Начало здесь: http://www.gonduras.net/index.php?a=4809  

                             http://www.gonduras.net/index.php?a=4813

                            http://www.gonduras.net/index.php?a=4818

4

«Авгар, царь тридесят лет разслаблен лежа и два ангела, Лука и Фаддей, прииде, исцели его, и возрадовася исцелению; так ты возрадуешься орудию сему. Бог тебе на помощь.»
Она уже в третий раз перечитывала фразу, написанную Сильвестром на листочке в клеточку.
«Авгар, царь тридесяти лет…- повторяла Ника, снимая ватным спонжем утреннюю маску.» И зачем, спрашивается, нужны предсказания, если предсказатель отказывается давать на них толкования? Впрочем, толкования-то тоже наверняка есть – дело в том, что этот Тупица просто не хочет ей их давать. Если он ведет себя подобным образом со всеми своими клиентами, то очень скоро их у него вообще не останется. Факт! Кстати, интересно, каким образом он делает себе рекламу? Пишет объявления в газетах? Наверняка у него есть своя крыша – какое-нибудь общество древней славянской письменности или что-нибудь вроде клуба волхвов-любителей.
«…И возрадовася исцелению – тьфу! Будто я больна. И надо же , не взял с меня денег! Очень было бы интересно знать. Сколько он берет за сеанс. Надо же, категорически отказался взять с меня деньги!»
А Сашка тоже хороша – переписывала какой-то дурацкий текст гусиным пером с чернилами. Дура! Ника наконец кончила наносить тональный крем и принялась за тушь. А как она схватила за чуб этого истукана! Ника едва не прыснула со смеху. Эх Сашка, Сашка, дуреха!
Решение задержаться в Москве еще на день пришло внезапно. Сашка уехала, а ей совершенно некуда спешить. К тому же любое дело нужно доводить до конца: коль уж она приехала к этому Тупице, он просто обязан дать ей предсказание с вразумительным толкованием.
Ника заказала себе в номер кофе, йогурт и в ожидании заказа плюхнулась в мягкое кресло.
И все-таки какой-то странный этот Сильвестр! Что-то есть в нем такое, что мешает составить об этом человеке более или менее цельное представление.
Без удовольствия выпив кофе, Ника вновь отправилась на квартиру Сильвестра. Она уже минут десять как давила на кнопку дверного звонка, раскатывающегося в глубине квартиры еле слышными глухими трелями.
Вот черт! Не догадалась взять у Сашки номер его телефона! И все-таки уверенность в том, что она все же застанет Сильвестра, не оставляла ее.
День выдался неприветливо-хмурым; стальные облака то и дело грозили разрешиться нудным холодным дождем. Напитанный влагой воздух, казалось, сгустился до предела, раздражая горожан неопределенностью и внушая смутную тревогу.
Ситуаций, выходящих из ее непосредственного контроля, в жизни Ники не было уже давно. Во всяком случае, с того момента, когда они стали жить вместе с Георгием. Разрыв с ним, принесший ощущение некоторой легкости, явственно дал понять одно: в свою жизнь нельзя допускать никого и ничего, что так или иначе способно отнять возможность контроля над ситуацией. И потому она понимала, что чем раньше предотвратить саму возможность попасть под чужое влияние, тем легче будет потом. Линия обороны имела достаточно сильное укрепление, представляя собой что-то вроде несокрушимой китайской стены, возведенной на незыблемом фундаменте жестких принципов. Основой этого фундамента был непрестанный контроль собственных эмоций, проявление которых обязательно должно было быть санкционировано непогрешимым, как ей казалось, внутренним цензором. Иными словами, в любой ситуации Ника вела себя так, как мгновение до этого разрешила вести себе. Незримый, внутренний цензор был для нее чем-то вроде архимедова рычага, опираясь на который и доверяя которому как единственному и незыблемому основанию, колесо событий поворачивалось в том направлении, которое она избирала сама.
На этот раз внутренний цензор предоставил Нике, казалось, полную свободу действий. Самым правильным, решив задержаться в Москве еще на одну ночь, было бы поехать на вокзал и, взяв обратный билет, побродить по московским улочкам, заглянуть в столичные магазины, попить кофе где-нибудь на Арбате, а вечером перед отправлением поезда заглянуть на часок-другой в какой-нибудь модный клуб, чтобы потом где-нибудь в разговоре вставить остренькое словцо об особенностях жизни столичной богемы. Направляясь пешком в сторону метро, она уже совсем было утвердилась в созревшем на ходу плане, как вдруг застыла в оцепенении: навстречу ей неторопливо и сосредоточенно шел Сильвестр. Не замечая ее, он прошел мимо, Ника же, чуть помедлив, развернулась и пошла за ним.
В джинсовой куртке, подбитой мехом, в кроссовках и замысловатой кепке, явно сделанной на заказ, сейчас он показался ей значительно моложе, чем вчера. Своей легкой пружинистой походкой он мягко, подобно большому ловкому зверю рассекал пространство, арками и дворами пробираясь к своей цели. Ника, то и дело вспоминая о натоптанной мозоли на своих длинных шпильках едва поспевала за ним. Конечно она могла бы и не торопиться – Сильвестр явно направляется к своему офису, но что-то заставляло ее ускорять шаг.
Обогнув ограду школьной спортивной площадки, Сильвестр резко остановился и, развернувшись, уставился прямо на приближающуюся Нику. Она чуть замедлила шаг, и, широко улыбаясь, чуть лукаво смотрела на него. На лице Сильвестра читалось плохо скрываемое удивление.
- Вы? – произнес он, едва Ника подошла немного ближе.
Она развела руками:
- Я не застала вас.
- Помнится, мы и не договаривались о консультации.
- Тем не менее она мне нужна.
Сильвестр, не отрываясь, смотрел ей в глаза.
- Зачем?
- Быть может, будет лучше пройти в ваш кабинет…
- Извольте! – он вытянул руку, предлагая ей следовать за собой.
Они молча дошли до подъезда и поднялись в квартиру.
- Через двадцать минут я ожидаю клиента, - произнес он, помогая ей раздеться. - К тому же мне нужно успеть переодеться и сварить себе кофе – это займет минут десять, так что в нашем распоряжении совсем немного времени.
- Я могу подождать, пока уйдет ваш клиент.
- Он не один, - улыбнулся Сильвестр, - боюсь, ждать пришлось бы слишком долго.
- Ну что, ж, все равно придется. Быть может тогда вы смилостивитесь и дадите мне то, за чем я, собственно, сюда и ехала, профессиональную платную консультацию. – Она сделала ударение на слове «платную».
Чуть прищурившись, он посмотрел на нее
- Не желаете ли выпить со мной кофе?
- Я кофеманка. Но пью только хороший кофе, и ни в коем случае не растворимый.
- Полагаю, такого кофе, какой варю я, вы еще никогда не пили.
Они молча пили кофе, который и впрямь оказался восхитительным. Та колкость, которая столь явно присутствовала между ними вчера, понемногу исчезала, уступая место ощущению того, что она знает Сильвестра уже много-много лет, они понимают друг друга без слов, и потому говорить им, в сущности, и не о чем.
- Ваша подруга уже уехала?
- Да, вчера. Ведь ее ждет маленькая дочка.
- А у вас есть дети? Вы замужем?
Немного раньше она бы непременно возмутилась, услышав такой вопрос, но теперь довольно равнодушно покачала головой.
- Это странно…Очаровательная молодая женщина, и одинока.
- Это комплимент?
- Что-то вроде.
- Сильвестр, а скажите честно, вы сами верите в то, чем занимаетесь?
- В каком смысле?
- В прямом. В самом что ни на есть прямом.
- Простите, Ника, но вы наверное весьма слабо представляете, о чем спрашиваете.
- А вы могли бы рассказать о себе? Ну хотя бы то, что знают о вас ваши клиенты.
- Откуда же мне знать, что они обо мне знают!
- Стоп! К чему лукавство? Каким-то образом они же они к вам приходят: по рекламе, рекомендации, еще как-то…
- Ах, вот вы о чем, - он улыбнулся, - Вас интересует мой имидж.
Звук дверного звонка прервал его. Небольшая кухонька, в которой они пили кофе, была и впрямь довольно уютной. Быть может именно в силу того, что она не была кухней в полном смысле этого слова: кроме кофейника, чайника и нескольких чашек здесь не было другой посуды, отчего насыпанные горкой в вазочку конфеты выглядели сиротливо. Ожидая, пока освободится Сильвестр, Ника бессознательно выпила весь кофе из кофейника, и теперь скучала, не находя себе занятия.
- Сегодня у меня мало народу, - объявил Сильвестр, появляясь в дверном проеме, - Один клиент заболел, впереди еще только двое. Можно сказать, что вам повезло.
- В каком смысле?
- Не так долго ждать.
- А я выпила весь ваш кофе!
- Сварю новый. - Отчего-то сейчас он выглядел уставшим.
- Вы не договорили об имидже.
- Разве?
- Ну да. Вы начали говорить об имидже, и тут раздался звонок, и вы пошли открывать.
- Да действительно. Ну что ж, Ника, коль уж вы так настаиваете, для начала небольшое вступление. Видите ли, человек – очень непостоянная субстанция. В том смысле, что он подвержен всем ветрам Вселенной. Одни, подобно пушинкам, носятся, гонимые ими, другие, более тяжелые, вовсе не замечают никаких ветров и потому считают, что не подвержены им...
- Вы- мистик? – оборвала его Ника.
- В некотором роде. Но между тем я совершенно рациональный мистик.
- Рациональный мистик звучит как что-то вроде холодного кипятка или кипящего льда.
- Быть может. Вам ничего не говорит фамилия Гришутин?
- Гришутин, Гришутин, - повторила Ника, - что-то очень знакомое, но не припоминаю…
- Профессор Гришутин, ныне покойный, профессор Ленинградского университета, специалист в области обрядовой поэзии.
- Вроде бы припоминаю: он читал у нас фольклор.
- Так вот: сначала я был у него аспирантом, потом, позже, когда работал над докторской, он стал моим научным руководителем. На кафедре поговаривали, что ваш покорный слуга Николай Тупицын может со временем занять место Гришутина. Я был его любимым учеником.
- Ах вот, откуда Тупица! А Сильвестр, значит, псевдоним? – Ника заинтересованно смотрела на Сильвестра.
- Псевдоним? Почти. Так вот профессор Гришутин в то время порекомендовал мне поработать в рукописном отделе архива одного учреждения, назвать которое я вам, впрочем, не смогу. Случилось невероятное: я обнаружил интереснейшую рукопись, датирующийся второй половиной 17 века. Все предвещало сенсацию; диссертация должна была совершить переворот в представлении и богословии никоновской эпохи, но в один прекрасный - а в действительности отнюдь не прекрасный для меня день - рукопись из архива бесследно исчезла.
- Но у вас же наверняка сохранилась копия?
Сильвестр не успел ответить. В дверь позвонили, и он пошел открывать новому клиенту.
Прекрасная режиссура для довольно правдоподобной истории. К тому же налицо все атрибуты жанра: неожиданная находка, окруженная ореолом таинственности, детективный сюжет исчезновения рукописи, за которым наверняка последуют разочарование, бессилие, новый поворот судьбы, внезапно открывшиеся мистические способности. Одним словом, все идет по наезженной колее. И уж конечно она не первая, перед кем он разыгрывает весь этот спектакль. Скучно!
Дождавшись, когда Сильвестр наконец проводит своего клиента, Ника вышла в прихожую.
- Пожалуй, я пойду. Спасибо за кофе.
- Вы столько ждали, а теперь уходите! Но ведь я так и не сделал того, ради чего вы приехали!
- Мне расхотелось!
Вымученная улыбка легкой тенью скользнула по его лицу, сменившись выражением лица расстроенного ребенка.
- Знаете, мне почему-то очень не хочется вас отпускать!
Ника вскинула брови, ожидая продолжения, которое не преминуло последовать.
- Давайте поужинаем вместе, ведь вы не спешите! Все поезда отправляются вечером.
Внутренний цензор молчал и на этот раз. Она согласилась.

Переодевшись в элегантный дорожный спортивный костюм, Ника сидела на нижней полке купе, уткнувшись коленями в подбородок и вслушивалась в мерный стук колес. Ее попутчики – двое студентов, ездивших в Москву на концерт какого-то культового исполнителя, мирно спали. Нижняя полка напротив пустовала. Ника протянула руку, и, взяв со столика бутылку с минералкой, глотнула немного воды. Итак, завтра и ни днем позже они выходит на работу. Хватит бездельничать! Пора признать, что идея с заговором против прошлого с самого начала была совершенно абсурдной. Да и если хорошенько подумать, ее прошлое совершенно безобидно во всяком случае для того, чтобы вот так сразу взять и одним росчерком вычеркнуть его из своей жизни. В действительности у человека нет ничего кроме самого себя. Или мифа, который он сам о себе слагает. Если бы не мифы, жизнь сделалась бы совсем скучной – человеку просто необходимо хотя бы иногда подниматься на цыпочки над самим собой. Если она этого не делает, тогда, пожалуй, просто перестает быть человеком.
Поблуждав немного, ее мысли вновь вернулись к Сильвестру. Именно таким, человеком-мифом жаждал он предстать перед миром. И миф, между прочим, ставший не таким уж плохим способом зарабатывать деньги, сделал свое дело. Ника напряглась, попытавшись четче сформулировать мысль. На этот раз у нее получилось: в Сильвестре мифическое, набрав достаточно большой потенциал, перевесило личностное, и в этом весь секрет его обаяния. Такое встречается нечасто. И все-таки встречается.

5

Утренний город встретил ее свежей прохладой, пробирающейся под свитер и разбегающейся по телу крошечными иголками. До открытия метро оставалось около часа, и Саша решила пройтись пешком до Гостиного двора. Она уже давно не была в центре на Невском, и теперь с любопытством взирала на обновленные фасады зданий, возникшие как грибы после дождя салоны сотовой связи, пестрящие яркими вывесками кафе. В этот ранний час кони Аничкова моста, отдохнувшие за ночь от праздных мимолетных взглядов, выглядели особенно торжественно, словно вновь обрели утраченное в суетливых буднях величие.
Подобно Золушке, знающей, что с полночным боем часов чары рассеются, и она будет вынуждена покинуть прекрасный замок, Саша пыталась сполна насладиться последними минутами волшебства. Сценарий ближайшего будущего расписан до малейших деталей. И по мере того, как он будет сбываться, невидимая рука примется писать продолжение. А сейчас она вернется в пустую квартиру, примет душ и, дождавшись десяти часов, позвонит Валентине Николаевне, никиной маме, чтобы договорится с ней, когда забрать Светку, а потом будет растягивать 800 рублей, данные ей Никой, до возвращения Димы. Между тем стрелка часов неотвратимо приближалась к вершине циферблата, за которой кончалось волшебство. Миновав Гостиный двор, она уже собиралась юркнуть в метро, но, посмотрев на часы, обнаружила, что до его открытия еще остается время. Саша перешла канал и, подойдя к колонам Казанского, остановилась и долго стояла в задумчивости, глядя на расцвечивающийся красками дня Невский. Она думала о Нике, поймав себя на мысли о том, что практически ничего не знает о ней. Во время непринужденной болтовни, которой они предавались в Москве, Саша, пожалуй, рассказала о себе все или почти все, в то время как Ника ограничивалась лишь короткими, ни о чем не говорящими фразами. Решение подруги остаться в Москве стало для Саши полнейшей неожиданностью. Впрочем, неожиданности были, пожалуй, едва ли не важнейшим атрибутом никиного характера. Заговор против прошлого, участвовать в котором она предложила Саше и о котором она так много думала, совершенно не укладывался ни в какую схему, оставляя лишь смутное ощущение того, что она сама вовлечена в некую игру, о правилах которой не имеет ни малейшего представления.

Только наревевшись вволю, Саша направилась в ванную, чтобы умыться. И чего было реветь: ожидание того, что Дима вернется в ее отсутствие, ни на чем не основывалось, а значит расстраиваться было совсем глупо. Холодильник, сиротливо глядящий пустующими полками, будто еще больше утверждал ее в мысли о собственной глупости. Отчего-то ей не хотелось звонить прямо сейчас никиной маме. В конце концов, ровным счетом ничего не изменится, если она заберет Светку вечером. Устроившись на диване, Саша достала целлофановый пакет, привезенный ею из Москвы. Исписанная ее красивым бисерным почерком стопка листов, заключенных в пластиковую папку, начиналась листом, где более крупным буквами, чем все остальные было написано:
« Начало премудрости и сила в разуме,
егда открывается человеку,
Тогда придавает ему веселаго веку,
Противное увеселяет
И всерадостное в печаль обращает.»
Переписывая в Москве рукопись Сильвестра, она делала это по большей части автоматически, мало вдумываясь в смысл текста древнего гадания. Теперь же, подобно гурману, наслаждающемуся изысканным блюдом, она медленно перебирала заветные листы.
«Спасет Господь волю твою и желание твое исполнит, о чем еси гадал.»
Фраза зацепила ее, заставив перечитать текст еще раз
«Спасет Господь волю твою…»
Верила ли она гаданиям вообще? Или интерес к харатейным гадательным книгам не выходил за пределы обычной профессиональной добросовестности? Пожалуй, да: в глубине души Саша считала гадания не более чем попытками сознания обрести хоть какое-то ощущение надежности в зыбком изменчивом мире.
«Хощеши человече взяти еленя за рога, а он давно в поле ушел, тако и ты помышляешь, чтоб дело твое вскоре учинилось.»
А что если ей самой попробовать воспользоваться старинным методом? Просто так, ради шутки?
Саша достала из под кровати коробку, где хранились Светкины игрушки, извлекла оттуда кубик от игры-ходилки, и задумчиво переложила его пару раз с руки на руку.
Смешно: кубик, указующий ребенку на сколько клеточек передвинуться, должен проявить ей результат гадания, знаменитого легендарного «Гадания царя Давида». Тем не менее, она трижды подбросила кубик и нарисовала на попавшемся под руку клочке бумаги три квадратика с точками:
… .. ..
…, .., ..
«Ухватил ястреб воробья, и воробей у ястреба дерется из когтей; тако и ты, Человече, имаше дратися из чужих рук…»
Саша вздохнула и отложила рукопись в сторону.
«…имаше дратися из чужих рук.» Да и рваться-то мне некуда! Пожалуй, и вправду пора забирать Светку. Надо же, «…имаше дратися»!
Телефонный номер никиной мамы оказался занят. Саша подождала еще минутку, но и на этот раз раздались короткие гудки. Сделав круг по комнате, она набрала номер мобильника Андрея. Бесстрастный голос оператора вновь заученно сообщил, что абонент временно недоступен..
Тугой комок подкатил к самому горлу, но на этот раз обошлось без слез.
« Имаше дратися из чужих рук, - речитативом звучало в голове». Предсказание задело в ее душе какие-то струны, струны, долгие годы никак не дававшие о себе знать. А что, если действительно текст выпал ей не случайно?
Саша подошла к зеркалу, и, скинув домашний халат, внимательно посмотрела на себя. Еще не до конца представляя, что собирается делать, она аккуратно сложила рукопись, положила ее в пакет, быстро одела джинсы и свитер и выпорхнула из дому.
Дойдя до метро, она ощутила сильный голод. Самым простым было бы купить булку или пирожок и тут же на улице с жадностью съесть его, но, повинуясь побуждению, она свернула на боковую улочку и зашла в небольшое кафе. Такой поступок ничем иным как непозволительной роскошью назвать было нельзя: когда вернется Дима неизвестно, а восьмиста рублей при нынешней дороговизне надолго явно не хватит. Шальная мысль молнией проскользнула в голове: но ведь этих денег вообще могло не быть, и тогда было бы нечего жалеть. Заказав большую пиццу, в ожидании заказа она с наслаждением потягивала из трубочки густой апельсиновый сок. С аппетитом позавтракав и с трудом подавив в себе искушение повторить заказ, она вышла из кафе, в ближайшем магазинчике сделала ксерокопию рукописи списанного с рукописи Сильвестра текста и направилась в институт.
Саша застала профессора Ферапонтовского на кафедре. Щуплый старичок, взирающий на мир сквозь толстые стекла очков, чрезвычайно оживился при виде своей уже давно не попадавшейся на глаза аспирантки.
- Владимир Владимирович, это вам! – она протянула ему тонкую папку с бумагами. – Я была у Тупицы, и он непременно просил вам это передать.
Ферапонтовский медленно перебирал листы, близоруко всматриваясь в мелкий текст.
- Похоже, весьма похоже, что это действительно то самое «Гадание царя Давида». Но, Сашенька, я не вижу ссылок на источники.
- Их не было.
- Но вы же как специалист должны понимать, что без ссылок мы не можем утверждать того, что перед нами реальный исторический документ.
- Владимир Владимирович, это действительно те самые «Гадания»! Я уверена в этом!
- Сашенька, - он укоризненно взглянул на нее. - Ведь вы же профессионал!
Она ощутила, как предательская краска заливает ее лицо. Заметив смущение своей аспирантки, профессор решил перевести разговор на другую тему.
- Я очень рад, что вы вернулись! И с нетерпением жду рассказа о ваших достижениях!
- Извините, Владимир Владимирович, у меня не так уж много времени. Я только сегодня вернулась из Москвы, и сразу же поспешила к вам, чтобы отдать «Гадания». К тому же достижений у меня никаких нет. И еще… - Она замялась. - Вы не могли бы мне рассказать о Сильвестре Тупице?
- Жаль, что вы так спешите! Я действительно очень рад вас видеть. К тому же у меня перерыв, а до следующей пары еще около часа. И, смею полагать, если вы были у Тупицы, у вас появились и еще какие-то новые материалы..
За то время, что Саша была в декретном отпуске, Ферапонтовский сильно сдал. Неуловимые, но совершенно явственные изменения коснулись всего его облика. Лицо профессора теперь сильно походило на печеное яблоко. И без того невысокого роста, он сильно ссутулился, будто пригнулся к земле. Не подвергся влиянию времени, пожалуй, лишь голос – по-прежнему звучный, слегка раскатистый, неизменно завораживающий забитую до отказа аудиторию. Саша ощутила, что уйти просто так было бы по крайней мере некрасиво. К тому же она вряд ли еще когда-нибудь появится на кафедре.
- Владимир Владимирович, в таком случае может позволите мне пригласить вас выпить по чашечке кофе.
- С удовольствием.
Пропустив впереди себя свою любимую подававшую большие надежды аспирантку, он стал медленно спускаться по лестнице, тяжело опираясь на массивные деревянные перила.
- Владимир Владимирович, расскажите мне о Тупице, - напомнила Саша, ставя на стол чашки с их знаменитым крепким кафедральным кофе.
- Что же вам рассказать? История, случившаяся с ним, признаться довольно неприятная. К тому же в ней довольно много загадок. – Профессор снял очки, протер толстые стекла и, водрузив их на прежнее место, продолжал. – Начнем с того, что Тупица – как вы наверное сами понимаете, это псевдоним. Настоящая его фамилия Тупицын. Николай Тупицын. был аспирантом моего однокашника и тогда закадычного друга Павла Гришутина, писал у него докторскую по обрядовой поэзии и, как-то, работая в закрытых архивах, обнаружил там рукопись некоего Сильвестра Медведева, переписчика книг при царском печатном дворе, довольно известного в качестве справщика. Рукопись естественно заинтересовала Николая. Эх, Сашенька, слышали бы вы тогда его выступление на ученом совете! Всем тогда казалось, что сенсация готова вот-вот разразиться – текст рукописи проливал совершенно неожиданный свет на состояние тогдашней философской мысли - как вдруг рукопись бесследно исчезла. Гришутин, как научный руководитель, повел себя тогда довольно странно: принялся утверждать, что никакой рукописи вообще не было. Я полагаю, его поведение объяснялось давлением со стороны печально известных служб – в конце 80-ых система еще не развалилась. Пользуясь правом научного руководителя, он настоятельно рекомендовал Николаю поменять тему, но, как того и следовала ожидать, молодой и горячий аспирант не согласился. Как следствие этого, допуск в архивы у Тупицына отобрали, и тема была закрыта. Одним словом, все это привело Николая к нервному срыву. С полгода он вообще не показывался в институте, а, появившись, и вовсе забрал документы. Кстати тогда он зашел ко мне и, сообщил что сменил фамилию и имя, и теперь его зовут Сильвестром Тупицей. Через несколько лет он разыскал меня еще раз, оставив свой московский номер телефона.
- А что было в той пропавшей рукописи?
- Это был апокриф, вернее разновидность апокрифического сказания, повествующего о том, как человек может распутать петли времени…Во всяком случае так говорил Николай.
- Интересная история…Смена фамилии – насколько я знаю, это иногда случается, но сменить имя…
- Видите ли, Сашенька, он отождествил себя с тем самым Сильвестром Медведевым, жившем в 17 веке. Но знаете, что самое мистичное во всей этой истории? Позже Николаю удалось обнаружить еще две интереснейшие рукописи, о чем он присылал мне об этом подробные отчеты. Признаться, я и сам не до конца понимаю, чем он руководствовался, делая это, почему выбрал именно меня… Хотя. – Профессор ненадолго задумался и чему-то улыбнулся. –И все же я не могу со всей ответственностью говорить о достоверности источников, которые он упоминает.
- Сильвестр Тупица занимается древними гаданиями. – Саша задумалась. – Он очень интересный человек. По сути дела, он возродил древнейшее искусство библиомантию или гадание по священным текстам.
- Саша, - профессор бросил на нее укоризненный взгляд. – Уж мы-то с вами профессионалы и должны уметь отделять, что называется, мух от котлет.
Она отодвинула пустую чашку и, глядя в сторону, произнесла.
- Владимир Владимирович, я хотела вам сказать: я больше не вернусь на кафедру.
- Это – окончательное решение? - Он печально посмотрел на нее:
- Не знаю. Думаю, что да.
- Мне жаль, Сашенька! Признаться, вы меня очень разочаровали. Ваша диссертация весьма любопытна. К тому же…
- Спасибо вам, спасибо за все, - Саша поспешно встала с места.
Стараясь не смотреть профессору в глаза, она быстро попроцалась и вышла из института.

Холодный злой ветер явственно напоминал о том, что пыжившаяся весь свой календарный срок зима еще не оставила мыслей о мелкой мстительности. Переполненная новыми впечатлениями Светка всю дорогу лопотала о том, как весело они проводили время с бабушкой Валей. Никина мама, казалось, была в не меньшем восторге от юной принцессы, как она называла девочку, и обещала непременно заехать за ней в субботу, чтобы пойти в боулинг клуб, где им обоим очень понравилось какое-то мороженое, якобы поступающее туда по специальному заказу. Рассыпаясь в благодарностях, Саша с неподдельным интересом наблюдала за женщиной, нашедшей общий язык с ее капризной, неугомонной и непредсказуемой дочкой. Бабушка Валя и впрямь действовала на девочку подобно могущественному волшебнику: стоило Светке закапризничать, заявив, что она не хочет идти домой, Валентине Николаевне парой фраз удалось убедить девочку слушаться маму.
- А ты еще когда в Москву поедешь? –держась за руку, Светка смотрела ей прямо в глаза.
Она растерялась:
- Да не знаю, наверное нет, – А тебе так понравилось у бабушки Вали, что ты хочешь, чтобы я опять тебя с ней оставила? Ведь так, моя маленькая проказница?
- Да, - тихо сказала девочка, – но ты не думай, я тебя все равно очень сильно люблю.
- Спасибо! Я и не думаю!
- Мам, а можно я дома порисую?
- А кто выкинул все краски в раковину, после чего они размокли?
- Я больше так не буду! Купи мне новые!- В голосе девочки послышались плаксивые интонации. –Купи, мам, купи!
За один только сегодняшний день она потратила около двухсот рублей на кафе. Непозволительная роскошь! Но в таком случае отказать ребенку было бы нечестно. Как ни старайся экономить, деньги рано или поздно (и скорее рано, чем поздно) все равно кончатся. В канцелярском магазине они купили краски, альбом и две тонкие беличьи кисточки.
- Мама, а ты стала добрая! – Светка буквально прыгала от радости. – Почти как бабушка Валя, она мне все покупала, что я хотела.
- Ну коль уж я такая добрая, давай-ка купим пирожные и сок.
- И не будем есть суп с котлетой?
- Не будем. Я его не варила.
Она уже давно сидела одна на кухне, автоматически доедая остатки пирожных. Светка мирно посапывала в своей кроватке, так и не вымыв измазанные краской руки. Подобно тому, как вернувшийся из длительного путешествия человек начинает разбирать рюкзак, дотошно осматривая каждую вещь, до предела наполненную воспоминаниями, Саша начинала извлекать из своей памяти впечатления от поездки, пересыпанные событиями сегодняшнего дня, бережно прикасалась к ним, чтобы не дай Бог, не нарушить тихого очарования новизны.
Она вспомнила, с какой решимостью держала за чуб Кайроса, как поздно вечером, опустошая одну за другой чашки кофе, переписывала странички текста, Сильвестра, то и дело заглядывающего ей в ее бумаги. Воспоминания о Сильвестре вызывали у Саши улыбку. За улыбкой, впрочем, таилось еще нечто, нечто, что она не могла до конца осознать, не оформившееся, смутное, но теплое и даже родное. Саше казалось, что попробуй она вынести это нечто на поверхность, как все его очарование разрушится, обнаружив пугающую пустоту, пустоту, парализующую волю и чувства.
« Тако и ты, человече, имаше дратися из чужих рук, - все повторяла она, вновь беря в руки «Гадания царя Давида». А ведь она так и не поговорила как следует с Сильвестром. Возможно, он показал бы ей еще какие-нибудь списки! На этот раз мысль о Сильвестре обдала жаром ее голову. Неожиданно ей вдруг очень захотелось вновь увидеть его. Усиливаясь, это желание затапливало ее волной неиспытанных дотоле чувств, внушая неясные образы, удивляющие ее саму.

Продолжение следует.