Уже потом, оттаивая от злоключений и анализируя последствия котастрофы, Ищенко пришёл к выводу, что всё началось в тот злополучный миг, когда к нему на остановке подошёл замызганный цыганчонок и сказал, ковыряясь в носу: «Чуешь, Кирилло, щось у мене хуйчiк болить, - давай я тебе трошкi поiбу?»
Ищенко возмущённо хлопнул в ладоши и сказал «Кыш!», но что было поделать с вороньём; чёрная стая медленными кругами оседала с неба, и от шороха их крыльев остывал в груди неприятный тяжёлый осадок. Они, эти птицы, почти касались крыльями поголовья безропотного стада людей, ждущих автобус.
Набрякшие от утренней росы, пассажиры отворачивали от Ищенко жёлтые кляксы лиц и чесали носы, пряча гнусные улыбки, а он чуял неладное, - он чуял как чья-то твёрдая рука вытягивает его почки через задний проход.
Плохих всегда больше, он это знал с детства; стоя в очереди за гуманитаркой, он от нечего делать подсчитывал, сколько раз в жизни приходилось топтать свою песню, и петь чужие, сколько раз, - о боже, за что…
Мимо очереди по килидору проходили новые чекисты из батальёна «Восток». Возле Ищенко они остановились и окинули его сверху вниз дулами автоматов.
- Стоишь? – Грозно поинтересовались ребята.
- Да. - Ищенко поклонился, пряча глаза.
- Зачем?
- У меня мааать… - С каждым ответом Ищенко становился меньше ростом, - мать моя…
- А какой ты по очереди?
- Одна тысяча пятисотый.
- Хочешь стать двухсотым? Мы поможем тебе.
- Помилуйте, хлопцы… мне и сорока ещё нету… лучше трёхсотым. - Ищенко по-собачьи заглянул каждому из них в глаза, снизу вверх.
- Да чо ты боишься? Двухсотым быстрее, наверочку.
- Хлопцы… можно я на колiна встану?
- Так! прекрати паясничать! Пошли с нами.
Они двинулись вдоль очереди, Ищенко понуро поплёлся за ними, хромая на обе ноги. Один из ополченцев с каштановой бородкой в стиле «кадыр» звучно воскликнул:
- А ну! Кто тут двухсотый? Быстро, блять. – И передёрнул затвор автомата. В очереди прекратили дышать. Был слышен только бешенный стук нескольких сотен сердец. Все окаменели строго в профиль, не смея ожить и пошевелить хоть взглядом. Тут из толпы выползла вверх костистая восковая рука.
- Ты? Выйти из строя! – Из строя выдавился дохлый от ужаса двухсотый.
- Становись туда, - «кадыр» указал Ищенко дулом. Тот встал на место двухсотого, бормоча молитвы, смешанные из трёх языков – русского, украинского и русско-украинского. Он с облегчением проводил взглядом своих новых друзей и почти не поморщился, когда за ними закрылась дверь и сразу же теленькнуло короткое автоматное тра-та-та.
Как жизнь скучна бес приключений.
Подходя к подъезду, он поздоровался с Ильиничной. Эта старуха была старой, когда он ещё ходил в школу. Она мало кого узнавала, но кивнула ему на всякий случай.
Поднимаясь по лестнице, Ищенко всё размышлял над морщинами Ильиничны; седой пучок на трясущейся головке, роговые очки в пол-лица, усы над верхней губой, сухие коленки, обтянутые войлочными репетузами – эге-ге, сказал себе Ищенко, и когда уже подходил к двери, заметил, что в штанах возмутительно вспенилось, да так, что это стало заметно.
- Мамо! Я прыйшов! – громко сказал он и швырнул в угол гуманитарную подачку. Пройдясь по квартире, Ищенко понял, что покой сегодня ему не светит. Нарастало возбуждение, в воздухе пахло женщиной, в мире было много женщин и очень хотелось ебаться. Желание усиливалось с каждой секундой. Ищенко прошёл в туалет, освободил пенис и стал его энергично шлифовать безоружной рукой. «Как хорошо, что господь снабдил нас, мужчин, этим чудесным клапаном, - подумал он, - иначе сколько бед, сколько сорванных судеб…» Вначале он смотрел на себя в зеркало, потом перевёл взгляд на полочку с шампунями.
Прошло пятнадцать минут, но покращення не наступало. Тогда он вспомнил о матери.
Мамо, подумал он.
Гарпына Леонидовна находилась в своей спальне под капельницей. В спёртом воздухе комнаты парили над мамой дУхи и мухи, и если бы не бессмысленный стеклянный взгляд в потолок, хранящий тусклую искру, то высохшую мумию можно было смело придать земле. После инсульта она лежала здесь уже пятнадцать лет и молчала.
- Мамо, цэ я, - сказал он, - подвиньтесь. – Он откинул одеяло. Её руки были ритуально сложены на груди. Жёлтые ноги с поджатыми пальцами удобно расставлены. Ищенко расстегнул штаны и взгромоздился на маму. В её расширенных зрачках появился слабый писк недоумения.
- Ничего, мама, - зашептал он ей в ухо, в то же время направляя в замшелое мамино устье свой деревянный кол, - это ничего…
И погнал. Он отчаянно гнал на маме, будто остервенело грёб на утлой лодке сквозь бушующий шторм к перемоге. В пылу рутинной борьбы посещают разные мысли. О чём можно думать, когда ебёшь мать? Ищенко задумался о войне. «Война, - думал Ищенко, пыхтя, - она, по сути, кровавая безобразная рана, напоминающая женское влагалище. И если на эту рану попадают крупинки личных страстей, как соль, то это вызывает невообразимо гремучий коктейль из наслаждения, стыда и жуткой боли – как будто ебёшь мать. У войны лицо спившейся, больной на голову матери…»
Кровать бессовестно скрипела, соседи сигналили по батарее и заинтересованно приставляли стаканы к стене. Ищенко копытами стучался в небо.
Через час с небольшим, когда с него сошло семь потов, а мама с головой скрылась в продавленной перине, он понял всю безнадёжность борьбы, плюнул и с противным чпоком вытащил прибор из мамы. Стараясь не смотреть на труп, он сел на кровати, задыхаясь от отчаяния и злого желания наконец кончить.
- Який ты став мiцний, Iгорьок, синку… - послышалось сзади, - який мужнiй.
Он испуганно обернулся. Порозовевшие щёки старухи тронуло подобие улыбки, она радостно приподняла руку, не веря в своё чудесное исцеление. Блуждающие глаза мамаши сияли похотью. Ищенко бросился вон из спальни.
Так. Надо что-то делать. Он включил телевизор. Возбуждало буквально всё: он напоминал кипящий чайник с приваренной крышкой, - вот-вот рванёт, и через ноздри пойдёт дым или кровь. Бизнес –класс, в мире животных, новости, в гостях у сказки, лайф-ньюс – за полчаса он мысленно перееб всех зверей, дикторов и ведущих в телевизоре, в сердцах швырнул в него пультом и забегал по квартире. Что делать! Что делать! Бросился на диван и стал дрочить по памяти на всё, что мог наскрести прекрасного в жизни. Добра оказалось немного, тогда он стал дрочить на воображаемые деньги, настенные часы, посуду в шкафу - тоже мимо.
Тогда его взгляд упал на икону В.В. Путина, висящую в сакральном восточном углу в обрамлении венка из бумажных роз, и в голове помутилось от вожделения.
На Путина он настроился всерьёз. Менял руки, ускорялся как спринтер, даже смазал хуй мазью от ожогов. Насолода издевательски маячила где-то на расстоянии протянутой руки, но… но… но…
- Пу-тин! Пу-тин! – Хрипло скандировал он, шуруя двумя руками, но, сбившись на ритме, затянул более удобную волынку: - Ра-си-я! Ра-си-я! Ра-си-я!
Сухо. Даже всесильный Путин оказался бессилен. Пещеристый Пенис Ищенко приобрёл синеватый гематомный отлив и прибавил в весе и росте. На багровой залупе не выступило ни капли вологi. Да и сам спортсмен подустал, теперь он наблюдал в посудном сервантесе своё изломанное отражение и видел издёрганного человека с почерневшим лицом, двумя руками терзающего огромный сизый черен между ног.
Чёрный черен, чёрный черен… што ш ты, сука.
Он подошёл к любимому портрету вплотную.
- Путин хуйло! – с обидой выпалил Ищенко, и добавил, плюнув в богоподобный лик, - казззёл…
Как соломинка перед утопающим, в его мысленном взоре снова всплыла Ильинична.
Ищенко пошёл на кухню, вывалил на пол мусор из ведра, проковырял в нём ножом отверстие сбоку и вставил туда свою воспалённую сливу.
Ильинична все ещё сидела на лавочке. Ищенко вышел, держа перед собой ведро, накрытое крышкой. Он встал перед ней с ведром, не зная как начать.
- Тёть Маш..
- Ась? – бабушка дёрнула головкой и близоруко наставила на него очки.
- Тёть Маш… хотите кабачок? – брякнул он наобум, - он там застрял, нате, берите. – И животом подтолкнул к ней ведро.
Ильинична расслышала. Сняла крышку и окунула нос в ведро. Залезла туда рукой и схватила за кабачок.
- О… - Ищенко застонал и облизал губы, - тяните… тяните ещё… вы его туда-сюда, он там застрял…
- Дык.. а чо это? – Ильинична залезла другой рукой и стала дёргать.
- А ножик есть, Игорёк? Дай ножичек, подковырнуть бы… - Для Ищенко это стало последней каплей.
- Пизду себе расковыряй, кобыла старая! – Вне себя заорал он и рыдая убежал в дом.
Он схватил телефон. Тянуть было нельзя.
- Скорая? Скорая! Ско-ра-я! Ско-ра-я! – в горячке он опять стал чеканить слог, но спохватился: - Памагите! Памагите, блять!
- Алллоу… - Бархатно проворковало в трубе, - что случилось? Говорите внятно.
- Куда внятно! Я кончить не могу! – плюясь пеной, орал Ищенко, - меня заколдовали! Я хочу кончить, кончить, понятно вам?!
- Назовите ваш адрес. Вашим диагнозом занимается другая служба. Сейчас мы их наберём. Будьте дома.
Он сидел на полу в колидоре, приложив к писюну пачку замороженных пельменей, когда в дверь позвонили. На пороге возникли две докторши. Их вид воодушевил бы мёртвого. На головах медицинские кокошники, белые халаты были стандартной для этих дел длинны, вполне и без труда позволявшей влажному взору проникнуть в святая святых. Смешные пуговички на грудях девиц едва сдерживали сдобную плотину плоти, бьющую через край.
- Вы больной? – спросили они. – На что жалуетесь? Ах, это… Вам необходима срочная операция, это видно на глаз. Пройдёмте в операционную, немедленно.
- Куда? – Не понял Ищенко.
- В спальню, в спальню, гражданин.
В их руках был саквояж, его разложили на столе и начались приготовления. Появились странные и чуждые мирным обывателям предметы: маски, хлыст, наручники, верёвка, мыло и гуттаперчевый катетер такой развратной формы и цвета, что у Ищенко при взгляде на него непроизвольно сжался сфинктер.
- Это ваша мать? – на кухне мама уже жарила яичницу и что-то мурлыкала себе под нос. - Она сможет ассистировать? Держите свечку, мамаша. А вы, больной, пристегнитесь ремнями. Мы начинаем.
На улице Ильинична услышала странности и подняла голову. В квартире Ищенко было шумно. В жёлтом квадрате окна интенсивной гурьбой клубились тени, в стороны выстреливали конечности, от силы высоких звуков дрожали стёкла, - там кипело что-то настолько живое и грешное, что старушка сокрушённо покачала головой.
- Ад и израиль, -скорбно сказала она, глядя в небытие.
Перед подъездом стояла машина скорой помощи. Кроме красного креста на двери был нанесён фирменный логотип и надпись «Сёстры немилосердия». За рулём скучал пожилой водитель с газетой в руках. При словах старушки он оторвал взгляд от газеты, посмотрел на неё и солидно кивнул.
Но всё заканчивается. И вот, открылась дверь подъезда, и сёстры на носилках вынесли Ищенко. Он мотал головой в горячке, из его бреда можно было уловить что-то сбивчивое: «Никогда мы не будем братьями… ни по матери… ни по батюшке…»
С помощью водителя сёстры небрежно утрамбовали его в машину и с лязгом захлопнули заднюю крышку.
Из окна счастливая мать махала рукой и слала неизвестно кому воздушные поцелуи.
пока не дочитал. судя по неуместной витиеватости, писал Умбра. или как там. не помню.
30.09.2014 01:42:00
№4
х.з... это должен прочесть районный психиатр по месту прописки автора, я считаю. и больному польза, и доктор может что-нибудь почерпнуть для диссертацыи
30.09.2014 01:45:32
№5
а эти намеки на Маму - это хамство. я щитаю
30.09.2014 01:46:00
№6
да. а где все поциенты?
30.09.2014 01:56:19
№7
извини, автор, но осилить до конца эту блевотину могут не только лишь все. мало кому придет это
но ты руки не опускай. творчество душевнобольных и его влияние на развитие технического процесса еще малоизученная область
гугу
30.09.2014 09:05:15
№8
нечетал
6 звёзд
30.09.2014 10:07:37
№9
про путенхуйло есть
зачот нечетая
30.09.2014 10:21:13
№10
кстате, Маретусечке и Маку - праведно презирающим быдлопропаганду по дибилятору и свято верующим в инторнецкие жежешечки и мордокнижечки болотных страдальцев и прочая белоленточная либерастия -
колорадский подгон
Кукусечка, Макусечка и Маретусечка, и прочие мусипусечки
30.09.2014 11:15:08
№12
30 сентября в России отмечается День Интернета
30.09.2014 11:17:58
№13
«Сегодняшний Гондурас - республика с двумя пехотными полками и одной психиатрической больницей.» - интернет в гондурасе не у всех
30.09.2014 11:21:55
№14
где народ?
30.09.2014 12:56:29
№15
Для №2 MT (30.09.2014 00:20:07):
добрый дзень.
вы отлично выглядите.
вдуть бы вам, мама
30.09.2014 12:58:01
№16
где Кукусечка? што вы с ним сделали, фашисты грёбаные7
30.09.2014 12:59:27
№17
Осенний дождь в кристаллах хрусталя
И клён одет в парик багряно-рыжий
Берёза. Голая. Бессовестно-бестыжа..
Мой мозг завис на этом месте.. Бля!
30.09.2014 13:03:45
№18
Для №10 ЯДИ (30.09.2014 10:21:13):
А/м, к/г.
Свинья грязи сыщет.
30.09.2014 13:06:04
№19
чекисты в ботильонах абибас дули дулами и жали жалами
30.09.2014 13:08:50
№20
Для №18 ebiscop (30.09.2014 13:03:45):
а/м, ай эм, из ит.
30.09.2014 13:10:03
№21
не пора ли немного погандурасить7 тут холодно
30.09.2014 13:11:20
№22
Для №18 ebiscop (30.09.2014 13:03:45):
вы, батюшка, на што надрачиваете? или это просто аватарка?
30.09.2014 13:12:11
№23
захотелось много курвуазье и немного курить. метеоусловия шепчут
30.09.2014 13:22:55
№24
Для №22 джон янг бо (30.09.2014 13:11:20):
а/м - это про Ядишного Алексея Сахнина.
Твой кревас порнравилсо, хотя весь пока неасилил. Реальная контркультура (хотя теперь, может, это - мейнстрим?). Словом владеешь.
Пеши исчо, я на зачотные кревасы надрачюю.
30.09.2014 13:28:57
№25
реально знал уродца который трахал свою маму. и все знали. окружающие. и мама ейное знала. они пили вместе и трахались. тьху, для!!
он возбудился, вышел на крыльцо
а там сосна упругая у бани
березка в листья спрятала лицо
татарский клен в малиновом тюрбане
березку он давно уже склонял
потом жалел ее, раскаивался, пьяный
бывало ей с сосною изменял
(та оказалась очень деревянной)
в порыве страсти он шагнул с крыльца
но тут всупил автоматизм рефлекса
накинул плащ резиновый в сенцах
так выпьем же за безопасность секса
30.09.2014 14:34:04
№29
Да читали , читали уже этого узника.
Ахаха(с)
Для №10 ЯДИ (30.09.2014 10:21:13):
30.09.2014 14:34:35
№30
Звиняй, синку.
Я несвободна.
Для №15 джон янг бо (30.09.2014 12:56:29):
30.09.2014 14:35:12
№31
+!
Для №18 ebiscop (30.09.2014 13:03:45):
30.09.2014 14:36:49
№32
Реально знала такую маму, которая нежно жаловалась на работе на это дело.
Мол, бедная я, несчастная. вот чо он со мной творит.
И даже, мол, не знаю, типа, чем ему противостоять.
Страшно было смотреть на нее.
Для №25 АзиМуд (30.09.2014 13:28:57):
30.09.2014 14:36:59
№33
Как в бездну.
30.09.2014 15:36:07
№34
Для №15 джон янг бо (30.09.2014 12:56:29):
Поясните, хэппи энд у главного героя случился или нет? Я переживаю.
01.10.2014 11:28:37
№35
Для №28 zzz (30.09.2014 14:18:11):
можешь, если захочешь
01.10.2014 12:09:19
№36
Для №32 MT (30.09.2014 14:36:49):
это конец. деградации. римская империя какая то и содом. карфаген должен быть разрушен
01.10.2014 17:16:31
№37
Гоморра, ага.
Для №36 АзиМуд (01.10.2014 12:09:19):
02.10.2014 21:19:19
№38
Да чо там... зачот!
старый добрый падонковский стиль без дебильного албанцкого, но с лёгкой кислинкой украинизмов.
02.10.2014 21:21:15
№39
я аж прослезился....
да, были и мы когда-то молодыми и восторженными падонками, а толстов ещё не был таким мудаком...
02.10.2014 21:29:04
№40
а щас чо? толстов скурвился, МТ почти не матерится, и куча злобных снобов весь гондурас засирають....
Где все скажите? где скво, где сквер, где старовер? Где милый юноша-максималист резодоид? Где брутальный липа? Где мерзкая мандала, наконец? Один подлец-мертвец васенага глумиться, да французский эстет френч куражится...
