина, Ташкент, мое окошко. Если приглядеться, то в этих листиках можно обнаружить несколько гнезд майнушек (афганских скворцов), и одной огромной сороки. Ранним утром эти балаболки заглядывали ко мне в окно и громко обсуждали увиденное, а потом разлетались кто куда. На хозяйстве оставалась одна сорока, которая внимательно изучала мой быт, но сама фотографироваться категорически не желала. Так что вглядитесь в эти листики – сейчас там никого нет, но на самом деле там живет полно  чирикающего и галдящего народу.

 В детстве я очень любила просыпаться летним утром под чириканье майнушек, шорканье метлы дворника и зазывный клич бабушки-молочницы (звучит не очень, но никак не могу найти адекватный синоним) – «кислий малякёууу».
Я не знаю, сколько лет было этой женщине, но голос ее я слышала каждое утро, сколько  себя помню в Ташкенте. Но времена меняются. Вот эта сумка внизу – это тоже «кислий малякёуу». Женщина помоложе поставила ее возле нашего подъезда и пошла оповещать голосом жителей соседних домов. Теперь принято говорить кратко - «млако», четко выговаривая гласные, с каким-то даже, я бы сказала, глубоко подмосковным акцентом (в Подмосковье любят пропевать гласные «а» и «о»).

Ближе к вечеру, когда народ потихоньку возвращается с работы, зазвучало оголтелое бибикание «Матисса» и то же самое деликатное и интеллигентное «млако» раздавалось уже из громкоговорителя.

 Это была лирика, воспоминания о детстве и прочая сентиментальщина. Скажу прямо – в этот раз такой ерундой, как фотографирование городских пейзажей, я не занималась. Мне было некогда – мне нужно было ставить себя на ноги после московских катаклизмов. Это единственное фото, случившееся со мной ненароком по пути из авиакасс, где я меняла обратный билет на "попозже", в уютное интернет-кафе с пирожными и чаем. Сорок минут пешком, для удовольствия, по осеннему родному городу, когда с вековых дубов на тротуары, прохожих и припаркованные машины с треском падают желуди, мягко греет солнышко и все такое прочее, рождают нежность к этому городу достаточно интимного свойства. Я не стала это снимать. Это наше с Ташкентом личное.

 Вобщем, отчот мой начинается с дня предпоследнего. Об оздоровительных мероприятиях предыдущих 12 дней отчитываться не имеет смысла, а потому расскажу о событиях, представляющих этнографический интерес. Пытливый внимательный читатель, следящий за моим творчеством, уже знает, что в Ташкенте - гость ишак хозяина(с).

В один из вечеров, когда в уютном дворике с фонтанчиком и нечеловечески вкусным шашлыком, мы обсуждали судьбы Рюриковичей за бутылкой Хэннеси, ЛаврентийПалычу с нарочным доставили приглашение на свадьбу. «Хурматли ЛаврентийПалыч» - было написано там – ждем, мол, тебя к себе на свадьбу.

- Пойдем усе. И ты тоже. - сказал Лаврентий.
- Как – усе? – сказала я.
- У меня же нет с собой вечерних платьев – сказала я.
- У меня же есть одно дневное, но там слишком глубоко декольте. Это же узбекская свадьба – сказала я.
- Может, я не пойду? – сказала я.
- Будем усе! – сказал Лаврентий. И закрыл вопрос.

 К семи вечера мы уже кучковались у городского Хокимията. Я целомудренно пыталась прикрыть жакетом неприличное декольте. Подъезжали машины, из них выходили гости и гостьи. Я занервничала, изучая туалеты прибывающих дам. Мое платье было самым закрытым и длинным (длиннее только у невесты). Я гордо сняла жакет, жизнь наладилась, и мы предались свадебному веселью.

К приезду молодых гости уже успели накидать тройку-четверку тостов на скорую руку. Карнаи и зурнаи оглашают окрестности и дают знать окружающим: тут – свадьба (вувузелы отдыхают). Вдалеке виднеются молодые.

Жених похож на молодого и худенького Джима Керри в молодости (так мне его проанонсировали). При внимательном изучении я пришла к выводу, что он значительно лучше Джима Керри. Невеста – стройненькая хрупкая березка.

Поскольку на узбекских свадьбах не принято кричать «горько», она весь вечер приподымала фату и целовалась с подружками, которые подходили ее поздравлять. А поздравлять есть с чем. Как рассказали мне мои узбекские спутники – в узбекском языке есть очень мудрая пословица: «Умный человек не женится, умный человек замуж выходит».

Состав гостей очень разнороден и интернационален. За отдельным столом сидели взрослые узбекские женщины.

Их мужчины (а может и не их) тоже праздновали отдельно, по соседству. В то же время, за остальными столами народ располагался как попало – в смысле гендерной и национальной принадлежности.

Особенно выделялись однокашники жениха по Ташкентскому военному общевойсковому командному училищу (ТВОКУ). (Когда-то оно такие кадры выпускало! Впрочем, это к теме не относится) (см.фото с карнаями и зурнаями)

 Там же я узнала, что в Ташкенте зарождаются все новые и новые формы малого бизнеса. Например, можно фрукты для свадеб сдавать в аренду. Все равно их почти никто не ест – столы ломятся от угощений. А если и отъест кто-нибудь что-нибудь – тоже не страшно. Вот они. Кроме того хочу отметить местное вино «Черный марварид» («черный» смогла перевести, а марварид – нет). Очень даже приличное. На кагор похоже, на бормотуху - нет.

 Джентльмены предпочитали водку. И лишь присмотревшись, я заметила, что она вовсе не «Nemiroff», хотя и очень похожа.

 А это фотограф. Мулат. С дредами. Сначала я подумала, что это из-за «Черного марварида». Ан нет. Настоящий ташкентский мулат. С Дредами. Говорят, очень дорогой фотограф.

Молодые весь вечер сидели за баррикадой из цветов. За едой вообще замечены не были. Периодически к ним подходили гости, поздравляли их, вручали толстенные конверты с местной валютой и фотографировались на их фоне.

 Музыка поначалу даже соответствовала мероприятию – звучали классические узбекские песни 60-х годов (Кто-нибудь помнит Батыра Закирова? А Аллу Йошпе и Стахана Рахимова?). Но аранжированы они были так, что усидеть было невозможно. На танцполе отплясывали молодые девчонки на выданье – себя показать. Уж извините, идти фотографировать их мне было  далеко и лень. Зато почтенные матроны отжигали возле соседнего стола. Залюбовалась, особенно на ту,что справа - с красивыми руками и серьгами.

 Хорошо-то как...

 Вот за такую пепельницу, где-нибудь возле Ленинского проспекта, в какой-нибудь «Сомалийской гавани», гости из солнечного Ташкента получили бы строгий выговор от славянской официантки, как будто они ей мальчики в конце концов!!!
А у нас в Ташкенте никто и слова не сказал.

- А вот скажи, - спросили у меня, - глядя на эту узбекскую свадьбу, можно подумать, что Узбекистан – мусульманское государство?

- Смеешься, - ответила я.
- Абсолютно светская и интернациональная страна, - ответила я. И пошла танцевать под дискотеку 80-х. Под звуки «Шизгары» на танцпол  уже устремились взрослые дядьки с пузами, офицеры-твокеры и просто все подряд.
Там было все – и «ЯЛЛА», и Насиба Абдуллаева, и Бони М, и АББА., и что-то из Кустурицы и
The No Smoking Orchestra. 
 Там же исполнилась моя давнишняя мечта – станцевать под ташкентскую же кабацкую песню «Кайфуем». И кайфанули, чего уж там.

Когда все пузаны конкретно устали, наступило время жениха и невесты. У них был всего один танец, но какой. Почему-то к ним сбежались все мужчины и страшно радовались за них.

В темноте глаза у некоторых хищно горели.

 Чему они так радовались и горячо сопереживали – я не очень поняла. Как мне сказали, в первый день после свадьбы делать ЭТО у узбеков не принято. Надо немножко адаптироваться друг к другу. Вот так-то.

Вот и все, что было. Арендованные фрукты уехали домой, на склад.

Мы вышли в ночь.

Жених с невестой, гости и арендованные фрукты очень быстро разъехались. В ночи остались только мы и твокеры. В какой-то момент нам показалось, что твокеры стоят как-то «нагло» и «вызывающе». Возникла мысль подраться, я предложила свои услуги папарацци. Победила азиатская лень и благодушное настроение. Мы попрощались друг с другом раза три и уехали в ночь. На небе лоснились ташкентские звезды величиной с маленькое блюдце.

Сумерки сгустились. Темно-сине гладь (с)

Окончание следует.