Начало здесь: http://www.gonduras.net/index.php?a=4809  

http://www.gonduras.net/index.php?a=4813  

http://www.gonduras.net/index.php?a=4818  

http://www.gonduras.net/index.php?a=4824

http://www.gonduras.net/index.php?a=4827

С.30
9 Ника

Ее новый проект прошел на «ура». Сокол с недоумением наблюдал за Никой, которую он, казалось, за шесть последних лет изучил лучше чем собственные выхоленные пальцы на руках, и не узнавал. Ника, всегда отличавшаяся редкостной взбалмошностью, до недавнего времени все же оставалась для него довольно предсказуемой. За годы их совместной жизни он научился предвидеть большинство ее поступков, что, как ему казалось, давало ему некоторую власть над ней, власть, которую, как теперь получалось, он утерял. Никогда раньше такого бы он не допустил. Впрочем, не допустил бы и сейчас, но виной всему стал цейтнот, вот уже как два месяца как охвативший агентство. Теперь же все складывалось так, что именно Никин проект стал тем самым локомотивом, что потащит их дальше по колее уже достаточно хорошо раскрученного бизнеса. А проект был действительно грандиозным. Для Георгия Сокола всегда оставалось загадкой, откуда у Ники берутся идеи. На этот раз он и не пытался этого понять; оставалось лишь склонить голову перед талантом, обещающим обернуться крутыми дивидендами.

Месяц назад, когда Ника, ни с того ни с сего ничего не объясняя заявившая о разрыве, вслед за которым написала заявление об отпуске, Георгий пребывал в полной уверенности, что вслед за отпуском последует увольнение. Пожалуй, в агентстве не было человека, не знающего о характере их отношений, и потому казалось, что разрыв непременно повлечет за собой ее уход. Но на этот раз она опровергла все предположения, и как ни в чем не бывало, вышла на работу. Что бы это могло означать? Георгий то и дело наталкивался на эту мысль, но всякий раз отгонял ее от себя, как отгоняют назойливую муху.

Сокол по обыкновению делал несколько дел одновременно: пил кофе, что-то вычислял на калькуляторе и разговаривал по телефону. Мыслительная деятельность, не имевшая, впрочем, явного выражения, в настоящее время протекала у него наиболее интенсивно, о чем свидетельствовала прорезавшая лоб неглубокая складка морщин, непрестанно приводимая в движение мускулатурой лица, отчего его выражение менялось стремительно быстро. Он давно повесил трубку и теперь положил перед собой глянцевый журнал, еще пахнущий типографской краской, который, впрочем, не спешил открывать. Наконец, потягиваясь, Сокол встал из-за стола, сделал несколько шагов по кабинету и опять уселся за стол. На этот раз он достал из ящика стола расческу и принялся расчесывать свою роскошную шевелюру. Впрочем, занятие, которому он предавался, была абсолютно бесполезным. Рыжие, сильно вьющиеся волосы Георгия Карловича не поддавались укладке, вольно раскинувшись в разные стороны. Эти волосы были объектом разговоров большинства сотрудников, со временем став чем-то вроде визитной карточки агентства. Одни полагали, что тугими рыжими кудрями наградила его сама природа, другие уверяли, что виной всему химическая завивка шефа. Ошибались и те и другие: как это часто бывает в жизни, истина находилась где-то посередине. Сильно досаждающие в юности завивающиеся волосы с медно-рыжим отливом со школьной скамьи вызывали насмешки одноклассников и улыбки взрослых. В юности он брился наголо, но непокорные волосы уже через пару дней отрастали вновь, придавая голове ярко-медный оттенок, делающий ее похожей на экзотическую минеолу.

В те времена Георгия неотступно преследовало ощущение того, что волосы являются ничем иным, как некой печатью, от которой стоит непременно избавиться. Что он и проделал, правда довольно необычным образом. Уже давно известно, что потрясающе эффективным средством, безотказно работающим тогда, когда не помогает ничто иное, является доведение до абсурда того, что кажется неустранимым. Именно этим способом и воспользовался Сокол, впервые окрасив свою шевелюру в огненно- рыжий цвет и подвергнув ее химической завивке. Эффект превзошел все его даже самые смелые ожидания. Изменившись внешне, он обрел исключительную внутреннюю уверенность в собственных силах, позволившую ему за два года раскрутить мощнейший бизнес, подобно кровеносным сосудам пронизавший едва ли не весь город. Впрочем, печать, стертая им однажды, требовала постоянной бдительности. Вот уже на продолжении многих лет раз в неделю непременно по четвергам в его доме появлялся худенький юноша-парикмахер, подобно художнику тонкой кисточкой подкрашивающий отросшие корни волос и по необходимости освежающий химическую завивку. Кроме этого мальчика, гарантией молчания которого являлись жизнерадостные еврокупюры, секрет его огненной шевелюры не был никому известен. Подобно Самсону, чья сила таилась в волосах, он тщательно хранил свою тайну, твердо вознамерившись не повторять ошибки легендарного предшественника. Закончив расчесывать волосы, он с удовлетворением посмотрел на себя в зеркало и, нажав на кнопку, вызвал секретаршу, робкую девчушку лет двадцати, еще только неделю как принятую на работу.

- Оленька! Вызови-ка мне Нику Михайловну!
Девушка появившаяся в кабинете, поспешила выполнить приказ, но Георгий остановил ее, пальцем подозвал к себе и, порывисто встав, пригнул ее голову к своей и буквально впился губами в ее губы. Девушка было запротестовала, но тут же смирилась, застыв на месте и покорно опустив руки.
- Так-то, ну иди, иди! – удовлетворенно потерев ладони, и изобразив не вполне пристойный жест, он подтолкнул густо покрасневшую Оленьку к двери. Оправляя на ходу свитер, она вышла из кабинета.
Ника вошла к нему бесшумно, как всегда аккуратно прикрыв за собой дверь. Ее лицо не выдавало никаких эмоций. За все эти годы он так и не смог привыкнуть к тому, как в этой женщине совершенно непостижимым образом сочетаются экзальтированная эмоциональность и холодность чувств.

Она смотрела на него в упор, так, словно подцепила на невидимый глазу крючок.
- Привет! – произнесенное нарочито непринужденно приветствие, между тем прозвучало натянуто.
- Привет! - Она чуть насмешливо передернула плечами.
- Ну как отпуск?
- Окончился три дня тому назад.
- Я заметил. Да и не мог не заметить. Твой новый проект… - выдержал паузу.
- Ну и какие по поводу него мысли? – Ника, слегка округлив глаза, пристально смотрела на него.
- Должен признать, что это - классный проект, - он ухмыльнулся так, будто собрался сказать что-то еще, но промолчал.
Казалось, слегка усилив хватку своего взгляда, Ника, наконец, будто нехотя, выдавила из себя:
- Стараемся-с…Надо же оправдывать чаяния начальства.
- Ника, - наконец сдался Георгий, - Скажи все-таки, как тебя угораздило напасть на эту тему? Откуда вдруг этот семнадцатый век, перстосложение и все в таком роде?
- Раньше тебя никогда не интересовало, откуда я беру свои идеи.
Пожалуй, он зря затеял этот разговор.
- Ходят слухи, что ты собираешься уволить меня? Это правда? Ты же начальник, Жора, так открыто сообщи о своем решении!
- С чего ты взяла, что я собираюсь тебя увольить? Я всегда был практичен, и как ты, полагаю, понимаешь, не склонен разбрасываться сотрудниками, подобными тебе. Признаться, не так уж их и много.
Она явно не слушала его, увлеченная собственными мыслями.
- Жора, скажи, а есть на свете нечто, во что ты безоговорочно веришь, за что ты готов пожертвовать жизнью?
- Эко! Увы, каюсь, никогда не отличался высокими моральными качествами. Впрочем, стоит ли в наше время почитать их наличие за заслугу?
- Ты знаешь о чем я!
- Сомневаюсь.
- Ты же всегда все просчитываешь на несколько шагов вперед. Неужели тут ты допустишь исключение из правила?
- Если того требуют мои интересы, я способен допустить любые исключения.
- Олег, тебе самому не скучно с самим собой?
- По-моему, те шесть лет, что мы провели вместе, тебе не приходилось скучать.
Ника фыркнула.
- Знаешь, решением революционного правительства храм Спас-на-Крови был превращен в овощехранилище. И, между прочим, довольно исправно выполнял свою функцию в этом качестве.
- Что ты несешь? При чем тут храм Спас-на-Крови?
Она смерила Олега презрительным взглядом и продолжала:
- Все дело в том, что овощи – крайне полезная для здоровья штука.. Знаешь ли, витамины, микроэлементы…
Больше всему ему хотелось сейчас запустить в нее бутылкой с минералкой, после чего выставить из своего кабинета. Никому не позволено нести чушь в его присутствии! Никому!
- Ну я пошла? – Ника нахально улыбалась ему в лицо.
- Стой! – прорычал Георгий. – Я подписал приказ о запуске нового проекта. Сама понимаешь, теперь мне нужен брэнд.
- Ты принял мой проект целиком, без купюр?
- Да.
- Вот уж не думала.
- Думала – не думала…Иди! Нет, постой! Описание всех этих твоих фиг в кармане должно завтра лежать у меня на столе.

Хмыкнув, Ника развернулась на каблучках, и вышла из кабинета. Ее выходка с новым проектом должна была стать ничем иным как эффектным жестом, предшествующим увольнению. И не стала. Пожалуй, она явно переборщила, позабыв, что доведенная до абсурда мысль способна обернуться истиной. Отнюдь не всегда, но способна.
Вот уже почти десять лет, занимаясь тем, что называется, стратегией продвижения товара по рынку, она создавала более или менее удачные оболочки-упаковки, по замыслу делающие товар привлекательным для потребителя. И это получалось. Но при этом она никогда не задумывалась о самих оболочках, о возможности их самостоятельного существования, не задумывалась так, как люди обычно не обращают никакого внимания на фантики от конфет. Теперь же использование образов раскольнического века для продвижения парфюмерной продукции на рынке казалось ей абсолютно нелепым. И не только нелепым. В ее душе явственно давало о себе знать нечто, по определению более всего подходящее под суеверие. И чем более проявляло себя это чувство, тем неотступнее возникал перед ней вопрос почему. Почему нельзя использовать имен Никона, Аввакума, Морозовой для продвижения продукции, почему фрагменты «Гаданий царя Давида» не могут стать брэндами, к примеру, для новой серии мужского одеколона? Если каждый из нас живет в собственном мифе, значит он волен включать в него все, что пожелает, руководствуясь исключительно собственными побуждениями. Но как бы там ни было, теперь она отчетливо понимала, что этот проект, задуманный как шутка, обернулся чем-то весьма серьезным, серьезным настолько, что ей еще только предстояло разобраться в этом.

Ника курила сигарету за сигаретой, обмениваясь короткими кивками с то и дело появляющимися в курилке сотрудниками. Ловя на себе их взгляды, порой удивленные, порой злорадные, а иногда и попросту исполненные любопытства, она лишь фиксировала их, вопреки обыкновению, не выдавая никакой реакции. Ей действительно не было никакого дела до того, что о ней думают. Сейчас ей казалось, что ее прошлой уже нет, а ее настоящую не знает никто, включая ее саму.
- Нашел тебя, - в курительную вошел никогда не курящий Константин Викторович, или ветеран, как прозвали его сотрудники. Прозвище было связано с тем, что Константину Викторовичу уже давно было за пятьдесят, в то время как возраст остальных плавал где-то на уровне 35-летней отметки. – И как вы только можете тут дышать!
- Вентиляция не работает, - спокойно констатировала Ника.
- Ясно. Покурите – жду вас у себя.
С чего бы это Константину Викторовичу ждать ее? Ника, проводив его удивленным взглядом, потушила сигарету и вышла на лестницу.
- Ты хотя бы понимаешь, что это нонсенс? – Константин Викторович хрустел костяшками пальцев. – Питая к друг другу симпатию, они давно уже перешли на ты, но в присутствии других от чего-то всегда держались отстраненно.
- Что – это?
- Как что? Твой проект.
- Он и задумывался как нонсенс.
- Ни-ка! Я как художник в тупике. Нет, ты хоть немного понимаешь?
- Я хочу отозвать проект.
- Отозвать? Да? И каким образом это по-твоему будет происходить?
- Элементарно. Заберу свои материалы.
- Ника! Все уже давно забыто по компьютерам. Если только тебе удастся использовать свое влияние…
Хорошо сказано: «использовать влияние». Ника сверкнула глазами и уставилась на Константина Викторовича, отчего ему пришлось опустить глаза. Так-то!
- Я сама решу, что делать! – она решила резко оборвать разговор и ушла к себе.

Пытаясь убедить себя в том, что прежней Ники не существует, она сама прекрасно понимала, что занимается самообманом. Хотя, самообман - это пожалуй, слишком громко сказано; это была игра, не более чем игра с самой собой. На самом деле ей просто очень хотелось верить в то, что Ника будущая станет другой. Останься она сейчас прежней Никой, она непременно продолжила бы интрижку с Сильвестром. Хотя что мешает ей продолжать ни к чему не обязывающую игру? Сильвестр совершенно безобиден и к тому же представляет собой достаточно колоритную фигуру, сумевшую слепить весьма занимательный миф. Ника не додумала мысль до конца, увлекшись разглядыванием остававшейся незамеченной до сих пор морщинки в уголке глаза. Возраст – вот, пожалуй, единственный монстр, внушающий ей опасение, монстр, избавиться полностью от чьей власти видится нереальным. Мотнув головой, она решительно достала сумочку, отыскала лаконичную визитку Тупицы и позвонила на квартиру, где он вел прием.
- Сильвестр! – она не узнала его голоса.
- Да. У меня консультация. Не могли бы вы перезвонить чуточку позже!

Положив трубку, Ника явственно ощутила, как ее охватывает беспричинная досада. Однако Сильвестр перезвонил сам минут через пятнадцать, приподнятым голосом сообщив, что очень рад ее слышать, рассыпался в извинениях за то, что был занят, когда она позвонила, одним словом, вел себя в точности так, как должен вести себя влюбленный школьник.
- Да и я, собственно, на работе.
- Да?. Я наверно вас оторвал.
- Как раз нет, мне нужна ваша консультация.
- Конечно, – Ей показалось, что в голосе собеседника прозвучало разочарование.
- Не пугайтесь, это никак не связано с предсказаниями. Дело в том, что, вдохновленная вашими рассказами о старине, мне в голову пришла идея создания нового брэнда. Сильвестр, вы меня слушаете?
- Да, конечно.
- Быть может, это выглядит не совсем корректно, но, если вдуматься – почему бы и нет.
- Почему бы и нет, - эхом повторил Сильвестр. – Конечно.
И зачем она все только это затеяла? Впрочем, теперь отступать от задуманного было уже поздно.

10 Сильвестр Медведев

Странно, как эта мысль, теперь кажущаяся такой простой и понятной, не приходила ему в голову раньше. Терзающая его двойственность, двойственность, невозможность полного своего отождествления с Сильвестром, уходила корнями в личность самого Сильвестра, того самого Сильвестра Медведева, чей образ он увидел чрез кажущуюся непроницаемой толщу веков.

В миру Семен Агафоникович Медведев в монашестве Сильвестр, любимый ученик Симеона Полоцкого, был одним из образованнейших людей своего времени. Начиная свою деятельность в качестве подьячего Приказа Тайных Дел в Москве, он был в числе первых четырех учеников в учрежденной Полоцким латинской школе при Заиконоспасском монастыре. Выдающиеся способности молодого человека, чрезвычайная начитанность, общение с наиболее образованными людьми того времени - все это, казалось, указывало на то, что Семен посвятит себя научным занятиям. Однако он предпринял иной шаг: в 1675 году Медведев принимает постриг и остается в монахом в глухой Молченской пустыне. Однако Сильвестр недолго пребывает в уединении. Уготованная судьбой встреча с царем Федором Алексеевичем, во время которой царь, чрезвычайно расположившись к иноку, милостиво расспрашивал Медведева о «пострижении и чесо ради не восхотел на Москве жити», привела к тому, что он переехал в Москву и поселился в Заиконоспасском монастыре в келье по соседству с кельей своего учителя. Вскоре инок Сильвестр стал справщиком и книгохранителем печатного двора.
В 1679 году по благословению игумена он предпринимает грандиозный труд: вместе с монахом Иосифом Белым и священником Никифором Симеоновым исправляет текст Деяний и Посланий Апостольских, которое и поныне находится в употреблении. Однако посвятить себя исключительно научным занятиям Сильвестру все же не удалось.

Когда история меняет свой маршрут, под полозьями кареты госпожи Клио оказываются если не миллионы, то сотни тысяч. Так случилось и в России конца 17 века, раздираемой сторонниками новин и приверженцами старины, Россией, освещенной сполохами костров, где сжигались непокорные приверженцы старого обряда, Россией, пронзенной стонами пытаемых еретиков и отступников, уличенных, а то и лишь подозреваемых в заговоре. Разогналась колесница Клио; возница, подбадриваемый криками « какой русский не любит быстрой езды» уже второй век лишь подгоняет лошадей на поворотах ухабистых дорог, все никак не выводящих на большак. А привыкший к бешеной гонке люд безгласно уворачивается от разогнавшейся колесницы, укрываясь в придорожных канавах..
Никоновская церковная реформа, всколыхнувшая все слои русского общества, способствовала тому, чтобы к концу 17 века в Москве образовались две партии – так называемые «православная» и «латинствующая», попеременно доказывающие вредность «греческого» и «латинского» образования. Главой «православной» партии с полным на то основанием можно было считать пришедшего на смену Никону патриарха Иоакима, в то время как после смерти Полоцкого негласным лидером «латинствующих» стал Сильвестр Медведев, ставший к тому времени еще придворным ученым и стихотворцем. В 1682 году Медведев организовал церковно-приходскую школу, чья программа включала в себя значительно больше, нежели простое обучение чтению и письму. Однако со смертью царя Федора колесо фортуны Сильвестра Медведева повернулось в обратном направлении. Иоаким, откровенно игнорирующий Медведева, отстранил его самого и его приверженцев от преподавания во вновь образованной Академии, во главе которой стояли братья Лихуды. В этот период Сильвестр начинает заниматься написанием литературно-богословских трудов. Он пишет трактат, называемый «Манной», за который следует устранение его от должности справщика при печатном дворе.

Далекий от политики Сильвестр тем не менее оказался связанным с последователями так называемой партии «благоверныя царевны и великия княжны» Софьи Алексеевны. Именно это связь и решила его участь. Приближенные к молодому царю Петру Первому люди сообщили о гибельных для него планах со стороны царевны, вследствии чего патриарх покинул Москву и остался вместе с царевичем в Троицком монастыре, а Медведев был арестован вместе со всеми приверженцами царевны. Его расстригли и под именем Сенки Медведева передали гражданской власти, которая не преминула вынести ему смертный приговор. Впрочем, светский суд был отложен; Сильвестр как откровенный еретик ныне подлежал суду церковному. Уничиженного расстригу Сенку заставили отречься от всех его творений, полностью воссоединившись «со истиною».

Однако и этого оказалось мало: Сильвестр был приговорен к казни, и лишь ходатайством его тайных сторонников казнь была заменена ссылкой в Сибирь. Однако проявились новые обстоятельства, сделавшие казнь неизбежной. На сцене истории возник некий священник Григорий, давший показания против Медведева, выдвигая ему явные обвинения в чернокнижничестве. В ходе учиненном в его келье обыске были найдены харатейные гадательные книги, запрещенные к употреблению, а также несколько тайных рукописей пророческого характера. Теперь уж ничто не могло помочь ему избежать казни.
« Паки огнем, бичми и прочими испытанми истязан и объявился злоумыслящ и с волхвами собружествовав и совопрошався, гадательствовав о себе превеликая и превысокая и купно с гадательствующими получи преисподняя: за многая бо злодейственная своя умышления главоотсечен бысть». Жесткий приговор церковного суда оказался последним звеном в непростой цепи событий жизни Сильвестра.

«Злодейственная своя умышления» Медведева весьма хорошо понял патриарх Иоаким, принимавший живейшее участие в судьбе Сенки: Медведев мог стать патриархом. В таком случае кони богини Клио могли бы поменять направление своего бешеного галопа. И быть может тогда, спустя несколько десятилетий указом Петра Великого не было бы упразднено на Руси патриаршество. Быть может… Но кто вправе строить домыслы, тем более домыслы исторические, не имеющие под собой более или менее веских доказательств? На самом деле много ли тех, кто способен увидеть в истории урок, личный урок, дающийся ему как члену единого организма своей страны. Отмена патриаршества поколебала основания, сдвинула фундамент, возведенное на коем здание российской государственность пошатнулось лишь много позже. На рубеже веков последний в истории России император все же предпринял попытку укрепить невидимый фундамент, предложив Собору свою кандидатуру в качестве патриарха. Но в гуле революции даже его, самодержца, голос оказался не услышан. Впрочем, несмотря на все перипетии, история так и продолжает оставаться не более чем отбором людей для Божьего царства, независимо от того сколько тех, кто почитает это царство за последнюю реальность.

Сильвестр Тупица наконец проводил последнего на сегодняшний день клиента и в одиночестве уселся в своем кабинете. Разговор с Никой оставил на душе тяжелый осадок. Он попытался отвлечься, но мысли, словно замкнувшись, вновь и вновь возвращались к Нике. Изо дня в день он испытывал к ней все возрастающее влечение, влечение, от которого он мечтал избавиться, и которое будто в отместку все сильнее давало о себе знать. Склонный к тому, чтобы отдавать себе отчет едва ли не во всех поступках и мыслях, теперь он явственно ощущал ту невидимую границу, что пролегает между его собственной волей и той, что слепо движила им. Хотелось позабыть обо всех делах, сорваться, купить билет на поезд в Петербург, без звонка ворваться в ее уютную квартирку и, зажав в объятиях, беспрестанно повторять, как он любит ее, хотелось обладать ей целиком, безраздельно, не только телом, но и душой, всей ею до последней клеточки, малейшего движения мускул.
«Но такого не бывает! Ты же знаешь! Ты уже большой мальчик, и должен знать! – занудно твердил внутренний голос.»
« Я готов на любую жертву! – в слабой попытке достичь компромисса с самим собой предложил он».
«Да ну! – хихикал невидимый собеседник. – Твоя жертва несостоятельна: тебя-то двое. Тебе легко отказываться: Сильвестр отказывается от того, чего желает Николай, а Николай – наоборот – от чего отказывается Сильвестр. В итоге в выигрыше оба».
Он решил не вступать в дальнейшие препирательства и вновь вернулся к сегодняшнему Никиному звонку. Наверняка она звонила не затем, чтобы проконсультироваться по поводу своего проекта. Это был не более чем повод, не более. И тогда может быть…
«Угу, она к тебе неравнодушна. Жди! – внутренний монстр вновь напомнил о себе».
Хорошо, если так. Сильвестр подошел к шкафчику, вмонтированному с стену, отыскал Гадательную Псалтырь и, взяв книгу в руки, в нерешительности замялся. Лично для себя он прибегал к гаданиям лишь однажды, и это было уже так давно…
«Трудно дело твое, от печали в радость збудется. – Прииде господь к жене самараныне, просишта воды: дал бы тебе воду живу. Возрадовася жена самараныня; так ты, человече, возрадуешися орудию своему. Бог тебе на помощь!»

Порой случается, что линии событий, переплетаясь и соединяясь, образуют узлы, своего рода сгустки пространства, подобно морской соли вбирающие в себя память воды, в которой они были растворены. Попадающему в такой узел человеку кажется, что время сбилось с привычного ритма, ускорившись или, напротив, замедлившись. Лишь много позже человек с удивлением замечает, что многие эпизоды, тем или иным образом связанные с этими событиями, или выпадают из памяти или перестают укладываться в единую картину. Нечто подобное происходило в эти дни с Сильвестром. Движимый желанием все время слышать ее голос, вдыхать неуловимый аромат ее духов, Сильвестр непрестанно нажимал на кнопки телефона. Но видимо что-то стряслось со связью: не отвечал ни Никин мобильный, ни ее домашний номер. Равнодушные гудки рассекали пространство, доводя его до бешенства. Порой Сильвестру казалось, что между ним и ею возведена толстенная стена, стена, которую он должен пробить во что бы то ни стало. Но телефон все молчал, заставляя до боли сжимать кулаки.
Поздно вечером он позвонил домой, и, сославшись на усталость, сказал жене, что останется ночевать в своем кабинете. Наталья всполошилась, предложила приехать: за все то время, что она были женаты, не было и случая, чтобы Сильвестр не пришел домой ночевать.
Приняв душ, он извлек из шкафа непочатую бутылку коньяка, подаренного кем-то из благодарных клиентов, плеснул в кофейную чашечку золотистой жидкости и, одним глотком опустошив ее, вновь набрал Никин номер. Предприняв еще пару безуспешных попыток, Сильвестр от чего-то решил позвонить Саше. Отозвавшийся мужской голос явно свидетельствовал о том, что человек, поднявший трубку, был разбужен. Он мельком взгляну на часы: была половина первого ночи.
- Извините за столь поздний звонок. Могу я услышать Сашу?
Ему не ответили; в трубке послышался слабый шум и наконец раздался взволнованный женский голос:
- Да?
- Саша, ради Бога, извините, я не посмотрел на часы. Я собственно…
- Одну минуточку, я перейду на кухню.
Какая глупость звонить человеку посреди ночи только для того, чтобы узнать, не знает ли она, где сейчас находится ее подруга.
- Я рада, что вы позвонили, я все равно не спала.
После такого вступления говорить о цели своего звонка как минимум глупо. Хотя…
- Саша, я только что вспомнил о нашем разговоре. Хочу передать вам портрет Морозовой.
- Да? Это будет здорово. Вы сейчас в Питере?
- Нет, нет, я у себя, в Москве. Мне нужен ваш полный почтовый адрес. Есть очень удобная форма почтовой доставки между Москвой и Питером. Уже послезавтра портрет будет у вас.
- Заранее спасибо, большое спасибо!
Повесив трубку, она еще долго не могла уснуть, думая об этом странном ночном звонке.

Продолжение следует.