Начало здесь:
http://www.gonduras.net/index.php?a=9331
В пять утра раздался крик: «CHOO-OW»*! Я было задремал, но этот вопль меня
выдернул из нирваны, я вскочил. Народ подтягивался к двери, некоторые уже успели
заполучить подносы и двигались в свои углы.
Я подошел, взял еду и ретировался на свой матрасик. Рядом сидел молодой негр.
Весело спрашивает:
— За что сидишь?
— Пока не знаю, — отвечаю. — А ты?
— Я на probation* был, меня на трассе копы остановили, обыскали, нашли один
грамм крэка, теперь пять лет светит.
— Пять лет… за один грамм?
— Так это не в первый раз, я уже сидел, с двенадцати лет… сначала в детской
колонии, потом в Max Security* четыре года.
— Сколько времени в общем ты по тюрьмам?
— Ну… — он подумал, — лет десять.
— А сколько тебе сейчас?
— Двадцать пять.
— Значит, ты на свободе только годика два побыл с тех пор как посадили
по малолетке?
— Да… где-то так…
Он улыбнулся, золотые зубы заблестели, он поглядел на мой пирожок в подносе.
— Будешь?
— Забирай.
Он радостно зацепил десерт, схавал.
— Спасибо.
— Будь здоров, — говорю… — А я вот пока не знаю, за что… Когда мне объяснят?
— Ну, сначала местный суд по телеку.
— По телеку?
— По монитору… чтоб не заморачиваться в суд возить. Тебе огласят обвинение,
сообщат, если под залог выйдешь и во сколько это обойдется.
— У меня все деньги отобрали.
— Сколько?
— Где-то двадцать восемь штук.
Он присвистнул и завистливо обмерил меня взглядом.
— А какая машина была?
— Вэн.
— Мерс?
— Не-е, Кия.
Он съел пирожное, встал.
— Пойду позвоню.
На стенке висели два телефонных аппарата, к ним стояла очередь.
«Мне тоже надо позвонить», — я подумал… «А кому? И как? Денег то у меня нет.
Ничего нет… только оранжевая униформа без карманов. Ничего… А может вернут?
Может ошиблись? Разберутся, вызовут: «эй, Russian, выходи… извини, все ок… ты
свободен». Может деньги вернут, машину… там же все мои вещи, документы, компик,
они все перерыли… кто им дал право… это ж мое личное имущество… и это — самая
свободная страна? Разве такое возможно?»… Много мыслей нахлынуло, голова и так
побаливала, а тут запульсировало в висках. Я встал, подошел к двери, постучал.
Выглянула недружелюбная физиономия охранника, оторвал его от компа.
— Чего?
— Таблетку от головной боли, плиз.
— В понедельник, когда медсестра выйдет на работу.
И захлопнул окно.
Fuck.
Я ретировался на свое место, головная боль атакует, оглядываюсь, вокруг половина
народу стонет на полу.
Chow! Жрачка! (Вызов на прием пищи)
Probation Испытательный срок
Max Security Тюрьма строгого режима
После обеда перевели в одну из комнат на втором этаже. Меня дружелюбно
встретил обитатель клетки по имени Брайан. Тридцать восемь лет, высокий, худой, белый,
веселый, наркоман. Это он в одеяле давеча в приемной башкой об стены бился.
— Привет! — Он протянул руку. — Брайан.
— Сэм. — Я был приятно удивлен, думал сейчас драка будет, как в кино
показывали.
Брайан рассказал, что всю жизнь на героине, многократно в тюрьмах, но бросать
не собирается, любит это дело. Говорит, лучше чувства в мире нет, лучше секса.
— Просто улетаю в нирвану, — улыбается Брайан.
Что ответить, я героин не принимал. Марихуану пробовал пару раз, да и то
легально, по рецепту в Калифорнии.
Небольшое отступление, расскажу как я медицинскую карту на траву получил. Раз
легализовали, почему бы не попробовать. Еду по бульвару недалеко от моего дома, вижу
лист огромный зеленый светится рекламой и надпись: «Трава Мама». Хм… подъезжаю,
звоню, решетки на дверях. Открывают две веселые студентки, пританцовывая
приглашают внутрь. Я говорю: «бумаги пока нет, просто зашел поглядеть». А они мне:
«да вон, через дорогу прям, доктор… иди получи лицензию, шестьдесят баксов, десять
минут займет, не больше. Пешком иди… вон вон» - показывают.
Перехожу дорогу. За столом восточного типа девица, темные волосы, глазки
мутненькие, беззаботные.
— Вы за лицензией? А-а… щас! АЗА-ААР! — кричит. Клие-ент!
— Давай его сюда! — доносится голос с акцентом.
— Проходите… вторая дверь направо.
Вхожу. Угрюмый иранец за столом, на хозяина заправки похож.
— Лицензия нужна?
— Ну да, вроде… — отвечаю, слегка смутившись… «Неужели оно так все
просто…»
— Но проблем… — он вытаскивает папочку… — На что жалуемся?
— Я?
— Ну да. Что болит?
— Ничего.
— Как ничего?
— Да вроде все хоро…
Он меня прерывает.
— Так… Голова болит?
— Ну бывает… там перепил…
— Хорошо. — Он деловито отмечает на листочке.
— Спите нехорошо?
— Ну когда перепью, опять же…
— Ок… — еще отметочка в анкете. — Депрессия бывает?
— Ну наверное… когда с похмелья…
— Отлично!
Протягивает мне бумагу.
— Распишись. Иди к девочке, шестьдесят долларов оплати.
Выхожу, рассчитываюсь, бумага есть, перехожу дорогу, звоню в дверь, студентки
в восторге, сверяют бумажку с удостоверением, заводят в магазин. На полках ряды банок
с травой.
— Вам какую?
— Даже не знаю…
— Ну… такую чтоб повеселиться?
— Да нет, мне чтоб хорошо поспать.
— Поспать? Вот… «Sativa». Есть по тридцать за грамм, по двадцать, по десять…
но этот не совсем чистый, а вот тот, что по тридцать — супер.
Смотрят на меня вопросительно.
— А еще есть печенье с коноплей, сладости, тортики, есть трубки, зажигалки…
— Хм… дайте мне тот, что по двадцать. Голова не будет болеть?
— Нет, ха-ха-ха… какой там… еще вернетесь за добавкой.
Отсыпает «Сативы» в коробок, взвешивает, щепотку добавляет, подмигивает.
— Как новому клиенту.
— Ок.
Беру коробок, покупаю еще трубку как у Боба Марлей и зажигалку. Еду домой,
пробую легальное курево. Вставило, но не лучше хорошего вина.
В понедельник меня перевели в другой зал. Громкие ТВ на стенах, народу человек
пятьдесят, галдеж. Поселили в клетку на втором ярусе с типом по имени Джесси.
Двадцать восемь лет, рок музыкант, наркоман, хромой. Говорит, в гостях был у друга, там
хорошенько обдолбались кокаином, хозяин дома вдруг вытащил пистолет, стал угрожать,
стрелять в потолок. Джесси отобрал у него оружие и нечаянно застрелил. Убил или нет,
еще не знает. Сам позвонил в полицию, копы приехали, повязали, пострадавшего то ли
в больницу, то ли в морг. Пока неизвестно. Если убил, то лет двадцать сидеть, если
ранил — до десяти.
Вариации внезапного выпуска на свободу проигрываются бесконечно на полотне
сознания. Сложнее всего рано утром: проснулся и ты — в тюрьме… Темная туча
обволакивает душу. Потолок белый, вентиляция, решетки, «почему я здесь?» Нет, это
ошибка, выпустят, скоро выпустят, вот-вот откроются двери, меня выведут, вернут
гражданскую одежду, деньги, документы… адвокат с извиняющейся улыбкой
встретит: «сорри, разобрались, машина ваша у входа дожидается, вот документы
и деньги, — вручает мне пакетик, — а также компенсация вам положена за нарушение
конституционных прав, — протягивает визитку, — будем над этим работать. А пока,
позвольте пригласить вас на ланч, обсудим это дело…»
«Ну а если никто и не встретит, надеюсь тут знают где моя машина, где тот
полицейский участок находится. А как туда добраться, все деньги ж отобрали? Пешком
дойду, только отпустите… Оттуда сразу на хайвэй и, не превышая скорости, только
в правом ряду, в сторону Нью-Йорка, шесть часов ехать. Остановлюсь на кофе, ароматная
кружка в машине, музычка, еду… свободен. Там продаю бусик, на такси и в аэропорт.
Беру билет за кэш, прохожу контроль, выпиваю водочки в баре, жду посадку на самолет…
двигаюсь со всеми в очереди, показываю паспорт, никто на меня не смотрит, проходите
плиз… Вхожу в самолет, стюардессы улыбаются, интересуются какое место… ничего, я
и сам найду… прохожу. Самые крутые уже сидят в первом классе, виновато потягивают
шампанское пока простой люд ползет на свои места и угрюмо на них косится. Прохожу
с чемоданчиком, вот оно мое место, двадцать первый ряд, у окошка, это хорошо. Саквояж
наверх… нет, сначала ноутбук вытащить и что мне там еще понадобится, девять часов
лететь. Усаживаюсь, протискиваюсь к окошку… Ох уж эти сиденья, все меньше и меньше
становятся, урезают по миллиметру каждый год… ничего, спасибо и за это, у окошка чуть
больше места, форточка опять же, поглядеть на облака. Теперь можно и расслабиться,
закажу водки как взлетим, сейчас еще рано, я не в первом классе. Скоро, скоро, часов
десять и ты на свободной земле, по настоящему свободной, а не в державе выдуманной
Голливудом, где все искусственное… и жрачка, и сиськи, и улыбки, и зубы, и кино,
и счастье и демократия. Отпустите меня в лес, в деревню, буду печку топить, по огороду
бродить, помидоры выращивать…»
Через неделю наконец, меня вызывают, руки за спину, по коридору, в комнату
тихую заводят. Кондишин, офис, почти свобода. Снимают наручники, мерцает монитор
на стенке, старенький судья на экране, бумаги рассматривает.
— Так… Мистер Смирнофф… — глядит из под очков устало… — Деньги есть?
— Деньги… только те двадцать восемь тыс…
Он поднимает руку, хватит, мол.
Стою, жду, он шуршит бумагами.
— Двести тысяч долларов bond. — Захлопывает папку, экран гаснет.
Мне надевают цепи, ведут обратно в казарму. «Двести тысяч выйти под
залог?!» Вхожу в зал, народ галдит, играет в теннис, в шахматы, смотрят ТВ, спорят,
хохочут, будто эта жизнь – норма… сидеть тут запертым в серой коробке с незнакомым
преступным людом, без понятия когда белый свет увидишь.
Еще одна неделя прошла в ожидании. Шестнадцатого апреля в семь утра, когда
еще все были заперты в клетках, донесся голос из спикерфона:
— Смирнофф! С вещами на выход! Пять минут на сборы!
Я метнулся вниз с верхней полки, Джесси тоже вскочил.
— Чува-ак! Ты идешь домой! — вскричал Джесси. — Домо-ой! Ты идешь домой!
— Откуда ты знаешь? — я в недоумении, не может быть…
— Домой! — кричит Джесси, аж скакать начал на здоровой ноге. — Когда
объявляют: «с вещами на выход, это значит: домо-ой»!
Собираю вещи дрожащими руками… какие у меня там вещи, пару книг и кружка
пластиковая, что мне тот же Джесси подарил. Отдаю ему свое богатство, стою
в оранжевых тряпках у дверей, Джесси мне советы дает, что делать на свободе. Первое:
«сразу же в аэропорт и вон из Америки»!
Двери открываются, в зале тишина, все заперты, выхожу в сопровождении охраны,
оглядываюсь: в окошечках лица зэков, с грустью глядят мне вслед, кто-то даже рукой
помахал.
Выходим в коридор, двигаемся к приемной, там где оформляли три недели тому
назад. Впереди, через прозрачные двери, вижу двух федералов в пиджаках. Чистенькие,
бритые, в черных костюмах, видимо позавтракали отлично этим утром, может даже
и в Старбаксе капучино заправились, стоят молча и с иронией глядят на меня.
Заводят в раздевалку, выдают гражданские вещи, снимаю оранжевое тряпье,
переодеваюсь, а надежда между тем растет и крепнет… «ведь в гражданское
переодеваюсь, в свои собственные вещи… джинсики, футболка синяя, свитерок…
может все таки на волю… они меня наверное только до машины подвезут, которая гдето
тут на стоянке неподалеку… Да… это ведь справедливая страна, разобрались в моей
невиновности, сейчас извинятся, отвезут к машине, вернут документы, вещи, деньги,
пожелают удачи… да, так и будет…»
Выхожу, даже хочется улыбнуться старым знакомым, робкая надежда таится…
но мне вдруг велят повернуться лицом к стене, руки за спину, щелкает холодный метал,
наручники вонзились в запястья, берут под локти, выводят в ангар, заталкивают в серую
машину.
Ехали около часа по хайвэю. Я, скрюченный на заднем сиденье с наручниками
сдавливающими запястья; один федерал рядом, пистолет поблескивающий из под
пиджака; второй за рулем. Они неторопливо переговаривались, жаловались на подруг,
делились советами как знакомиться в сети. Я смотрел в окно на вольных людей, едущих
куда-то в своих автомобилях, вероятно и не подозревающих о своих свободах,
а думающих о том, как познакомиться онлайн.
Приехали в здание суда Кливленда, ворота ангарные поднялись со скрипом…
въезжаем в темный гараж, боковая дверь в стене неприметная… вхожу в лифт, лицом
к стенке… стою в отдельном отсеке с решетками. Оказывается, тут даже в лифтах есть
тюремные камеры.
Зал суда, атмосфера свободы и официоза, просторное чистое помещение,
судейский стол на возвышении, герб США внушительный на стенке, в окне — серое
озеро.
Ко мне навстречу встал высокий мужчина лет пятидесяти, мой бесплатный
адвокат, Мистер Ланелл. Протянул руку, похлопал по плечу и сказал, с улыбкой:
— Я знаю, что ты не виноват.
Я выдавил грустную улыбку в ответ… «Может на самом деле сейчас разберутся,
оправдают, выпустят, отвезут к моей машине, вернут документы и деньги, свободен
мол, извини брат».
Это было слушание (bond hearing) о возможности выйти под залог, пока идет
расследование. Высокий худой обвинитель с синяками под глазами, усердно доказывал
судье, почему меня опасно выпускать. У него была тетрадка и он по пунктам, гневно все
перечислял: «два гражданства, поддельные налоговые декларации, ничего его не держит
в США… убежит, сто процентов убежит, если отпустим». И он был прав, я бы пешком
в Нью-Йорк, лишь бы мне паспорт вернули, а оттуда на самолет и домой. Или в Мексику
через забор, в Южную Америку, в леса Амазонки, раствориться среди аборигенов
и забыть про тюрьмерику.
Продолжение следует.
|
